Стараясь делать это абсолютно бесшумно, Эмберли приоткрыла дверь и в который раз прислушалась: ничего. Но все-таки выскользнула из комнаты, подкралась к краю лестницы и… едва не полетела вниз, оступившись. Потому что опять шорох, стук и дребезжание стекла. Теперь она отчетливо расслышала эти звуки.
Пойти разбудить мать? Или вначале хотя бы мельком увидеть, что там, кто. Тем более мать может быть не дома, а на работе, если еще не слишком поздно. И значит, Эмберли снова одна?
Ну и ладно, у нее же монтировка в руке. Ей она и ударит. Запросто ударит! Особенно, если получится приблизиться незаметно.
Мышцы напряжены, сама Эмберли словно сжатая до предела пружина, взведенный курок – только дай повод, и сработает.
Она медленно и неслышно спускалась, держась поближе к стене, легонько задевая ее плечом. Свет от наружных фонарей проникал в окна, разбавлял черные краски ночи. Открытый холл хорошо просматривался, да и кухня тоже. И мест, где можно было бы спрятаться, здесь нет. Разве что притаиться за спинкой дивана, за кухонным столом-островом или зарыться в одежду, висящую на вешалке? Только кто будет играть в эти глупые детские прятки – не за этим же влезают в дом.
Эмберли сделала шаг, повернула голову и едва не подскочила, услышав тонкий свист, а потом короткий стук и позвякивание стекла. Сердце ухнуло вниз, взгляд заметался по сторонам, а вместе с ним и мысли.
Свист-то здесь при чем? А при том! Эмберли подобное уже много раз слышала.
Сильный порывистый ветер врывался в замочную скважину, находил лазейки в щелях оконной рамы, сотрясал в ней подвижную створку – отсюда стук и дребезжание. Дом не новый, сооруженный из дешевых материалов, а до ремонта у матери руки не доходят, да и денег жалко. Надо будет сказать ей про окна, чтобы укрепила рамы. Если они такие ненадежные, их и снаружи открыть легко.
Боже, все объяснялось так просто. А Эмберли… Эмберли напридумывала, накрутила себя. Неужели теперь до конца жизни так и будет мерещиться, словно кто-то посторонний вламывается в дом?
Сковывавшее ее напряжение мгновенно исчезло, уступив место слабости. Монтировка выскользнула из пальцев и глухо ударилась об пол, коленки стали ватными и задрожали. Эмберли ухватилась за то, что оказалось под рукой, – за верхнюю одежду на вешалке. А точнее, за куртку Дерека. Девушка ткнулась в нее лбом, зажмурилась, постояла так с секунду, а потом отодвинулась, сдернула куртку с вешалки и накинула себе на плечи. И сразу стало спокойнее, надежнее и легче, как всегда бывает рядом с Дереком.
Перестав сопротивляться собственным желаниям, Эмберли мягко сползла по стенке и оказалась на полу. Она запахнула плотнее куртку, обхватила колени руками, привалилась боком к подставке для обуви и спрятала подбородок в воротник.
Как же она устала! Устала от всего: от раздирающих душу и сознание сомнений, от чувства вины, от тревоги, от страха, от бесконечного напряжения. Она и так издергалась из-за этой чертовой игры, а тут еще и урод Шелдон. Все из-за него! Все-все!
Бессильно соскользнувшая на пол рука нащупала монтировку. Ворвись Шелдон сейчас, Эмберли не задумываясь пустила бы ее в ход. Напала бы сама, ударяла, не жалея, куда придется: по ухмыляющейся роже, по голове, пырнула бы в шею. Один раз, другой. Пока тот не понял бы, не осознал, пока не убрался бы ко всем чертям. Подальше! И насовсем!
Глаза закрывались, усталость наваливалась все сильнее – выдавливала из мира, накрывала абсолютными тишиной и темнотой.
Очнулась Эмберли от крика, а еще от нестерпимой боли – чьи-то цепкие пальцы вонзились, будто скальпели, в плечи.
– Эм! Ты почему здесь, Эм?
– Мама?
Танино лицо оказалось чересчур близко, глаза были удивленно распахнуты, губы изломаны.
– Эм, почему ты здесь? Возле двери. И одетая. Ты ночью куда-то ходила?
– Н-нет, – с трудом выдавила из себя Эмберли.
– Точно? – мать посмотрела недоверчиво, но с надеждой. – А то у тебя бывает. Что-то делаешь, куда-то ходишь и ничего не помнишь потом.
Действительно. Эмберли и сейчас плохо помнила, что произошло. Она спустилась, чтобы проверить, не вломился ли кто в дом, но никого не нашла, успокоилась и…
– Боже! А это еще что? – Таня заметила монтировку, лежащую у дочери под ногой. Подняла, уставилась на нее потрясенно: – Я так скоро свихнусь. Детка, что произошло?
– Мне показалось, что в доме кто-то есть, – неуверенно пробормотала Эмберли.
– Бог мой, Эм! Все в порядке. – Мать вздохнула, порывисто обхватила дочь, прижала ее к себе. – Что мне сделать, детка, чтобы ты больше не переживала? Чтобы наконец все нормализовалось. Что?
Если бы Эмберли знала… – хотя нет, если бы могла! – …она отмотала бы время назад, ровно до того самого момента, когда прочитала электронное письмо с приглашением на тестирование. Теперь бы она поступила по-другому: даже не взглянув на обещанную сумму вознаграждения, удалила бы это послание. Однозначно!
Почему в реальности не как в игре, где у каждого персонажа по несколько жизней? Не справился в одной – вот тебе другая, с начала уровня. Новая попытка сделать все именно так, как надо, не совершив ошибок: не повестись на подлость и обман, а прокачать навыки по полной, приобретая запредельные умения, силу и опыт, и, уничтожив врагов, достойно дойти до финала.
Эмберли надеялась, что хотя бы оставшуюся часть дня проведет в покое. Займется, чем занимается обычно, чем-то уютно-домашним, наконец-то доделает школьные задания, послушает приятную музыку, посмотрит ненавязчивую киношку, но действительность опять распорядилась по-своему.
Мать готовила ужин, когда у нее зазвонил мобильник. Она ответила не сразу – поморщилась недовольно из-за того, что ее отрывают от дела, неохотно вытерла полотенцем руки и только тогда поднесла телефон к уху.
– Да? Это я. Конечно. Слушаю…Что? Это правда? Что? Я понятия не имею. Это точно он? Мы расстались. Недавно. Не видела.
Эмберли настороженно прислушивалась к фразам, не понимая, о чем идет речь, но уже предчувствуя неприятное, а Таня, положив телефон на стол, застыла с выражением недоумения и озабоченности на лице.
– Ма, что случилось?
– Надо же, как бывает, – прежде чем ответить, потрясенно пробормотала она. – Сама недавно хотела прибить его, а тут…
– Мам!
– Шелдона, – Таня запнулась на имени, с опаской глянула на дочь, – нашли мертвым. Недалеко от трейлерного парка, где он жил, в старом карьере. Валялся там с проломленной головой.
– Его убили?
– Не знаю. Просто сказали, что нашли мертвым. – Мать поежилась. – Он, конечно, заслужил наказания, но чтобы так… насмерть.
Эмберли на ватных ногах побрела наверх, к себе.
Значит, вот как выглядит реальное воплощение фразы: «Таких, как он, не должно быть». То, что случилось с Шелдоном, не примешь за несчастный случай. Если остальные могут еще думать о подобном, то Эмберли точно уверена: никаких совпадений. Приговор, а следом его исполнение – смертная казнь.
Она и представить не могла, что такое возможно.
А ведь про нападение на нее Шелдона никто не знал. Никто! Только сама Эмберли. Она же не заявляла в полицию, не рассказывала никому, кроме матери и… Дерека.
Дерек! В последнее время он постоянно попадается на пути, словно торчит где-то поблизости, наблюдает и выскакивает ровно в нужный момент. А если все это неспроста? Если и правда наблюдает, потому что… потому что это он затащил Эмберли в игру, сделал соучастником и теперь постоянно держит на прицеле, чтобы она не натворила ничего лишнего, не помешала, не вывела его на чистую воду. И с Шелдоном расправился тоже он. И со всеми остальными, выходит, тоже. Он сильный. И не глупый. Только вот…
Эмберли не называла ему имени того, кто на нее напал. Хотя выяснить все не так-то уж и сложно. Узнать, с кем последним встречалась Таня. Ведь она не меняет мужиков каждый день, надолго зависает с одним, и одновременно с Шелдоном у матери никого не было.
Наверное, Дерек бы мог…
Нет, нет, нет! Подозревать его – это все равно что подозревать себя! Себя? О, черт! И Эмберли устало застонала.
Что получается? Утром мать застала ее сидящей возле двери и подумала, что дочь куда-то ходила ночью, но ничего не помнит. С ней такое и раньше случалось. Но теперь все улики были налицо: теплая одежда, тяжелая автомобильная монтировка как орудие убийства. А у Шелдона проломлена голова. Сложить два плюс два не составит затруднений. А если прибавить чернила на пальцах Эмберли, ее странное появление возле дома, в котором прогремел взрыв, найденную в рюкзаке записку для Купера Швайгмана…
Ну, и каков же вердикт? Кажется, все предельно ясно.
32. Эмберли
Эмберли основательно заблудилась в своих мыслях и подозрениях. Наверное, так и сходят с ума: списывают все на усталость, на рассеянность, на депрессию, на массу мелочей, которые есть в жизни каждого с лихвой, а потом – бах! – и ты в психушке.
Девушка опустилась на стул рядом с кроватью. Сжала виски, явственно чувствуя пульсацию под пальцами. Надо что-то делать? Или дождаться, пока само разрешится?
Только что разрешится? Явно же все катится в тартарары, и скорость нарастает с каждым часом.
Эмберли всегда гордилась тем, что четко следует своим негласным правилам и идет к намеченным целям, планирует каждый день и детально может представить свое будущее. В нем нет места убийствам, криминалу и безумию – все это вторглось в жизнь девушки помимо ее желания, на пару с проклятой игрой.
Она неприязненно глянула на собственный компьютер, потом перевела взгляд на подрагивающие руки. Нельзя пускать все на самотек, надо попытаться вернуть самообладание, уверенность в завтрашнем дне, надо исключить случайности, запретить себе действовать на автопилоте.
Девушка вывалила содержимое своего рюкзака на постель, перебрала вещи и заново сложила, стараясь запомнить, будто делала зарубки в памяти. Перед сном приняла душ, почистила зубы, включила будильник, а утром встала, оделась, фиксируя каждую вещь и каждое свое движение.