– Когда человек что-то хочет приобрести у меня впервые, я это ему дарю.
Охотник простодушно улыбнулся, и Тео припомнил слова Кобзаря: «Лишь друг может отдать, ничего не взяв взамен». Стало быть, Охотник знал правило, – таким образом, кладбищенские были ему верными друзьями, а он – им. Оттого его уважали, хоть и сомневались в неживой природе. Все, кроме Шнырялы, – ведь она презирала его камни.
В тот момент, когда Теодор повесил яшму на грудь, послышались крики. Теодор и Охотник обернулись: тетушка Фифика накинулась – кто бы мог подумать! – на Шнырялу.
Девушка, имея крайне свободолюбивый вид, шествовала в сторону леса, – видимо, порыскать в поисках ключей. Тут-то ее и перехватила Фифика:
– Ты с дуба рухнула?! Тропа лесная заросла, девушки по домам сидят! Только дурные сейчас в лес пойдут, тогда их точно не сыщешь! Неужто не видала, сколько змей проснулось? Господарь Горы бодрствует и ищет себе невесту!
Шныряла недоуменно подняла бровь:
– Вы издеваетесь? Какой, к черту, Господарь? Делать мне нечего, чтобы следить за какими-то полоумными Господарями, из которых песок сыплется! Не верю в это! Бредни!
Фифика выпучила глаза:
– Дуреха! Вертай обратно! Залезь в конуру и носа не высовывай, иначе и тебя утащит Змеиный царь под землю.
Тут Шныряла почему-то промолчала.
Теодор не понял, что произошло. Фифика, увидев, что девушка не противоречит, обрадовалась и принялась расписывать, какой это злобный господарь, да страшный, да сильный.
– Царь он, каких еще не видывал глаз человеческий и не увидит, ибо не дозволено простому люду. Исполинский змей, живущей под третьей землею, там раскинулось его царство, во мраке тверди.
– Под землей? – повторила Шныряла.
– Под землей.
– Царь?
– Как же! Клянусь своим надгробием!
– Змей?
– Гигантский, с хвостом таким, что может часовню обмотать по кругу и хвоста еще на звонарню останется. А зубы! Каждый клык – что новорожденный месяц, белее снега, острей ножа. На кончике – яд, одна капля – и войско в землю сойдет. Один взгляд Господаря – в камень обратишься. Один вздох – подснежники обернутся землей…
– Стало быть, огромный, страшный, царственный змей. Правильно понимаю? Ей-богу, ваши знания столь обширны! – Шныряла остановилась и закивала.
Тетушка Фифика расцвела майским пионом и улыбнулась:
– Ну, разумеется! Теперь, когда ты поняла, как это опасно, ни в коем случае…
– Не буду сидеть в четырех стенах, опасаясь дряхлого жирного червяка! – выкрикнула Шныряла и, издав ликующий клич «ю-хуу!», перекинула через плечо арбалет и помчалась домой.
Тетушка Фифика застыла – только глаз дергался.
– Пусть утаскивает, – только и смогла выдавить она. – Тише станет.
Фифика подошла к Охотнику и перехватила взгляд, которым молодой человек проводил Шнырялу.
– Не обращай внимания на дуреху. Она у нас чокнутая. Вот ты все окрестности вдоль и поперек знаешь. В городе, пожалуй, не сыщешь ни одного охотника, кто мог бы с тобой сравниться. Видел ли ты когда-нибудь Змея? Знаешь ли, каков Господарь Горы?
– Даже слишком хорошо, – медленно проговорил Охотник.
Он склонился к земле, собирая камни с развернутой ткани. Протянул руку к черепу волка, белому, как луна, и тут из глазницы раздалось громкое шипение.
Нежители вскрикнули и отшатнулись, Фифика повалилась в обморок, а Теодор мигом выхватил нож. Он стоял рядом с Охотником, но тот поднял руку, останавливая нежителей.
Из черепа выполз огромный змей, разворачивая пестрые кольца, и поднял голову с подслеповатыми глазами. Был он стар и ужасных размеров. Когда змей устремился к ноге Охотника, тот сделал нечто невероятное! Нагнулся – у Тео замерло сердце – и вытянул руку, испещренную черточками, навстречу смертельно ядовитому змею. Огромная гадюка сделала рывок, выбросила громадную голову вперед и мгновение спустя вползла по руке Охотника на плечи. Змей свернулся вокруг шеи человека живым кольцом и стал тихонько раскачиваться и посвистывать.
Сказать, что Тео был поражен – не сказать ничего. Нежители стояли, разинув рты, не в силах ни вскрикнуть, ни пошевелиться от ужаса.
Охотник обвел всех спокойным взглядом мудрых глаз – таких же, как у гигантской гадюки, – посмотрел на горы и грустно улыбнулся:
– Мне пора. До свидания.
Затем вместе со змеем он вскочил в седло и – ускакал прочь.
К Фифике первой вернулся дар речи.
– Всегда знала, немыслимый храбрец! Бог мой! Змея – на руки!
Но в ее голосе было удивление, если не сказать – благоговение перед менялой.
А Теодора ошарашила догадка. Шныряла-то не просто так умолкла, слушая увещевания Фифики, и бросилась к дому. Пронырливая девчонка уловила суть во всей змеиной истории!
Царь змей…
Царь всех змей.
Теодор почувствовал, как к горлу подступил ком. «Спас свою задницу от волка, теперь полезай к змею», – подумал он с ужасом. Он кинул взгляд на горы – склоны выглядели в сумерках просто сказочно, и Теодору лес показался сейчас каким-то не страшным, а, напротив, загадочным…
Он не знал, что делать. По правде говоря, сталкиваться с гигантским змеем вовсе не хотелось. Но он-то не был красавицей, которую змей желал бы утащить (впрочем, как и Шныряла). Стало быть, бояться нечего.
Тео знал, что даже Алхимик получил ключ – сразился с ужасающих размеров Орлом, который хотел унести его в небо, и вышел победителем. Теодору казалось обидным, что этот полоумный старик, боящийся сквозняка, уже победил стража, а он, Тео, даже не понимает, где искать… Верилось с трудом, однако это было правдой. Кобзарь подтвердил; когда Теодор встретил музыканта, тот сочинял новую мелодию, сидя на холме. «Повторяй стихи, Теодор. Повторяй и поймешь», – только и ответил Глашатай.
«Как это происходит? – подумал Теодор. – Как Алхимик мог завоевать ключ раньше меня? Чертов старикашка!»
Он не знал ответа, но чувствовал: ключ достается только истинному владельцу.
Теодор постучал в дверь домика Шнырялы. Он стоял под аркой, оплетенной шиповником. Шныряла отгородилась от мира колкой порослью, летом здесь было не протолкнуться от щеглов. Прорваться через колючки без царапин оказалось нереально. Тео преодолел ограду, и, словно по волшебству, перед ним возникла дверь. Дверь посреди леса, в стене шиповника.
Шныряла отворила. Увидела Теодора и прищурилась:
– Чего?
– Потолковать.
Первым делом Теодор увидел свечку – отсветы плясали по углам крохотной комнатушки, в которой царила тревога. Кровать с ветхим одеялом жалась к стене. Стол в испуге прильнул к маленькому оконцу. Желтые газеты, обрывки картинок, какие-то кости уныло валялись на земляном полу, а под потолком висели пучки мертвых трав.
«Неужто, – подумал Теодор, – она живет здесь? Должно быть, невесело прятаться в этой халупе, когда снаружи бушует буран или дождь – крыша-то явно протекает». Он чуял в каждом обрывке бумаги и гвозде печаль и одиночество.
– Ну, толкуй. – Голос Шнырялы был приветлив настолько, что, запой она колыбельную – вышла б панихида. Но злостью не сквозило, явно признак хорошего настроения.
– Змей. Ты сообразила про него?
Шныряла поджала губы.
– Ну, только дурень бы не сообразил.
– Я и не дурень.
Шныряла хотела что-то сказать, но Теодор перебил:
– Думаю, ключи открываются только истинному владельцу. Который знает истинное имя. Но понять его можно лишь в момент, когда сталкиваешься со стражем. Помнишь, как мы пытались отгадать имя волчицы и она нас чуть не сожрала? А тут заявился Маска и на-гора выдал: «Дакиэна»!
Шныряла вздрогнула при звуках имени.
– Он откуда-то знал имя стража. И по-видимому, не сильно удивился встрече с чудищем. Видала, он даже погладил эту шерстяную гору?
– Видала, – хмыкнула Шныряла. – К чему ты ведешь?
– К тому, что если ты не истинный владелец ключа, тебе, скорее всего, крышка.
– Спасибо, что предупредил. Фифика заразила? Не надо селиться рядом с полоумными мороайками.
Теодор фыркнул и посмотрел на девчонку.
– Хватит. Ты не злюка, какой пытаешься казаться. Рычишь, но не кусаешь.
– Уверен?
Шныряла продемонстрировала пару ножей.
– Мне никто теперь не страшен. Мне нужен ключ, и плевать. Надоело прятаться!
Тут Теодор выдал самую странную идею, которую мог придумать за последнее время:
– Пошли вместе.
Шныряла, похоже, удивилась не меньше:
– Ты с чердака упал?
– Тебе хуже? Если кто и сможет угадать имя – лишь один из нас. Или кто-то другой – тогда придется уносить ноги, а тут неплохо иметь прикрытие. Если угадаю я – тебе опасность не грозит. Если угадаешь ты – опасность не грозит мне.
– А если никто?
– Ну, тогда…
Теодор метнул взгляд на арбалет, лежащий на столе.
Шныряла шмыгнула носом, почесала в затылке.
– Ей-богу, это самая странная затея, которую я слышала от нежителя… Но – пошли.
Девушка хмыкнула, однако ее ухмылка не казалась знаком смертельной угрозы.
Они шагали по проросшей траве, и подол юбки Шнырялы уже позеленел от свежих соков. Вечерело, меж сосен лился закатный свет. Девушка несла на плече арбалет, звенела и бряцала капканами и разными колюще-режущими предметами. Даже Теодору перепало – она всучила ему тяжеленный топор, и так они побрели в сторону гор.
– Давно живешь на кладбище? – спросил Теодор.
– Десять лет, – ответила Шныряла.
– А жизнь помнишь?
– Ни капли. А когда что и вспоминаю, то стараюсь забыть.
Теодор промолчал. Мимо пронеслась сова, держа в клюве мышь. Он вспомнил прошлое, когда бродил по лесам с филином…
– Твоих родичей утащил вихрь?
– Ага.
– Чтоб его побрало, меня он просто бесит.
Теодор покачал головой и пнул прошлогоднюю шишку. Никаких следов они пока не находили, но лес только начался. А впереди была целая ночь.
– А ты когда умер?
Теодор не знал, что ответить. Ни один нежитель не верил ему.
– Я не умирал.
Шныряла только бросила недоверчивый взгляд и хмыкнула: