Тень скользнула в другой проулок, и Теодор, крадучись, последовал за ней сквозь черно-белый мир.
Тень выглянула из арки и замерла.
Ее глазами Тео увидел: за углом виднелась стена старинной церкви с высокими готическими окнами. Там, в этой самой церкви, находился заветный Алтарь. Тео рванулся было вперед, но остановился, услышав взволнованные крики, лязганье металла, клацанье зубов. Нелюдимцы не говорили, а будто лаяли, и по суматошным звукам Тео понял: что-то стряслось.
«Наверняка увидели убитых, – мелькнула мысль. – Побежали докладывать Цепеню? Или Йонве? И что теперь, меня начнут искать?»
Мимо пронеслась целая ватага, шаркая лапищами и рявкая. Тео вжался в стену, спрятавшись за водосточным желобом. Он проник в сознание тени и еще раз выглянул: перед церковью маячили черные фигуры. Как тут проберешься? Теодор чуть не взвыл от досады. Спина взмокла, ноги дрожали от усталости, боли и страха.
«Думай, думай, думай». Церковь рядом, но между ним и Алтарем – толпа нелюдимцев. Грязный, окровавленный, дрожащий, Тео уже ничего не понимал. Лишь стоял, прислонившись к стене, чтобы не сползти на землю.
«Мне может помочь только чудо…»
Теодор, сжав пальцы, прижал кулак к сердцу. Он чувствовал, как кольцо Кобзаря впивается в кожу, и беззвучно воззвал к кому-то, сам не зная к кому. К Кобзарю? К Любви? К Богу?
Просто звал и шептал, прося о помощи.
И вдруг раздался долгий, протяжный гул. Сперва Тео не понял, что произошло. Звук раздался вновь, и нелюдимцы на площади словно взбесились: заорали, затрясли оружием. Стригои со всей крепости мчались к церкви, а со стороны ворот в третий раз донесся протяжный клич охотничьего рога.
Теодор не успел сообразить, что случилось, как на площади зажглись факелы, надвигаясь на стригоев. Тео выскочил из укрытия и, спотыкаясь, бросился вперед. Когда он примчался к площади, нелюдимцев уже атаковали фигуры в плащах и с мечами.
Охотники пришли на помощь.
Первый нелюдимец крикнул и рухнул на мостовую. Сверкнули клинки, раздался долгий и протяжный гул – и Охотники бросились вперед, атакуя собравшихся на площади нелюдей.
Теодор стоял на самом краю, глядя на бойню: и теперь это было в разы страшнее. Охотников собралось несколько десятков: видимо, местные объединились с молдавскими и венгерскими собратьями. В центре отряда рубился Вик. Вангели бросался теням под ноги, и когда те касались его длинными руками, Змеевик пронзал их тела мечом. Убить пулей можно лишь живого хозяина, а тень – только разрубить, оттого Охотники-нежители и дрались мечами и кинжалами. Но и пули свистели, прошивая воздух: это живые Охотники добивали стригоев, лишившихся своих теней.
Мечи рассекали воздух, когти рвали одежду, зубы клацали и раздирали глотки. Камни мостовой заливала кровь. По стенам сверху вниз ползли тени – видимо, некоторые стригои рассредоточились по крышам и теперь выслали подмогу. Тео оглянулся: по улицам бежали новые нелюдимцы, впереди подкрепления скользили сгустки мрака, оглашая древнюю цитадель воем.
От разъяренных криков у Теодора все поплыло перед глазами.
Ненависть.
Сколько же ненависти.
Его буквально трясло, и он не мог ничего поделать. Вдруг Теодор заметил среди сражавшихся промельк рыжего. Со Шнырялы содрали платок, и девушка рычала, размахивая ножами, а нелюдимцы все наседали. Каждый Охотник уже был в кольце нелюдимцев: многих уже убили, и оставшиеся сражались изо всех сил.
Тео оглянулся в проулок.
Еще тени.
Сколько же их тут!
Казалось, сгустки мрака наводнили всю крепость – на каждом шагу, на каждой крыше, куда ни брось взгляд – тени…
Ужас сковал сердце Теодора. Он вновь бросил взгляд на площадь, где бились его друзья. Кричали, падали на землю. Умирали.
Теодор, преодолевая все страхи, ринулся в самую гущу битвы. Пуля просвистела в каком-то сантиметре от головы, он сделал бросок влево. Волосы хлестали по лицу, но было плевать. Битва отодвинулась дальше, к входу в церковь, и Тео ринулся вслед.
Скорее, скорее!
Тео взревел про себя, призывая на помощь странное чувство: ненависть, смешанную с любовью. Такого он никогда не испытывал. Он боялся за друзей, которых видел на площади, и ненавидел тех, кто их атаковал.
Хотя сам был считай что нелюдимец.
Тео ворвался в самую гущу сражения. Шныряла вскрикнула и упала, а сверху на нее запрыгнул рычащий нелюдимец. Тео мгновенно понял, что не успеет достать его оружием, и переключился в сознание тени.
– Вперед!
Тень метнулась, виляя среди множества рычащих тел, к Шныряле. Девушка завопила от ужаса.
«Взять его!»
И тень, ведомая желанием убивать, накинулась на нелюдимца и оттащила его от Дики, разрывая глотку визжащему стригою. Шныряла, округлив глаза, перевела взгляд с нелюдимца на Теодора.
– Тео!
– Мне нужно в церковь!
Теодор промчался мимо Шнырялы, рядом просвистело несколько пуль со стороны, где он в последний раз видел Вангели, и Тео запоздало подумал: не отец ли стреляет в него? Кто знает…
Теодор с помощью тени отбрасывал нелюдимцев со своего пути, сдергивал тварей, навалившихся на раненых Охотников. Мимо снова просвистело, и левое плечо обожгла боль. Сцепив зубы, Тео зажал рукав, прошитый пулей, и понесся вперед.
– Быстрее, быстрее!
Он уже поворачивал за угол, когда справа прилетел такой удар, что Теодора впечатало в стену и отбросило на землю. Подняв гудящую от удара голову, он увидел перед собой нелюдимца. Всклокоченные волосы гнездом, черные лютые глаза. Цепеняг! Теодор в панике позвал тень, но она была занята, спасая младшего Урсу от двух стригоев.
Выстрел.
Вздрогнув, Цепеняг пошатнулся: пуля попала ему в спину, и он с воплями повалился на землю. Теодор, упершись рукой в стену, поднялся. Голова еще гудела, перед глазами все плыло. Он заметил, как невдалеке мелькнула черная высокая фигура в пальто, которую затем заслонил кто-то из нелюдимцев…
«Отец! Отец!» – заколотилось в голове. Вангели спас его?!
Но времени выяснять не было. Теодор, спотыкаясь, ринулся по ступеням в церковь. Обхватил окровавленными пальцами ручки, дернул на себя и распахнул дверь.
Внутри по обе стороны стояли шеренгами лавочки. Проход, прямой, как лунная тропа, вел вперед – и там, в глубине нефа, блестел церковный алтарь. Сквозь готические окна виднелось небо: над горизонтом разгоралась красная полоса. Занимался кровавый восход. За стенами слышались вопли и крики, выстрелы и лязганье стали. «Быстрей!» Теодор ринулся по проходу. Что теперь делать? Спотыкаясь, он бежал между рядов, воздуха не хватало, раны дергало и жгло, и он еле переставлял ноги.
Теодор запнулся о собственный сапог и упал возле самых ступенек, ведущих к Алтарю, чуть не ткнувшись носом в пол. На плитке, в опасной близости от которой оказалось его лицо, он увидел знак: семиконечную звезду, в которую было вписано сердце. Теодор дотронулся до сердца, и вдруг из глубины камня проступила надпись – словно одна из тех, что были начертаны безумцами на стенах коридоров; камень иссекли трещины, и через все сердце протянулись слова:
AMOR
VINCIT
…
Внизу оставалась строка еще для одного слова.
«Это загадка, – отрешенно подумал Теодор, – последняя».
Amor vincit… Он уже слышал эти слова. Тео бросил взгляд на кольцо. В этот миг стекла в нефе задребезжали: с внешней стороны в окно ударилось чье-то тело, брошенное с невиданной силой. Тео вздрогнул и обратился к надписи.
Скорее!
Тео попытался отыскать вокруг хоть что-то наподобие пера или грифеля. Ничего… Тогда он, покривившись, дотронулся пальцем до раны на плече и прочертил кривые буквы.
OMNIA
«Амор винцит омниа» – так говорил Кобзарь. Тео давным-давно знал кодовое слово. Латинский язык, любимый язык Кобзаря. Тео уже тысячу раз слышал эту поговорку от Глашатая, тот все время подсказывал: «Любовь побеждает все». Едва он дочертил букву A, как плитка опустилась вниз и исчезла. Соседние плиты также задвигались, и Теодор вовремя отскочил. Пол перед алтарем раздвигался, и буквально через минуту открылись ступени под землю.
Где-то внизу тускло светились свечи. Теодор покачал головой.
– Не в первый раз!
И храбро ринулся вперед.
Он перескакивал через несколько ступеней, вскрикивая от боли в ноге. Скорее, скорее. Что ждет его внизу? Там, за стенами церкви, все еще продолжается битва. Отступили Охотники? Или все погибли? От мысли, что там Шныряла, Змеевик, Вангели, у Теодора сжало сердце. Он представил мертвенно-бледную Шнырялу, лежащую рядом со Змеевиком.
Нет, нельзя думать об этом.
Вот какая она, Война. Вовсе не те благородные, грациозные рыцари в замке Йонвы. Нет, она мерзкая, страшная, горькая.
Тео преодолел последнюю ступень и выскочил в коридор. Дальше был тупик, в конце которого виднелась дверь. А перед дверью стоял…
Фредерик Фармер.
Светло-русые волосы, кожаная повязка, скрывающая глаз. Черная сутана, блестящий крест на груди. Фредерик Фармер глядел призрачно-лазурным глазом из-под широкополой шляпы на Теодора.
Прошлый Макабр случился сотню лет назад. Юноша же не постарел – нежитель? Правда, двинувшись чуть в сторону, Тео заметил, что тело Фредерика будто бы просвечивает: оно не такое плотное, как человеческое, но и не рассеянно-прозрачное, как у мороя.
Воспоминание…
– Ты… я знаю тебя, – хрипло сказал Тео.
– А я знаю тебя.
Голос Фредерика был спокойный, холодный, от этой прохладцы по коже Теодора скользнули мурашки.
– Я следил за тобой, Теодор Ливиану.
Края губ Фредерика чуть приподнялись. Он неспешно взял белоснежными пальцами крест и принялся задумчиво его крутить.
– Меня зовут Фредерик Луи Фармер, я родился в конце восемнадцатого столетия в Латинской Америке. Мой отец умер от эпидемии холеры, оставив мне в наследство несколько монет, псалтырь и французскую фамилию. У меня был брат-близнец, которого я позже лишился. Знаешь как? – Фредерик устремил хрустально-голубые глаза на Теодора. – Его загрыз нелюдимец.