– Живяк. Говорила же.
Она остановилась у пня и втянула носом воздух. Подняла голову к вершине ели, у которой они стояли, и долго-долго нюхала ветер.
– Тут проезжал Охотник, – заявила Шныряла и почему-то покраснела. – Слышу запах его коня. Останавливались на той полянке.
Между елей виднелась лужайка с ярко-зеленой травой. Они вышли из-за деревьев, и Теодор удивленно охнул: посреди полянки высился громадный камень.
– Ну и ну! Что за громадина?
– Чертов палец.
Камень действительно походил на палец, и что чертов – то верно. Булыжник стоял среди леса, и загадкой было, как он сюда попал. Словно кто выставил из-под земли указательный палец, и тот окаменел под солнцем. Камень был выше макушки человека, сидящего верхом, и порос лишайником и живописными мхами, сизыми, как туман. Кое-где свисали зеленые лапки папоротника, ветер раздувал плети, и казалось, что папоротник высунул ноги из щели и болтает ими в воздухе.
Теодор перехватил поудобней топор и забрался на камень, хранивший тепло солнца. Следом заскочила Шныряла. Тео уселся на край, свесив ноги, и поглядел на комету, – та отрастила второй хвост почти до самого горизонта.
– Времени мало. Городские обещают пик двадцатого марта, а ключей нет.
– Боишься продуть в Макабр?
– Больше боюсь продуть какому-то из стражей, – мрачно хмыкнул Теодор.
Шныряла покачала головой и указала на свою ногу, которая была перевязана тряпкой. Девушка все еще прихрамывала.
– Кто научился умирать, тот разучился быть рабом.
– Да вы на любую фразу отвечаете так.
– Будто не знаешь, почему! – ответила Шныряла и поглядела ему в лицо.
Теодор не любил этого, но тут не отвернулся. Один ярко-голубой, как кусочек бирюзы на песке, глаз девушки смотрел прямо, а другой косил на камень.
– Я тоже лишилась всего, дурень, и знаешь, уже не боюсь ничего. Страшна не смерть, хоть она и неприятна, а жизнь, о которой хочешь забыть.
– Ты помнишь, как умерла?
Шныряла устремила взгляд на запад – там еще светило зарево ушедшего дня.
– Кое-что.
– Это больно?
– Да. Но длится – мгновение. Впрочем, именно это мгновение помнишь вечность.
Она уселась рядом и пнула лапку папоротника.
– Я полезла в какой-то люк и почувствовала дикую боль вот здесь. – Шныряла задрала край юбки и показала щиколотку. На ноге краснели два пятна. – А потом… умерла.
Теодор поглядел на шрамы.
– Змея, небось… Хотя странно. Здесь из ядовитых змей только гадюки водятся, а их яд так сразу не действует… Ты помнишь еще что-нибудь?
Девушка пожала плечами:
– Откуда? Я ж сразу умерла!
Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания.
– С тех пор ненавижу всякие подземелья. Ни за что бы не хотела оказаться там вновь.
Едва она это произнесла, как ели на поляне покачнулись. Раздался гулкий, глухой скрежет и стон, и они почувствовали, что камень под ними движется. Шныряла вскрикнула, но только успела бросить взгляд на Теодора, как Чертов палец перевернулся, словно качели на ярмарке, на которых оказываешься вверх ногами, и Теодор с Шнырялой ухнули в открывшуюся в земле яму. Посыпались ножи, топор и арбалет, комья земли и мелкие камушки. С громким чавком булыжник перевернулся и стал на место другим концом, прихлопнув яму будто надгробная плита. И вновь его было не сдвинуть.
Шныряла повалилась на Теодора, и тощие ноги больно стукнули его по носу. В метре от них грохнулся тяжелый камень, Теодор испуганно дернулся. Посыпалась земля, дохнуло мраком, и все стихло.
Они лежали на дне пещеры. Теодор поднял взгляд: стены уходили вверх, и в высоте сияла белая точка, недостижимая, как полярная звезда. Из щели меж камней на них глядела комета. А больше он ничего не увидел.
Шныряла поднялась на ноги и заскулила, увидев, что скат непреодолим.
– Что это, черт возьми, за трюк? Камень стоял там лет сто – и не сдвигался ни на миллиметр! Я сама тысячу раз на нем сидела. Точно, Чертов палец!
Ее гневный крик не вызвал эха, потонул в гулкой темноте, и Шныряла, покрывшись холодным потом, осела на землю.
– Черт… Мы в каком-то подземелье.
Она испуганно поглядела на Тео.
Стены, казалось, еще чуть-чуть – и начнут смыкаться. Шныряла прижалась к каменной стене, тяжело сглатывая.
– Ненавижу землю, – прохрипела она.
Теодору тоже было не по себе, однако на Шнырялу замкнутое пространство повлияло по-особенному. Он еще не видал ее растерянной – ну, кроме случая с Маской. Казалось, она едва сдерживается, чтобы не грохнуться в обморок. Ей стало очень плохо, она с трудом дышала.
Теодор огляделся. Вдаль уходил длинный коридор, но конца не было видно.
– Там есть проход. – Тео указал вглубь пещеры.
– С ума сошел? Не пойду!
Шныряла прижала к груди арбалет. Если можно было бы убить ее страх, она истыкала бы всю пещеру стрелами.
– Послушай, надо идти. Иначе мы просидим тут до конца света ну или Макабра, что еще хуже.
Он крикнул «ау», но возглас затерялся в сводах. Полутьма вокруг словно сгустилась и подступала все ближе. У Теодора сердце подпрыгнуло к самому горлу. Он буквально ощущал, что живая земля уставилась со всех сторон и явно не была рада пришельцам.
– Нужно выбираться. У меня плохое предчувствие, – подытожил Теодор.
В подтверждение этих слов сверху снова посыпалась земля, раздался сочный чавк – и стены штольни начали сдвигаться.
Шныряла вытаращила глаза.
– Что, черт возьми?!
– Уходим!
Теодор рванул ее за одежду, потащил за собой и ринулся прочь по коридору. Он бежал, спотыкаясь, следом мчалась Шныряла. Едва они отбежали на десяток метров, как пещера позади с грохотом исчезла: проход сомкнулся пастью земляного червя. Свет угас.
Они остались в полной темноте. Тео вытащил из заплечного мешка небольшой факел, который взял на всякий случай, и зажег. Путники стояли в узкой штольне, выход был в одну сторону. Хочешь или нет – идти туда.
Шныряла, захлебываясь от страха, побрела за Теодором. Он надеялся, коридор где-нибудь да выйдет на поверхность или хотя бы в открытую пещеру, но они шли и шли, а проход не кончался. Казалось, пролетели часы. Может, наверху снова засияло солнце? Тут же одно: темнота и земля. Нескончаемые коридоры в нескончаемом мраке.
Факел погас. Шныряла задышала сильней от приступа страха. Ее прерывистое дыхание шевелило волосы на затылке Теодора. Он побрел вслепую, руководствуясь внутренним чутьем. Пальцами нащупывал кристаллы, выступающие из породы, хотя видеть не мог. Со временем он стал замечать, что кристаллов попадается все больше. Земля исчезала, ей на смену пришел камень.
Начали появляться огоньки. Они вспыхивали далеко в проходе, и поначалу Шныряла с Теодором бросались к ним, спеша изо всех сил. Но огоньки исчезали.
Один раз что-то обвило ногу Теодора, но не успел он вскрикнуть, как хватка исчезла. Пошарил в пространстве вокруг – пусто. Он ждал незримой угрозы, но все было тихо. Они снова побрели в неизвестность, касаясь холодных камней ладонями.
Теодор захотел есть. Не то чтобы он боялся умереть с голоду… Он не должен был проголодаться, только лишь в случае, если прошла уйма времени. Неужто действительно они шагают под землей целую вечность?
И тут вновь вспыхнул далекий свет!
Теодор и Шныряла бросились к нему, в страхе, что огонек потухнет. Но он не исчезал. Тео бежал и бежал, однако огонек не становился ближе. Он словно нарочно отдалялся, заманивая путников.
– Что за чертовщина? – рявкнула Шныряла, останавливаясь и раздраженно бросая на землю арбалет.
Огонек, сводивший одуревших от блуждания путников с ума, будто услышав слова Шнырялы, разделился. И вместо одного огня засияли два. Две изумрудные звезды.
Шныряла и Теодор удивленно переглянулись. Девушка подняла арбалет и припустила бегом. Теперь огоньки не меркли. Напротив, увеличивались в размерах. Но чем ближе продвигались Тео и Шныряла, тем сильнее огни напоминали глаза. Два хищных глаза.
Путники замерли. Продолжать ли путь? Не ждет ли там зло, которого каким-то образом можно избежать? Глаза продолжали сверлить злобным взглядом, подсказывая решение. Они словно твердили: «С-с-сюда. С-с-сюда. Слыш-ш-шишь?»
Теодор понял: выбора нет. Кто-то ведет их в то место. Он знал: этот кто-то не просто заманивает случайного путника. Булыжник, на который они сели, был ловушкой. Не зря он назывался Чертов палец, хоть жители позабыли, отчего его так прозвали, – кликали по старой памяти, и все. Стало быть, не просто так взялось проклятое имя.
Теодор и Шныряла двинулись вперед. Глаза-огоньки радостно засверкали. Что ждет их там? Выход? Гибель?
Глаза вспыхнули и сблизились. Когда путники подошли вплотную, глаза слились в один-единственный огонек – длинную изумрудную полосу.
Щель приоткрытой двери.
– И кто сделал ее под землей? – подивился Теодор.
Шныряла мотнула головой, но видно было, она этому не рада. Все, что случилось с ними, казалось искусно расставленной западней.
– Ох, не к добру! – буркнула она.
Теодор потянул массивную дверь за кольцо. Та не сдвинулась. Шныряла тоже вцепилась в нее, и вдвоем, кряхтя от натуги, они расширили щель настолько, чтобы можно было протиснуться. Тео скользнул в неизвестность, Шныряла следом. И дверь тут же с лязгом захлопнулась. Будто по команде.
– Для нас открытой оставили, – поежился Тео, – ждали. И отрезали путь к бегству.
Шныряла только сцепила зубы и подергала ручку. Безуспешно.
Вот так. Ловушка. Тео содрогнулся, страх свернулся холодной змеей в его животе. Бррр. Когда глаза привыкли к сумраку, он вгляделся в пустоту.
Пещера?
Зал!
Тео не поверил глазам. Глубоко под землей – зал, сотворенный руками разумного существа! Об этом свидетельствовала плитка на полу, колонны, уходящие к сводам, подобно кедрам.
Все тускло поблескивало, мерцало: пол, колонны, стены и своды. Теодор присмотрелся – это сверкали крохотные каменья.
– Будто чей-то тронный зал. Только чей? Не знаю я таких богачей в этих землях. Хотя… на земле не знаю… а под землей?