– Я люблю тебя, – говорю я, стягивая с нее обе варежки и откладывая их в сторону.
Элиза падает назад на подушки и притягивает меня сверху. Мне нравится, как она уверена в себе, как несложно ей проявлять инициативу в сексе.
Она раздвигает ноги, и я устраиваюсь между ними, слегка потирая свое жесткое тело о ее, мягкое.
– Прошу, не обижай меня, – шепчет она, ее дыхание трепещет у моих губ.
Я беру ее лицо в свои ладони, и сердце у меня сжимается, когда я встречаю ее обеспокоенный серый взгляд.
– Я ужасно сожалею, что обижал тебя раньше. Клянусь, я лишь пытался защитить тебя.
– От чего? – бормочет она.
– От себя.
Элиза подносит кончики пальцев к моим губам и прикасается к ним, прежде чем потянуться за легким поцелуем.
– Тебе не нужно этого делать. Я большая девочка. Я знаю, чего хочу.
Я чуть сдвигаюсь, чтобы дать место своему эрегированному члену, зажатому между нами.
– Да? И чего же ты хочешь?
Не говоря больше ни слова, она протягивает руку между нами, гладя меня через штаны, дразня, крепко сжимая в кулаке.
– Это. Тебя. Все.
Я вздыхаю и вновь нахожу ее губы, захватывая их в долгом поцелуе, прежде чем, наконец, отстраниться.
– Я твой. Всем сердцем. Думаю, я всегда был твоим.
Она улыбается моему признанию, а потом время для разговоров заканчивается, потому что она запускает руку под резинку моих боксеров и поглаживает меня длинными, ленивыми движениями, которые заставляют меня тихо застонать ей в губы.
Я никогда в своей жизни не издавал звуков во время секса. Никогда не испускал стонов, рыков или чего-то подобного. Можно сказать, я принадлежал к выдержанному, молчаливому типу, но с Элизой все иначе. Я не могу контролировать свои эмоции, когда она рядом, и, очевидно, это распространяется и на секс тоже. Я поощряю ее нежным подбадриванием и издаю стон, когда она заставляет меня кончить, и общаюсь как словами, так и вздохами, чтобы дать ей понять, когда что-нибудь ощущается особенно приятно.
Толкаясь в ее кулак, я запутываюсь пальцами в ее волосах и стону, когда ее рука снова идет вниз.
– Ты – это слишком. Ты знаешь это?
Она качает головой.
– Никогда не бывает слишком. А теперь поцелуй меня.
И я целую. Много.
И как бы ни было легко потеряться в ней в этот момент, часть меня все еще осознает, что Оуэн может вернуться домой в любую минуту, и последнее, что ему надо слышать, это как мы с его сестрой занимаемся сексом.
Мы и так уже много раз рисковали.
Я чуть подвигаюсь в постели, чтобы лечь на бок, глядя ей в лицо. Вынув ее руку из боксеров, я целую ее запястье, тогда как она притворно дуется. По крайней мере, я думаю, что она притворяется.
– Как бы мне ни нравилось это… у меня есть еще планы.
Она криво усмехается, глядя на меня.
– Хочешь поднять ставки?
– С тобой? – Я вскидываю бровь. – Всегда.
Элиза тихо смеется.
– Как я могу отказать?
Я наклоняюсь ближе и целомудренно целую ее в губы.
– Ты шутишь? Прежде всего, я понятия не имею, как мне удалось уговорить тебя пойти на свидание. Я чувствую себя так, будто выиграл в гребаной лотерее.
Снова рассмеявшись, она обнимает меня руками за шею, притягивая для медленного, сладкого поцелуя. Но вскоре мое тело думает уже о другом, и я жажду больше, углубляя наш поцелуй и лаская каждый обнаженный дюйм ее кожи, который вижу.
– Детка, – хнычу я, а мой член изнемогает у меня в боксерах. – Раздевайся.
– Прекрати хныкать, большой мальчик. – Она поднимается на коленях с дразнящей ухмылкой и стягивает футболку через голову.
Затем я расстегиваю ее бюстгальтер и бросаю его на край постели.
– Так-то лучше, – выдыхаю я при виде нее. Я уже говорил, что стал более разговорчивым в постели? Я с трудом узнаю себя. Хвалю, сыплю комплиментами, даю ей знать, когда мне что-то нравится. Теперь все происходит так естественно. Почти пугает, как естественно это ощущается, и часть меня боится, что я все испорчу… испорчу наши отношения, если буду слишком зацикливаться на том, как все идеально.
Так что вместо этого я делаю то, что у меня получается лучше и сосредотачиваюсь на том, чтобы любить мою девочку. Что, как оказывается, выходит у меня довольно естественно.
Глава 31. Фотки голой детки
Джастин
– Все почти готово, – кричит с кухни моя мама. – Не хотите пойти сесть?
Я бросаю взгляд на Элизу, которая показывает пальцы вверх.
– Конечно, – отвечаю я.
Мы у моей мамы на ужине в День благодарения, а позже мы поедем к родителям Элизы на десерт, как она и предлагала. Я не очень-то хотел идти: я не настолько близок со своей матерью, но с подачи Элизы я связался с мамой, и она была так рада, что мы придем, что и я невольно заразился радостью. И все действительно шло лучше, чем могло бы.
Я провожаю Элизу к обеденному столу, опустив руку ей на поясницу. Отодвинув стул и помогая ей устроиться, я наклоняюсь и целую ее в губы.
– Ты в порядке?
Она кивает и бодро смотрит на меня.
– Отлично. Я горжусь тем, что ты пришел.
Я знаю, о чем она: она гордится мной потому, что я повел себя как мужчина и ради праздника забыл о своих разногласиях с матерью. В каком-то смысле я тоже горжусь этим. Мне кажется, я уже много лет не был дома на ужинах.
– А эти детские фотографии? – Она смеется. – Это бесценно.
Я издаю безмолвный внутренний стон. Через пятнадцать минут после нашего прихода мама достала детские альбомы, включая те, где мне всего несколько месяцев, и я сижу голый в ванной. Мать его, фантастика. Ничто так не подрывает твою мужественность, как твоя девушка, смеющаяся над твоим детским пенисом.
Я щурюсь в притворном отвращении и качаю головой.
– Сейчас вернусь.
Элиза снова хихикает, стараясь не расхохотаться.
Я иду на кухню и вижу, что мама наливает соус из кастрюли в маленькую тарелку. Все пахнет просто замечательно.
– Я могу чем-то помочь?
Мама протягивает мне блюдо с индейкой.
– Не откажусь. Отнесешь это на стол?
Я киваю.
– Конечно.
Подхватываю блюдо вместе с кастрюлей, полной картошки, и возвращаюсь к Элизе. Мама присоединяется к нам через секунду с тарелкой овощей и блюдом соуса в руках. Элиза наливает вино, я произношу небольшую молитву, и мы начинаем есть.
Много прошло времени с тех пор, как моя мама готовила для меня в последний раз, и в некотором смысле я все еще опасаюсь приходить сюда, но, с другой стороны, я рад, что Элиза подтолкнула меня сделать это. Плюс, когда она рядом, все проще. Когда я позвонил маме и сказал, что встречаюсь с Элизой Пэриш, она лишь рассмеялась и ответила: «Наконец-то». Я все еще посмеиваюсь над тем, как все делали ставки на то, будем ли мы вместе, тогда как мы сами боялись сделать решительный шаг. Ну, Элиза не боялась. Я боялся. В ту минуту, как она вынула ключ от своей квартиры, я вспотел, наполнившись страхом при мысли о том, что лишь обижу ее в итоге. Но Элиза заставила меня признаться и в этом. Мне было страшно. Теперь – нет. Я не позволю прошлому определять мое будущее. Я знаю, чего я хочу, и моя желанная сидит рядом со мной.
Я вгрызаюсь в свой первый кусок индейки и начинаю жевать.
– Вкусно, мам.
Она светится от моего комплимента, слезы наполняют ее глаза.
– Спасибо, сынок. Я так рада, что ты дома. – Она промокает глаза салфеткой. – Фу. Я вся расклеилась. Извините.
Я сглатываю и тянусь пожать ее плечо.
– Я просто… Так горжусь тобой. Каким человеком ты стал. – Она замолкает, глядя в свою тарелку. – Мы с твоим отцом были молоды. Совершили много ошибок.
Мне очень не хочется пускаться в тур по воспоминаниям. Особенно сейчас. Все это – мои спутанные эмоции, беспорядочная история моей семьи – не решится в один ужин, и, откровенно говоря, я не в настроении погружаться в это сейчас. Или когда бы то ни было.
– Мам, – говорю я твердым тоном. – Все в порядке.
– Я знаю, об этом трудно говорить, и мы не для того собрались тут сегодня. Но я хочу, чтобы ты знал: я люблю тебя, и я рада, что ты здесь. – Она кладет ладонь на мою ладонь. – И я хочу исправить все, что сделала не так, надеюсь, ты дашь мне шанс.
– Я тоже тебя люблю. – Я ерзаю. – Спасибо, что сказала все это.
Элиза поднимает вилку, насадив на нее кусочек, глаза ее опущены в тарелку.
Несколько минут мы едим в неловком молчании, и я уже не в силах больше выносить это. Я принимаюсь рассказывать о драке, в которую ввязался во время прошлой игры, тогда как мама с Элизой обмениваются заговорщическими взглядами.
– Он был еще хуже, – говорит мама. – Всегда такой агрессивный на льду.
Элиза кивает, не споря.
Мама откидывается назад, делает глоток и салютует бокалом мне, потом – Элизе.
– Откровенно говоря, я должна поблагодарить тебя, дорогая. Мой сын определенно угомонился. Я не уверена, в курсе ли ты… но у него был несколько развратный период.
Я медленно смаргиваю. Моя мама только что назвала меня развратным?
Элиза кашляет в салфетку в попытке спрятать новый смешок.
– Эм… рада была помочь.
Они обе смеются – надо мною, заметьте, – а потом две пары глаз оборачиваются ко мне.
Взгляд Элизы смягчается, когда она вновь переводит взгляд на мою мать.
– Спасибо, что воспитали хорошего человека с добрым сердцем. Под всем этим внешним распутством он на самом деле – защитник, – добавляет она.
Я издаю стон.
– Да бросьте. Черт возьми, не в моем же присутствии.
Они снова смеются. Элиза тянется рукой под столом, чтобы потрепать меня по ноге, и оставляет свою нежную ладонь на моем колене. Она сколько угодно может пытаться утешить меня, но я практически уверен, что, как только мы останемся одни, я отшлепаю ее сексуальную задницу. Эта мысль заставляет меня улыбнуться.
Можно с уверенностью сказать, что моя мама и моя девушка отлично поладят. И хотя я не очень близок со своими родителями, мне все равно приятно, что она меня принимает. Элиза – часть моего будущего, и я чувствую себя потрясающе, когда она рядом со мной. Да, даже когда они с моей мамой объединяются против меня.