Я отрицательно качаю головой.
– У меня есть идея получше.
Его ухмылка восхитительна.
– И какая?
– Ты. Я. Моя квартира.
– О, да, – шепчет он. – Идем.
Когда мы входим внутрь, я почти чувствую головокружение. И большинство взглядов в комнате тут же обращаются к нам. Джастин переплетает свои пальцы с моими, словно объявляя всему миру, что мы – вместе.
Мне втайне нравится, что он не стесняется этого. Мне нравится, что мы выходим к друзьям как пара. После того, как мы несколько месяцев скрывали то, что творилось между нами, это очень желанная перемена.
Я кладу голову ему на плечо – у нас слишком большая разница в росте. Джастин проводит ладонью по моему плечу, прижимая меня к себе.
– Ну, мы собираемся… уходить.
По всей комнате раздаются возгласы, вопли и свист.
А потом деньги переходят из рук в руки: Ашер, хмурясь, платит Тедди.
– Ты был прав, – бормочет он.
– Что за? – спрашивает Джастин.
Тедди пожимает плечами.
– Мы поспорили. Наконец-то вы, ребятки, поняли, как идеально вы подходите друг другу.
Я вижу улыбку Бекки с кухни.
– Жесть, – говорит Оуэн, очевидно возмущенный тем, что его собственные друзья делают ставки на его сестру и лучшего друга.
Когда мы пересекаем комнату, Джастин останавливается напротив Оуэна и пожимает ему руку. Я испытываю облегчение от того, что Оуэн не отталкивает его. Между ними мелькает молчаливое понимание, и я ухмыляюсь этому безмолвному диалогу, наконец-то чувствуя спокойствие от того, что карты раскрыты. Но затем Джастин тащит меня к входной двери, и меня накрывает новая волна эмоций.Глава 29. Время на льду
Элиза
– Что еще за?.. – Я улыбаюсь, держа глаза закрытыми, как и просил Джастин.
Его руки на моей талии направляют меня по цементному коридору, мои каблуки стучат в тишине комнаты. Прежде чем я успеваю снова спросить его, куда он меня ведет, запах выдает все. Хоккейная арена обладает особым ароматом.
Я растерянно улыбаюсь.
– Ты привел меня на каток?
Что за черт? Он что, забыл про сегодняшнюю тренировку?
Все это в новинку для нас, и мне нравится то, как он старается. Но что за?.. Очевидно, что я не привыкла к этой его грани.
Джастин коротко смеется.
– Открой глаза.
Я открываю и на мгновение лишаюсь дара речи. Когда он захотел попробовать себя в роли моего парня, Джастин настоял на том, чтобы устроить свидание в эти выходные, и я была более чем счастлива доверить все ему. Только теперь я совершенно запуталась. Он привел меня на каток, где он проводит бесчисленные часы, тренируясь и работая… это бессмысленно.
Но неожиданно смысл появляется.
Во-первых, мы тут совсем одни. Что-то в этом кажется особенным и слегка запретным.
С улыбкой, играющей в уголках губ, я оглядываюсь.
Верхнее освещение над рингом выключено, и единственный свет исходит от блестящего дискобола над головой. Он разбрасывает крошечные серебряные сияющие капли по всему льду. Это выглядит почти волшебно.
Джастин нажимает кнопку на своем смартфоне, и тишину вокруг нас заполняет негромкая музыка. Он ведет меня к скамейке, где лежит пушистый плед, две пары коньков и термос.
– Весь каток в нашем распоряжении, – мягко говорит он, глядя мне в глаза.
Мое замешательство сменяется улыбкой. Мы много лет не катались вместе. Когда мы росли, то постоянно катались вдвоем, но в какой-то момент перестали.
Это безумно, как холод в воздухе и даже запах льда может разжечь ностальгию. Это мы. Наша история. И он спланировал это все без моего ведома.
– Это удивительно, – бормочу я, следуя за ним к скамейке и садясь.
Джастин наливает мне кружку горячего какао, которое я пью, пока он опускается на колени передо мной, чтобы зашнуровать мои коньки.
Потом он снимает свои ботинки и надевает коньки.
– Готова? – спрашивает он, озорно улыбаясь мне.
– Да, но я буду немного неуклюжа. Просто предупреждаю.
Он предлагает мне руку, и я беру ее, выходя за ним на лед. Он легко скользит вперед, крепко держа меня за бедра, чтобы я не упала.
Ветер треплет мои волосы, и я смотрю на него, чувствуя себя безумно счастливой, когда мы вместе скользим по льду.
Джастин склоняется и, хохотнув, крадет поцелуй.
– У тебя вкус шоколада.
Уже месяц прошел с тех пор, как мы начали встречаться официально, признавшись во всем моему брату, и с каждым днем становится все лучше и лучше.
– Это же лучшее свидание на свете, – смеюсь я, вцепляясь в его бицепс.
– Я рад, что ты одобряешь. Не был уверен, что тебе понравится.
Мне это нравится по множеству причин. Потому что это напоминает мне наше детство, и потому что это так похоже на него. Мне нравится, что мы не в пафосном ресторане, окруженные претенциозными людьми, и я могу склонить голову ему на грудь, пока он держит меня.
– Мне очень нравится, – говорю я, встречаясь с ним взглядом.
Он прикасается к моей щеке, откидывая мои волосы за плечо, и смотрит на меня сверху вниз.
– Я люблю тебя.
Эмоции комом встают в горле, слезы заполняют глаза. Он впервые сказал это, и приливная волна чувств угрожает сбить меня с ног. То, что мы на коньках, лишь усугубляет ситуацию.
Джастин опускает губы к моим губам, пока мы медленно останавливаемся в центре катка.
– Не плачь, детка.
– Я тоже тебя люблю, – бормочу я, обхватывая руками его шею. На коньках я не могу подняться на цыпочки, поэтому заставляю его пригнуться. Склонив голову ко мне, Джастин ловит мои губы в сладком поцелуе.
Глава 30. Эти четыре маленьких слова
Джастин
«Я тоже тебя люблю».
Эти четыре слова на губах Элизы – сладчайший звук. И не только потому, что я знаю, это правда, но потому, что для меня, того, кто большую часть жизни чувствовал себя нелюбимым – чувствовал себя полным разочарованием, – это значит все.
Я потратил десять лет, надрывая задницу, чтобы стать профессионалом, а затем все свободное время проводил, окунаясь во все плотские удовольствия, которые могла предложить мне жизнь. Но никогда я не чувствовал себя так, как чувствую с ней. Я чувствую себя цельным. Впервые за долгое время. Может быть, вообще впервые.
Склонившись, я прижимаю свои губы к ее губам и дарю Элизе медленный, нежный поцелуй. Мы катаемся еще немного, она держится руками за мою талию, чтобы не упасть, а я опускаю подбородок ей на макушку.
– Ты замерзла? – спрашиваю я через некоторое время. Элиза поднимает взгляд и кивает.
– Немного.
– Тогда идем. Разогреем тебя.
Мы сходим со льда, и я веду ее к скамейке.
Я помогаю Элизе снять коньки, и все это время она улыбается, глядя на меня.
Мой телефон звонит на скамейке рядом, беру его и вижу имя мамы. Когда я читаю сообщение, с губ срывается тихий стон.
Элиза хмурится.
– Что такое?
Я качаю головой.
– Ничего. Просто мама спрашивает о моих планах на День благодарения.
Элиза кивает.
– Итак… ты поедешь на праздники домой?
Я провел много праздников – рождественских вечеров, Дней благодарения и пасхальных ужинов – с семьей Пэриш, вечно таскаясь за Оуэном. Обычно потому, что мои родители либо ругались, либо уезжали отдыхать со своими новыми пассиями, или просто были слишком заняты собой, чтобы вспомнить обо мне. И потому что родители Элизы и Оуэна никогда не относились ко мне как к постороннему. Они всегда с радостью приветствовали меня, хотя я и не могу не задаваться вопросом, изменится ли что-нибудь в этом году, теперь, когда я встречаюсь с их дочерью. Боже, надеюсь, нет, потому что они – фактически единственная семья, которая у меня есть.
– Не знаю. Я еще не решил.
Элиза знает о моих сложных отношениях с родителями и никогда не осуждает меня за это.
– Может, нам стоит поехать вдвоем, – предлагает она.
Я смотрю на нее.
– Ты сделаешь это?
Она кивает, улыбаясь.
– Конечно, сделаю. – Она встает и сует ноги в туфли, тогда как я принимаюсь снимать свои коньки. – На самом деле я думаю, это будет весело. Мы должны устроить ужин у твоей мамы, а потом – десерт с моими родителями.
Ее глаза горят, а щеки пылают. Я ручаюсь, она думает, что это станет нашим первым официальным выходом в качестве пары. Это неплохая идея. Мы в любом случае должны сделать это. Я так толком и не поговорил с Оуэном. Он держался от меня подальше, а я старался не афишировать свои отношения с его сестрой перед его носом. Но в конце концов это все должно перейти на новый уровень, потому что мы уже больше не прячемся. Я хочу, чтобы все знали, мы – пара.
– Давай, – говорю я.
Элиза улыбается, и я не могу удержаться от того, чтоб не поцеловать ее в последний раз.
– Идем. У меня есть еще сюрпризы для тебя.
Она щурит на меня свои красивые серые глаза и кивает.
– Жду не дождусь.
* * *
– Ты хранил их все эти годы? – спрашивает Элиза, крутя в руках варежки ручной вязки. – Почему? Я не понимаю.
После того как мы приехали домой с ледовой арены, я провел ее в свою спальню и посадил на край кровати. Затем порылся в гардеробной, пока не нашел коробку, помеченную как «Дом». Я хотел показать ей кое-что, что хранил все эти годы. Варежки, которые она связала для меня, были разные и все время спадали, но я все равно любил их. Одна варежка была серо-голубой, другая – серо-фиолетовой. У нее кончилась голубая пряжа, она говорила, что тогда фиолетовый был ее любимым цветом. Элизе было тринадцать. Мне только исполнилось семнадцать, когда она подарила их мне на Рождество. Это был сложный год. Я уехал от матери к отцу, надеясь, что там мне будет лучше, только надежды мои не оправдались. Мой отец завел новую семью с женщиной, которую едва знал, а я напоминал ему о прошлом.
– Ты связала их для меня. Конечно, я сохранил их.
Она улыбается мне и примеряет их, шевеля пальцами.
– Я рада, что бросила вязание. Они ужасны.
Хотя вязка действительно не была такой плотной, чтобы защитить от холода, они не были ужасными. Элиза провела много часов, работая над ними. Бережно создавая их собственными руками. Это много значило для меня.