как бы случайно отправилась в очаг.
– Нет! Масло! – вскрикнул тавернщик.
В очаге полыхнуло. Из каменного углубления вырвалось пламя, толпу обдало горящими брызгами. Они мигом впились в одежду, шапки, бороды; лужицы пролитого абсента и рома мгновенно вспыхнули, и пол, усеянный битыми черепками, охватило синее пламя.
– Не-е-ет!
Тавернщик схватился за голову.
Кобзарь дирижировал музыкантами с помощью половника, постоянно ударяя кого-нибудь по лбу.
– Ой! Простите! Случайно!
В «Веселой фляге» разверзся ад: люди носились туда-сюда, пытались потушить горящую одежду, сталкивались, ругались, кто-то сцепился в яростной драке. Через несколько мгновений гармошка надрывно взвизгнула и заглохла.
Посреди столпотворения на самой высокой бочке стоял Кобзарь.
Закончив дирижировать, он окинул взглядом таверну.
Кишка и Булыга растянулись на полу без чувств. Рядом приходили в себя еще несколько человек, оглушенных тяжелыми светильниками. Кто-то скулил, хлопая ладонями по горящей бороде.
Кобзарь округлил глаза, будто не понял, что же тут случилось, пока он танцевал. Тавернщик голосил и причитал, глядя на барную стойку, охваченную огнем. Посетители больше не хотели скрутить Кобзаря, место вокруг центральной бочки опустело. Все уставились на пришельца как на беса, и тут Кобзарь выдал неуверенное:
– Ой…
Шаркнул ножкой и застенчиво покраснел.
Затем он ловко спрыгнул и сделал пару шагов к бочке, за которой сидел Йонва. Посетители отпрянули.
– Это бес!
– Не трогай его!
Конопатый выбежал из кухни с ведром воды, плеснул на стойку, и языки пламени поутихли. Тавернщик осенил себя крестным знамением – уже, наверное, пятидесятым по счету.
– Господи, спаси и сохрани, спаси и сохрани…
Кобзарь подошел к официантке, которую сын богача по-прежнему держал в объятиях, и улыбнулся.
– Ах да, дорогая. Не слушайте того, бледного. Иногда иметь лишние глаза вредно – такие, как он, не видят главного и способны упустить то, что под носом.
Кобзарь перевел взгляд на карты, поднял ту, что лежала сверху, и с усмешкой развернул к девушке.
Пиковая шестерка.
– Иногда, – продолжил он, – чтобы выиграть, нужно проиграть. Впрочем, это знает каждый, у кого есть туз в рукаве.
Тут Кобзарь дернул свой рукав, и на стол вылетела карта. Именно она была в руках у Йонвы, но Кобзарь успел ее поменять на свою шестерку, прежде чем игра закончилась, – это случилось, когда Конопатый упал на слепца и Кобзарь перехватил Йонву за руку.
Кобзарь бросил туз поверх шестерки.
– У нас в Макабре считается, что пика – это масть Войны. Треф – крест – символ Смерти. Ну а черви… это, безусловно, любовь.
Кобзарь улыбнулся молодой парочке, в его глазах плясали бесенята и искорки, но отчего-то в глубине затаилась и грусть.
– Amor vincit omnia. Любовь побеждает все.
Кобзарь выхватил из кармана будильник.
– Ах да! Батюшки-матушки, как же я опаздываю! С этими плясками я забываю ну просто обо всем! Впрочем, – он оглянулся на зал, – вечер был чудесен. Всем спасибо, клянусь панталонами, – уж лет сто так не танцевал!
Кобзарь приметил что-то на полу рядом с Кишкой.
– Пожалуй, нужно бы сохранить в памяти этот вечер!
Глашатай вытащил розовую нитку, нагнулся и в следующий миг подвязал к своей шляпе выбитый зуб бандита.
Когда он вышел на крыльцо, уже совсем стемнело. Закат угас, и воцарилась ночь: над землей ползла унылая сырая мгла. Лишь в вышине над кладбищем мерцала Большая Медведица. Кобзарь вдохнул полной грудью и шагнул с порога. Дверь скрипнула, послышался топоток и вскрик:
– Постойте!
На порог выскочила официантка. Порозовевшая, с искрящимися от радости глазами, девушка была на редкость хороша.
– Скажите, кто вы? Я вас тут впервые вижу.
– Да, я здесь нечастый гость, – улыбнулся ей Кобзарь, уклоняясь от ответа. – А сейчас мне пора. В мире происходят великие дела, даже если люди этого не замечают.
Загадочные слова озадачили девушку.
– Но… мы еще когда-нибудь встретимся?
В ее голосе было удивление. Тревога. И надежда.
Кобзарь шагнул к официантке, протянул ей руку. Девушка думала, что ладонь его будет тепла, ведь этот человек сиял, точно солнце в летний день. Почувствовав на коже ледяные пальцы, она вздрогнула. Кобзарь взял ее ладонь в свою и покачал головой. Тяжело вздохнул.
– У тебя чудесные глаза, Марта.
Девушка вспыхнула.
– Откуда вы…
– И кожа. И румянец. И коса. Ты прекрасна, запомни это – кто бы что ни говорил! В мире людей все возможно. Путей тысячи тысяч – ты можешь найти новый. Увидеть мир. Научиться читать, писать. Говорить на десятках языков. Танцевать финскую польку, петь по-английски. Можешь завтракать с королями, а ужинать с крестьянами. Говорить с толпой и даже вести кого-то в бой. Ты – человек. Ты можешь все, и, пока ты жива, для тебя открыта любая дверь. Слышала?
Девушка робко кивнула.
– Он ждет тебя.
Кобзарь улыбнулся.
– Да, но Ионел… Я не думаю, что мы можем…
– Тсс!
Кобзарь приложил палец к губам.
– Amor vincit omnia. Запомни это, моя девочка. Однажды ты поймешь, что я имел в виду.
Кобзарь отпустил руку Марты и спустился по ступеням.
– Но вы так и не ответили. Мы еще увидимся?
Музыкант замер и поднял голову к мерцающим в холодной высоте звездам. Казалось, его охватила небывалая грусть, и у девушки пробежал по коже мороз, когда она вот так слушала тишину и смотрела на силуэт человека в огромной шляпе и с кобзой на фоне всевечной тьмы.
Кобзарь развернулся.
– Конечно. – Он улыбнулся. – Я обещаю.
Зелено-голубые глаза сияли, и лишь затаившаяся в их глубине печаль говорила: все не так просто.
В этом мире просто не бывает.
Он лгал насчет того, что все могут выбирать свой путь. Ведь есть же на свете он. Тот, кому не дали выбора, кого обманули.
И ничего не изменить.
Обрадованная девушка поспешила обратно в таверну. Дверь захлопнулась. Кобзарь остался наедине с тьмой – единственным, что сопровождало его на пути в вечность.
«И так будет всегда. Покуда тьма не придет за последним днем…»
Глава 7. Об отце и сыне
Тео Ливиану быстро оглянулся: вдали чернел вход в поместье – высокие ворота, охраняемые людьми Вангели. Тео знал: через них не пробраться. Но он нашел способ, ведь теперь он помнил все. Детство. Дом. И даже тайный путь отсюда – его знал лишь один человек: Кристиан Вангели. Тео пробрался к особняку, нашел тот самый угол, густо поросший плющом. Плети добрались до самой крыши, так плотно сросшись со стеной, что могли выдержать вес человека – по крайней мере Тео на это надеялся. Когда он лазил тут последний раз, ему было десять лет, а с тех пор он явно прибавил в весе.
Тео ухватился за плющ и принялся карабкаться наверх. Если все по-прежнему, он попадет в комнатку, в которой окно не закрывалось на щеколду.
Наконец Тео добрался до окна второго этажа и, повозившись с минуту, приподнял раму. Спальня мэра Вангели должна находиться на этом же этаже, чуть дальше по коридору. Тео выскользнул из комнаты, быстро огляделся и свернул налево. Он узнавал каждый уголок особняка. Вдыхал знакомый запах и пытался сдержать нервную дрожь. Но волна тревоги росла, грозя затопить его трюмы.
Это – его дом.
И Кристиан Александру Думитру Вангели – это тоже он.
Тео вовсе не хотелось попасть в ловушку, хоть он и приготовился к худшему. Тео не даст себя в обиду, но все же…
Родной дом превратился в обитель врага.
Вдруг в конце коридора показался чей-то силуэт, и Тео застыл, вжавшись в стену. «Скорей! Черная дверь напротив креста!»
Тео скользнул мимо древнего деревянного креста, который, вероятно, когда-то висел в церкви. Вангели повесил его на стену так, чтобы, выходя из спальни, первым делом видеть распятие. Человек – судя по всему, служанка – приближался. Тео рванул ручку, скользнул внутрь и захлопнул за собой дверь, отрезая путь к бегству.
На него смотрел Александру Вангели.
Какое-то мгновение в полутемной комнате, освещаемой одной лишь лампой, висела тишина. Вангели полусидел в кровати, укрытый одеялом. Рука его дернулась к столику, уставленному пузырьками и баночками, но Теодор предостерегающе шикнул.
– Пришел убить меня? – Вангели сузил глаза.
Живот Теодора нехорошо скрутило, казалось, вот-вот вывернет наизнанку. «Чертов Вик! Зачем я пришел?» Видя, что Тео в сомнении топчется на месте, Вангели поправил подушку.
– Как ты пробрался сюда? Дом охраняют мои люди.
Вангели покрутил головой: в доме было тихо. Он догадался, что Тео сюда пробрался сам.
– Молчишь? Тогда второй вопрос: зачем?
А на это у Тео был ответ.
Он нащупал за спиной металлическое кольцо и повернул ключ в замке. Осмотрел комнату: до окна далековато, если что… На стене перед кроватью висела коллекция крестов, а правее – портрет… Тео сглотнул комок. Он едва заставил себя оторвать взгляд от женщины с волнистыми светлыми волосами и мальчика лет десяти… Тео притянул к себе стул и сел.
– Зачем вы сделали это?
Тео знал: Вангели поймет, что он имеет в виду.
Вангели прищурился. Выглядел мэр плохо: серое лицо, под глазами – глубокие тени. Казалось, крепкий мужчина всего за несколько недель постарел.
– Ты за этим пришел?
«Нет. Но это тоже хочу знать».
Тео до сих пор не верил, что Вангели решил спасти его и вернуть ему память. Одно ясно: мэр знал, что Тео – его сын Кристиан, которого все считали умершим. Вдруг Тео заметил, что Вангели разглядывает пол у его ног.
– Тень.
Голос – холодный. Тяжелый.
– Она человеческая. Ты – человек.
Вангели прикрыл глаза, склонил голову и сложил ладони в молитве.
– Еже еси на небеси…
Мэр прочел молитву. Потом вторую. Тео, окаменев, слушал металлический голос, которым, казалось, можно было рубить лед. Он совсем не подходил к молитвам.