та Муэрте!»
День мертвых в Мексике вовсе не походил на румынский: в Трансильвании поминать родственников было принято на кладбище и куда более скромно, здесь же поминовение походило на праздник для всех от мала до велика, и чувствовалась в этом странная, дикая радость…
В зеркале появилось кладбище на холме. На склоне среди могил стояли мертвые и смотрели на город, провожая буйную ночь, посвященную празднику Смерти.
– Это… она?
Санда указала на одну из нежительниц – совсем юная девушка возраста Шнырялы, с бледным лицом, но горящими карими глазами и двумя пышными косами на плечах.
– Да… – ответил Валет. – Каталина…
– Она что, была нежительницей?
– Как видите. И в ту самую ночь ее жизнь полностью перевернулась…
Вдруг нежители в зеркале вздрогнули и стали один за одним оборачиваться, будто что-то заслышали. Скоро и игроки различили знакомый им до боли звук!
– Кобза! – ахнула Санда.
Толпа расступилась, и на пригорке появилось ярко-розовое пятно. В волосах Кобзаря красовались пышные цветы, и он выглядел еще более веселым, чем обычно.
– Буэнас ночес! – воскликнул Глашатай и поклонился.
Нежители поклонились в ответ.
Кобзарь ударил по струнам и заиграл веселую мелодию, какой в Трансильвании никогда не слышали. Нежители вдруг заулыбались, схватились за руки и ударились в пляс; Каталина же стояла в стороне, скрестив руки на груди.
Вдруг ее заметил симпатичный юноша с кудрявыми волосами – тоже нежитель, – схватил ее за плечо и потянул за собой в пляс. Пока они танцевали, юноша все глядел на Каталину, но та его словно не замечала, и лицо девушки оставалось грустным.
Кобза стихла, Глашатай заговорил на незнакомом друзьям языке, но они по вытянувшимся лицам нежителей сразу поняли, что Глашатай рассказывает о Макабре.
Глаза Каталины вспыхнули. Она придвинулась к Кобзарю, впившись взглядом в его лицо, ловя каждое слово.
– Санта Муэрте! – воскликнул Кобзарь.
Девушка зашевелила губами, повторяя странные слова. И кивнула.
– Она стала игроком?
– О да… – ответил Валет. – А затем начались поиски игральных мастей…
Друзья видели сцены из прошлого Макабра, и мурашки бежали по их спинам – до того это было знакомо и незнакомо одновременно.
Ночь. В небе сияет комета. Игроки ищут по городу знаки – то тут, то там спрятаны загадки и игральные карты. Среди ищущих выделяются трое. Каталина упорно высматривает на улочках торговцев Библией – оказывается, некоторые карты были запрятаны в книги. За ней повсюду следует кудрявый юноша-мексиканец – нежители звали его Себастьян. В одной из церквей они обнаруживают загадку и бросаются к Библии, чтобы отыскать карту. В этот миг дверь распахивается и появляется молодой человек в одежде послушника – блондин с ледяными глазами, от одного взгляда которого веет холодом. Увидев нежителей, блондин что-то кричит. Хватает распятие в одну руку, в другую – нож и бросается на нежителей.
Он ранит Себастьяна и нападает на девушку, опрокидывая ее на пол прямо перед алтарем. Хватает одной рукой девушку за горло. Его глаза безумны, полны ледяной ярости. Каталина начинает задыхаться, из рассеченной скулы хлещет кровь, и она лишь молотит руками по груди послушника, пытаясь отбиться. Блондин вот-вот задушит ее, но вдруг словно вспоминает, что они в церкви. Он тянет жертву наружу, чтобы прикончить за пределами храма.
Кудрявый мексиканец ползет следом и у самого порога настигает блондина. Завязывается драка. Наконец мексиканец оглушает послушника, и им с Каталиной удается скрыться. Блондин, очнувшись, возвращается к алтарю и видит загадку. Открывает Библию и берет в руку игральную карту…
Пики.
Каталина и Себастьян возвращаются на кладбище. Молодой нежитель попадает в жилище девушки – нежительница обитает в часовне. Там, сидя на замшелой лавке, Каталина промывает раны Себастьяна, а парень то и дело глядит на нее – но Каталина лишь хмурится.
Затем и они находят игральные карты: Каталина – трефы, а Себастьян – черви.
У кометы появляется второй хвост…
Первый тур. Зеркало подернулось дымкой, Мексика исчезла, и в зеркало вернулся Червовый Валет.
– Итак, вы увидели воспоминание одного из игроков, дошедших до самого конца. Вам предстоит найти еще несколько могил…
– Это еще зачем? А нельзя сразу?
– Вы не готовы. Алтарь отыщут лишь те, кто прошел все испытания. И добыл карты всех игроков – только так в итоге вы узнаете, где же спрятан Алтарь…
– Карты?
– «Каждый игрок ключ хранит от двери, и ключ ты увидишь, лишь сердцем смотри».
– Погодите… это же тот самый стих, который мне пропел бубенец Кика!
– Кика? – Валет встрепенулся и взглянул на Теодора. – Матерь Божия… Самого Кика?
– То есть каждый из игроков, прошедших в финал, имеет ключ от Алтаря?
– Часть ключа.
– А сколько их было, этих игроков?
– Не скажу!
– «Ключ увидишь, лишь сердцем смотри»… это как вообще?
Валет пожал плечами и отвернулся, что-то насвистывая и протирая кружевным платочком острие червовой алебарды.
– Он издевается, – прошипела Шныряла.
– Глаза закройте, – буркнул Валет. – И представьте, что бы вы сделали, будь у вас шанс прожить то воспоминание заново.
Шныряла и Вик закрыли глаза, а через какое-то время на груди усопшей что-то вспыхнуло.
– Это… вы про это говорили? – воскликнула Санда.
Она указала на руки девушки. В пальцах, переплетенных на груди, появилась игральная карта.
Валет, кажется, выглядел довольным – впервые за весь вечер его лицо будто осветилось изнутри.
– Не думал, что получится… Что же! Первый ключ к Алтарю. Карта одного из игроков – когда-то, сотню лет назад, ее держала в руках сама Каталина Кастро. Теперь она ваша. Вам требуется собрать еще несколько, прежде чем вы получите ключ к Алтарю. «Звезда начинает, ведет и вершит!»
– Чего?
Валет лишь подмигнул.
Санда взяла карту – осторожно, будто опасаясь, что та рассыплется в пальцах. Она была старая и потрепанная, и в одном уголке темнело бурое пятнышко. Санда вздрогнула. Кровь.
Впрочем, обычная шестерка треф, какую можно увидеть в любой колоде… Девушка перевернула карту, ожидая увидеть клетчатую рубашку, одинаковую для всей колоды.
– Смотрите! Это же часть Трансильвании! Вот этот гроб и знак треф наверняка обозначают Китилу.
– А второй гроб, южнее, – прищурился Вик, – Сигишоара?
– Именно так, mon cher! – Ободрившийся Валет, казалось, был готов пуститься в пляс. – Надеюсь, вам удастся открыть и эту гробницу. Тогда над ней появится масть захороненного там игрока, и вы получите вторую карту. И если все удастся и вы дойдете до конца – о, mon ami, я буду так счастлив! Отправлюсь обратно в Версаль, а этот темный, погрязший в пороках мир озарит голос прекрасной Аморе – да будет свет ее ярче солнца! Ну, а вы получите свое вознаграждение.
– Я не хочу награду, – покачал головой Теодор. – Я просто хочу, чтобы Йонва и его нелюдимцы…
Он тяжело задышал и сжал кулаки.
– Вознаграждение для каждого свое, mon cher. А теперь я должен раскланяться. Впрочем, сперва провожу вас обратно, а то в этих зеркалах недолго заблудиться… Вот я, например, никак отсюда не выберусь… За мной!
Глава 11. Об Охотниках и нелюдимцах
– Позвольте узнать, что вы делали в моей могиле целый час, да еще вчетвером?!
– Отвянь, малахольный… – отмахнулась Шныряла, выбираясь из раскола.
Лицо Ионела-скрипача перекосилось, он гневно затряс кулаками:
– Возмутительно! Средь самой ночи – лезть в чужую могилу! Вот это жадность – будто своей мало!
За ними выбралась Санда. На последней ступени она споткнулась и вскрикнула, но Теодор перехватил ее за запястье, и девушка устояла на самом краю темного провала. Поддерживая Санду, он помог ей выбраться наружу.
– Еще и живую с собой потащили! Да, не та нынче молодежь пошла… Вот сто лет назад…
Раздался гул. Земля задрожала, и расколотая могильная плита со скрежетом начала сходиться, закрывая проход. Старик ахнул и прижал к груди скрипчонку. Какая-то минута – и половины камня сошлись, встав точно на место.
– Можете не волноваться, – ответил Тео. – Никакого голоса больше не будет.
– Уверен?
Тео кивнул. Скрипач Ионел пригладил подпаленные пряди, поджал губы и кивнул:
– Спасибо.
Тео чуть нахмурился. Внутри зашевелилось странное чувство. Его что, волнует этот старик, который так слезно протягивал руки к своей могиле? Раз он даже попытался его утешить… Видимо, да. И это «спасибо» в конце. Сотню лет Теодор не слышал в свой адрес этих слов. Разве что от Санды.
Санда…
Когда он коснулся ее запястья, сердце так и екнуло – будто вместо девушки оступилось и рухнуло в пропасть. Что же он творит? Теодор вспомнил теплое, влажное прикосновение к ее губам в полной темноте Ищи-не-найдешь, и у него скрутило живот. «Тсс, прекрати думать об этом, болван!»
– Вы в порядке? – обернулся Змеевик.
Тео кивнул.
– Что ж, до полуночи еще есть время. Я думаю, Охотники уже близко. Когда мы будем с ними, бояться будет нече…
Вик осекся, уставившись на что-то позади могилы Ионела.
– Назад… – прошептал он сипло. – Назад, за меня! За спину!
– Что… что происходит? – жалобно пискнула Санда.
Тео сообразил быстрее. Одной рукой он выхватил нож, другой притянул к себе Санду.
Сначала Тео ничего не увидел.
Комета горела в полную силу, освещая искореженные от старости деревца, мемориальные доски и черные кресты. Ничего особенного, но вдруг… Рядом с надгробием, в паре десятков метров, что-то шевельнулось. Секунда – и Тео различил выползающую из-за надгробия руку… Узкую, длиннопалую руку тени он сразу узнал. Волна жара хлынула по венам Тео; боль, острая, как щепотка перечной приправы, пронзила его до нутра. Нелюдимец!
Толчок. Тео невольно шагнул в сторону.
Это Змеевик выскочил вперед и поднял меч, загораживая друзей от тени. В зловещей тишине было слышно его шумное дыхание, звяканье колец.