– А ты почему еще здесь? – первой заговорила Эмберли.
– Ну-у, – загадочно протянула мать, – сегодня особый случай. – Но тут же призналась: – Буду командовать официантами на приеме в одном богатеньком доме. И думаю, это затянется до утра. Так что, видимо, сегодня тебе придется ночевать одной.
Ну все! Вид у Тани был такой, будто она собиралась ляпнуть что-то заботливо-тревожное типа: «Но ты ведь не будешь бояться?» И, чтобы не допустить подобного, Эмберли торопливо воскликнула:
– О! Круто! – Потом уточнила на всякий случай: – В смысле, что тебя наняли. Наверное, и заплатят неплохо?
Мать скромно кивнула. Но потом, видно, не выдержала:
– А как у тебя дела? – осведомилась вроде бы чисто формально, в ответ на интерес дочери, но тут же прокололась, поспешно добавив: – В школе.
– Нормально, – доложила Эмберли и не стала дожидаться новых вопросов. – К твоему хваленому психотерапевту я тоже сходила.
От снисходительных слов «твоему хваленому» мать сразу напряглась, а еще и заметно разволновалась.
– И?
– Он и правда ничего, – Эмберли постаралась не выдать себя. – Не то что наша мисс Хетчет. Можно нормально поговорить.
– Он тебе понравился? – Таня спросила с такой интонацией, словно от ответа дочери зависела если не ее жизнь, то душевное состояние точно.
И к чему такие страсти?
– Я же сказала «он ничего», – Эмберли качнула головой, поджала губы. – Вполне. – И, чтобы успокоить мать, даже добавила: – Вообще довольно приятный.
Она уже направлялась к лестнице, намереваясь подняться к себе в комнату, когда Таня ее окликнула:
– Эм!
Она развернулась.
– Что?
– Эм, – повторила мать.
Эмберли ждала продолжения, но та молчала. Только смотрела как-то странно, и выражения на ее лице стремительно менялись от решительного к растерянному.
– Ну что, ма?
Таня стиснула зубы, потом сглотнула и выдохнула:
– Знаешь, Эм. Этот Макфарлан, психотерапевт… Нейтан…
Она что, собралась перечислить все его характеристики? Ученую степень и цвет глаз, потом еще марку машины?
– Это он. Он твой отец.
28. Эмберли
Сообщив столь грандиозную новость, мать не придумала ничего лучшего, кроме как, виновато пробормотав «Ой! Мне уже пора!», поспешно смыться в неизвестном направлении. В каком там богатеньком доме она будет работать всю ночь, Таня уточнить не удосужилась, а позвонить ей за неимением телефона Эмберли не могла. Хотя очень хотелось позвонить и высказать! Много чего! Но пока в голове, сшибая друг друга, метались бесконечные: «Черт! Черт! Черт!»
– Черт! – последнее Эмберли выкрикнула уже на весь дом. А потом простонала: – О бо-же.
Это ж получается, что она практически исповедалась перед ОТЦОМ, но отнюдь не святым, а самым простым, ее собственным. Выложила ему то, что никому другому никогда не рассказывала. А мать… ааааа!
Мать, конечно, да. Как всегда – исподтишка. Не думая о последствиях. Вообще ни о чем не думая! И как она могла хорошо учиться в школе, если у нее мозги набекрень, если она, не включая их, предпочитает действовать чисто на эмоциях?
А Макфарлан? Он тоже был в курсе, потому и рассматривал с неподдельным интересом, усиленно старался впечатлить и понравиться. Ему-то Таня наверняка все рассказала. В присутствии приятного ей мужчины она сразу превращалась в половую тряпку и соглашалась на все. А Эмберли, как всегда, досталась роль пешки или подопытного кролика, с которым никто никогда не считался.
Но больше у них такой номер не пройдет – ни у Тани, ни у вновь обретенного папочки. Да и с таким раскладом вероятность того, что он может оказаться разработчиком игры, еще больше. Быть может, он давно мечтал познакомиться с родной доченькой, размышлял, что да как, – вот и подсадил на крючок, как форель. Черт!
Достав из холодильника бутылку, Эмберли плеснула в стакан молоко, сделала большой глоток. Его прохлада приятно смягчила разгоряченное нутро, но тут кто-то начал трезвонить в дверь, продолжая давить и давить на кнопку звонка.
В голове возникла безумная мысль: а вдруг это сам Макфарлан нагрянул? Спешит и дальше налаживать контакт, собирается объясняться, почему его не было рядом все эти годы, раскаиваться и убеждать, как он искренне сожалеет.
Не удалось все высказать мамочке? Так Эмберли сейчас выскажет ему!
Но это оказался не горе-папаша. Шелдон.
Уже под градусом, придурок. Или он специально принял, чтобы чувствовать себя смелее?
– Где Таня? – заорал и попытался сунуться в дверь.
Хорошо, что Эмберли не стала распахивать ее широко, чуть-чуть приоткрыла, да еще и сдержала ногой.
– Она на работе.
– Врешь, – он опять попытался протиснуться, налег на дверь.
Но и Эмберли уперлась изо всех сил и на словах попыталась убедить:
– Ты же знаешь, что в это время она почти всегда на работе.
Как ни странно, подействовало.
Шелдон вдруг изменился, выдохнул презрительно:
– Тогда и хрен с ней. Даже если нашла кого другого, – заключил он и противно улыбнулся. – Кому нужна драная кошка, когда поблизости молоденькая цыпочка имеется. Да, детка? Мы с тобой неплохо покувыркаемся. А раз ты дома одна, никто нам не помешает.
Урод!
Эмберли с силой налегла на дверь. Увлекшись сладкими речами, Шелдон, похоже, расслабился, перестал напирать, и та захлопнулась достаточно легко. Язычок замка громко цокнул, войдя в паз. Эмберли повернула защелку и облегченно выдохнула.
Опять раздалась трель звонка, потом к ней присоединился стук в дверь. Шелдон долбил рукой, а может, и ногой и что-то орал в щель, прижимаясь лицом к косяку.
Ну и пусть надрывает глотку! Пусть порвет ее в клочья! Поперхнется, заткнется и уйдет.
Так и есть. Его хватило минут на пять, а потом установилась привычная тишина. Эмберли осторожно выглянула в окно, прячась за шторкой, и увидела, как Шелдон нетвердой походкой шлепает по дорожке прочь от дома, и второй раз выдохнула с облегчением. Потом взбежала по лестнице, зашла в свою комнату, заперла и ее на всякий случай.
Книги, выданные Макфарланом, валялись на кровати. Эмберли брезгливо ухватила их за уголки, зашвырнула подальше и завалилась сама. Нет, сегодня она не в состоянии что-либо делать, даже думать толком не получается. Мысли скачут безумными белками. Слишком много эмоций. Слишком.
Может, опять принять мамашино успокоительное? Но как-то слишком часто в последнее время Эмберли прибегает к его помощи. Не подсесть бы. Тогда к ее и так незавидному диагнозу прибавится зависимость от лекарственных препаратов. И тут уж никакой психотерапевт – ха-ха-ха! – не поможет, только лечебница.
За окном становилось все темнее, и, кажется, Эмберли задремала, потому что дальше все случилось слишком неожиданно и резко.
Подскочить с кровати Эмберли заставил странный звук. Какой? Она наверняка не разобрала из-за того, что спала, иначе бы сразу определила и поняла. Хотя какая разница? Ничего бы принципиально не поменялось.
Теперь кругом было тихо. Хочешь – обманывайся, что тебе все только послышалось или приснилось, но убедить себя, будто ничего не произошло, не получалось. Поэтому Эмберли поднялась, осторожно подошла к двери, открыла замок, почему-то стараясь, чтобы тот не щелкнул, и выглянула в коридор.
По-прежнему тишина, и ничего, никого подозрительного не видно. Но с этой позиции и так невозможно рассмотреть даже часть дома, кроме пола, перил и противоположной стены. И Эмберли пришлось выбраться из комнаты. Она подошла к краю лестницы, посмотрела вниз и вот теперь увидела…
Твою мать! Шелдон!
Тот тоже увидел ее, расплылся в похотливой улыбке:
– Ах, вот ты где, малышка! Я уже иду.
Как он попал в дом? Задняя дверь оказалась незапертой? Или этот урод просто взял и выбил стекло. Да не все ли равно! Главное, что теперь Шелдон находился в доме. И… и… действительно решил, что…
Эмберли попятилась.
Говорят, если на тебя нападают в доме, самое глупое, что можно сделать – бежать наверх и пытаться спрятаться в комнате. Все равно что самому загонять себя в ловушку. А разве у нее есть другие варианты? Она и так уже наверху, а единственный путь вниз, по лестнице, перекрыт.
Шелдон уже поднимался, и на лице его было такое выражение, которое ясно давало понять: в этот раз он не собирается обходиться исключительно скабрезными шуточками и легкими щипками. Он пьян, но он все равно сильнее.
Эмберли влетела в комнату, заперла дверь на замок. И что теперь?
Если бы у нее был телефон, она бы могла позвонить в службу спасения. Или матери. А та бы уж подняла на уши всех.
Грохот. Шелдон долбился ногой в дверь, и та под его ударами дрожала. И стены дрожали. А Эмберли как ненормальная металась по комнате.
– Лучше открывай по-хорошему! Все равно я тебя достану! И тогда уж точно не буду ласков. Или ты любишь пожестче?
Нет!
Дверь тряслась, словно билась в агонии, стонала под тяжелыми ударами.
– Открывай, сучка! Доставлю тебе удовольствие!
Нет!
Эмберли рванула к окну, подняла створку. Если выбраться на крышу, а потом осторожно съехать по скату, попадешь на маленький козырек задней веранды, и можно будет спуститься по деревянной обрешетке. А потом… Да неважно! Лишь бы сбежать отсюда!
– Куда?
Дверь слетела с петель и грохнулась внутрь комнаты, Шелдон прямо по ней ринулся к окну, попытался ухватить Эмберли, но она уже выбралась, присела, заскользила вниз по черепице. И дальше, как представляла: козырек, край, обрешетка, вниз. Спрыгнула на землю, не удержалась и завалилась назад, но моментально вскочила и юркнула в кусты, на соседский участок.
И Шелдон не растерялся – проворно выскочил из задних дверей, метнулся следом, опять заорав:
– Куда? Стой! С-су…
Но, судя по треску, споткнулся, упал, ломая ветки.
Проверять Эмберли не стала – не разбирая дороги, бросилась прочь. Все равно куда, лишь бы подальше! И бежала до тех пор, пока не закололо в боку, не захрипело в груди, а во рту не появился привкус крови. Только тогда Эмберли перешла на шаг. Но остановиться не решалась – торопливо семенила вперед, все оглядываясь и оглядываясь, хотя давно уже прекрасно понимала, что Шелдон за ней не гонится.