Человек широкой культуры, с внешностью английского аристократа, Алан Келлер был желанным гостем в высшем свете и, как то определяли его подруги, самым завидным холостяком в Сан-Франциско, ибо, кроме обаяния, он, по всеобщему мнению, обладал еще и богатством. Чем именно он владел, было покрыто тайной, но жил он хорошо, хотя без излишеств, нечасто приглашал гостей и годами носил одни и те же костюмы, не гоняясь за модой и не выставляя напоказ бирку с именем дизайнера, как то делают нувориши. Деньги наводили на Келлера тоску, ведь он никогда в них не нуждался; он занимал соответствующее положение в обществе по инерции, благодаря поддержке семьи, нимало не заботясь о будущем. Ему не хватало предпринимательской жесткости деда, который сколотил состояние во время Сухого закона; гибкой морали отца, который его увеличил, проворачивая какие-то темные делишки в Азии; фантастической алчности братьев, которые его сохраняли, играя на бирже.
В сюите отеля «Фэрмонт», с шелковыми портьерами цвета вафель, классическим гарнитуром на изогнутых ножках, хрустальными люстрами и изысканными французскими гравюрами на стенах, Алан Келлер припомнил безобразный эпизод с Дэнни Д’Анджело и лишний раз укрепился во мнении, что вряд ли сможет ужиться с Индианой. Ему не хватало терпимости по отношению к людям, ведущим беспорядочный образ жизни, таким как Д’Анджело; он не выносил безобразия и нищеты; претила ему и безграничная доброта Индианы, которая издалека могла показаться достоинством, но, если близко с нею соприкоснуться, являлась настоящим бедствием. Этим вечером Келлер сидел в кресле, все еще одетый, держа в руке бокал белого совиньона, вина, которое он производил на собственном винограднике для себя, своих друзей и трех дорогущих ресторанов Сан-Франциско. Он ждал, пока доставят еду, а Индиана мокла в джакузи.
Он мог видеть ее со своего кресла, с непокорной копной светлых кудрей, скрепленных на затылке карандашом: две-три пряди выбились из пучка и залепили лицо; кожа ее покраснела, щеки горели, глаза сияли от удовольствия, и вся она просто млела от восторга, как девочка на карусели. Когда они встречались в отеле, Индиана первым делом наполняла джакузи: ей это казалось верхом упаднической роскоши. Келлер не принимал ванну вместе с ней (от жары у него поднималось давление — не ровен час, случится инфаркт, следовало поберечься), а предпочитал наблюдать за ней из удобного кресла. Индиана что-то рассказывала ему о Дэнни Д’Анджело и о какой-то Кэрол, больной раком, недавно появившейся на горизонте ее всеобъемлющих дружеских чувств, но вода в джакузи громко бурлила, и было плохо слышно. Впрочем, его эти речи и не интересовали нимало, ему бы только любоваться ее отражением в большом овальном зеркале на задней стене ванной комнаты, предвкушая момент, когда принесут устрицы и лососину, он раскупорит вторую бутылку своего совиньона и Индиана выйдет из джакузи, как Венера из пены морской. Он завернет ее в полотенце, обнимет, станет целовать эту влажную, распаренную молодую кожу; потом начнутся любовные игры, давно знакомый медленный танец. Вот что самое лучшее в жизни: предвкушение счастья.
Игроки в «Потрошителя», включая Кейбла, хотя он и был всего лишь скромным сыщиком, исполнявшим приказания хозяйки, и не имел права голоса в игре, договорились встретиться в скайпе и в назначенный час уселись перед экранами, готовые повиноваться кубику и картам модератора. Было восемь часов вечера для Аманды и Кейбла в Сан-Франциско и для Шерлока Холмса в Рино, одиннадцать — для сэра Эдмунда Паддингтона в Нью-Джерси и Абаты в Монреале и пять часов вечера следующего дня для Эсмеральды, которая жила в будущем, в Новой Зеландии. Вначале они общались только по Интернету, в приватном чате, но, когда принялись расследовать преступления, предложенные Амандой Мартин, решили устроить обсуждение по видео. Все так привыкли к персонажам, которых каждый для себя создал, что всякий раз, когда на экранах возникали лица, ребята в изумлении, молча разглядывали друг друга. Трудно было узнать бойкую цыганочку Эсмеральду в мальчике, прикованном к инвалидному креслу; чернокожий парнишка в бейсбольной кепке нисколько не походил на знаменитого детектива, созданного Конан Дойлом, как и худющий, прыщавый подросток, страдающий агорафобией, — на полковника из бывших английских колоний. Только девочка из Монреаля, чей организм отторгал пищу, соответствовала образу Абаты, ясновидящей: кожа да кости, бесплотный дух. Ребята по очереди поздоровались с распорядительницей и наперебой стали жаловаться по поводу прошлого сеанса: дело Эда Стейтона почти что не сдвинулось с мертвой точки.
— Поглядим, что нового мы узнали о «деле с битой не в том месте», а потом уже поговорим о супругах Константе, — предложила Аманда. — По словам моего отца, Эд Стейтон не защищался: нет ни следов борьбы, ни синяков на теле.
— Это может означать, что он знал убийцу, — изрек Шерлок Холмс.
— Но это не объясняет, почему Стейтон стоял на коленях или сидел, когда ему выстрелили в голову, — возразила распорядительница.
— Откуда нам это известно? — спросила Эсмеральда.
— Пуля вошла под соответствующим углом. Выстрел был произведен с близкого расстояния, сантиметров в сорок; пуля застряла в черепе, выходного отверстия нет. Оружие — полуавтоматический пистолет небольшого калибра.
— Такие очень распространены: они компактны, их легко спрятать в кармане или в дамской сумочке; несерьезное оружие. Закоренелые преступники обычно используют что-то более летальное, — вступил полковник Паддингтон.
— Так-то оно так, но этот преступник убил Стейтона из такого пистолета. Потом положил поперек гимнастического коня… и сделал с бейсбольной битой известно что.
— Не так-то легко было спустить с трупа штаны и поднять его на коня. Стейтон был высоким, плотным. Зачем убийца это сделал? — спросила Эсмеральда.
— Послание, ключ, предупреждение, — прошептала Абата.
— Бита — распространенное оружие. По статистике, она часто применяется при домашнем насилии, — заметил полковник Паддингтон, щеголяя выделанным британским акцентом.
— Почему убийца принес биту с собой, а не использовал какую-нибудь из тех, что имелись в школе? — настаивала Эсмеральда.
— Он не знал, есть ли в спортзале биты, и прихватил свою, — предположила Абата.
— Это указывает на связь убийцы с Арканзасом, или же речь идет о какой-то особой бите, — вступил Шерлок Холмс.
— Можно мне сказать? — вмешался Кейбл.
— Давай, — разрешила распорядительница.
— Бита была обычная, алюминиевая, восемьдесят сантиметров в длину, такими играют старшеклассники от четырнадцати до шестнадцати лет. Легкая, крепкая, прочная.
— Тайна бейсбольной биты… — прошептала Абата. — Чувствую, что убийца выбрал ее из сентиментальных побуждений.
— Ха-ха! Хорошенькая сентиментальность! — рассмеялся сэр Эдмунд Паддингтон.
— Никто не занимается содомией из сентиментальности, — проговорил Шерлок Холмс: он один не прибегал к эвфемизмам.
— Тебе-то откуда знать? — возразила Эсмеральда.
— Зависит от рода сентиментальности, — вмешалась Абата.
Следующие пятнадцать минут они обсуждали различные версии, пока распорядительница не решила, что об Эде Стейтоне довольно, им нужно теперь расследовать «двойное убийство с паяльником», как она окрестила преступление, произошедшее 10 ноября прошлого года. Кейбл зачитал им свои записи, добавив живописные детали, чтобы оживить рассказ: не зря же он готовился стать писателем.
По этому сценарию ребята начали играть. Все согласились, что «Потрошитель» развился в нечто гораздо более интересное, чем первоначальная «бродилка»: теперь им ни к чему ограничения, предписанные бросками кубика и раскладом карт, которые раньше определяли их дальнейшие движения. Они решили попросту нацелиться на то, чтобы раскрыть эти дела посредством логики; одной Абате позволено было прибегать к психологическим методам и к ясновидению. Трое игроков будут анализировать преступления, Абата вступит в контакт с духами, Кейбл займется расследованием, а Аманда соберет воедино материалы, накопленные остальными, и спланирует дальнейшие действия.
В отличие от внучки, которая Алана Келлера недолюбливала, Блейк Джексон очень его ценил и надеялся, что его любовное приключение с Индианой завершится браком. Дочери пойдет на пользу какая-то стабильность, думал он, ей нужен мужчина здравомыслящий, который заботился бы о ней и защищал; одним словом, второй отец, поскольку сам он не вечен. Келлер всего на девять лет его моложе; у Келлера наверняка есть свои заморочки, которые к старости проявятся во всей красе, как это с каждым бывает, но по сравнению с теми мужчинами, какие были у Индианы в прошлом, этого можно счесть принцем на белом коне. Прежде всего, с ним одним старый аптекарь мог поддерживать непринужденную беседу о книгах и прочих проявлениях культуры: все былые ухажеры Индианы принадлежали к атлетическому типу, обладали мускулатурой быка и мозгами того же самого животного — все, начиная с Боба Мартина. Дочка не была во вкусе интеллектуалов — следовало благодарить небо за столь своевременное появление Келлера.
В детстве Аманда часто спрашивала Блейка о родителях: слишком она быстро соображала, чтобы проглотить переслащенную версию бабушки Энкарнасьон. Девочке было около трех лет, когда Индиана с Бобом развелись; она не помнила времени, когда жила с ними обоими под одной крышей, и ей стоило труда представить их вместе, несмотря на все красноречие бабушки Энкарнасьон. Эта бабушка, истовая католичка, ежедневно перебирающая четки, вот уже пятнадцать лет терзалась из-за развода сына и регулярно посещала храм апостола Иуды Фаддея, покровителя потерявших надежду и впавших в отчаяние, и ставила ему свечи, молясь о том, чтобы супруги примирились.
Блейк любил Боба Мартина как сына, которого никогда не имел. Он не мог ничего с собой поделать — бывший зять брал за душу внезапными проявлениями теплоты, самозабвенно любил Аманду и был Индиане верным другом, — но тем не менее аптекарь вовсе не жаждал, чтобы апостол Иуда Фаддей сотворил чудо примирения. У этой пары не было ничего общего, кроме дочери; живя порознь, они относились друг к другу как брат с сестрой, но если бы соединились, то в конце концов дело дошло бы до драки. Они познакомились в средней школе, Индиане было пятнадцать лет, Бобу — двадцать. Боб вышел уже из возраста, когда получают аттестат, и любого другого выставили бы за порог школы в восемнадцать лет, но он был капитаном школьной футбольной команды, любимцем тренера и кошмаром учителей, которые терпели его потому, что лучшего спортсмена школа не видела со времени своего основания в 1956 году. Боб Мартин, надменный красавец, вызывал у девчонок нешуточные страсти: многие бегали за ним, некоторые даже грозили самоубийством; мальчики относились к нему со смешанным чувством страха и обожания — восхищались его подвигами, смеялись грубым шуткам, но держались на почтительном расстоянии, поскольку Боб под настроение мог любого свалить одним пальцем. Популярность Индианы не уступала славе капитана футбольной команды: лицо ангела, тело созревшей девушки, подкупающая манера идти по жизни с сердцем на ладони. Она была образцом невинности, его окружал демонический ореол. То, что они друг в друга влюбятся, казалось неизбежным; но если бы кто-то напророчил, что девушка окажет на парня благот