Кобзарь все-таки помог. Глашатай не в первый раз давал подсказки, несмотря на то что говорила Шныряла. Несмотря на то что по договору это запрещено. Кобзарю нельзя верить на все сто – он все-таки выполняет поручения Смерти, делая то, что она велит. Поручения Смерти, которая хочет… чего? Хлеба и зрелищ? Красочно расправиться со всеми? Или, перебив половину, наградить самых живучих?
Кобзарь – раб Смерти. Да, он бессердечен – в прямом смысле, – но помог им. Сумеет ли Кобзарь скрыть это от Смерти? Что, если она узнает? Вдруг за эти несколько слов Глашатаю придется поплатиться?
Тео сам не знал, что думать. С одной стороны, он должен найти золотую тропу. Любой ценой. С другой – хоть признавать это было непросто, Тео волновала судьба Кобзаря.
Почему? Иногда трудно объяснить, почему яблоки тебе нравятся, а груши – нет. Почему ждешь закат, а не рассвет. То же с людьми. Почти всех Теодор не выносил, но к музыканту питал симпатию, которая объяснялась… неизвестно чем.
Тео его не боялся. Тео его… жалел.
Возможно, потому, что Волшебный Кобзарь на той же самой монете, что и они, только с другой стороны. И эта монета по несправедливости судьбы оказалась в руках Смерти.
Глава 8. О падучей звезде
Желтое колесо луны объехало зенит, пока Теодор вел за собой спутников – по лесу и сквозь сплетения боярышника, по заросшим повиликой тропинкам, вытоптанным неизвестно кем и когда. Вел туда, куда его тянула музыка.
Время от времени Тео подносил к губам флуер и извлекал короткую, какую-то призрачную мелодию. Ту, что улавливал его слух в шепоте Полуночи. Эту музыку слышали и Шныряла со Змеевиком, правда, немного хуже. Для Санды же мелодия оказалась практически недоступна. Какой был в этом секрет? Почему песня открывалась каждому по-разному? Тео не знал.
Вышли к низине. По крутому склону, петляя меж мшистых валунов, торопились ручейки и звериные тропки. Деревья в низине росли реже, и там, вдали…
Санда вскрикнула и ткнула пальцем:
– Смотрите!
Тео вгляделся в темноту и действительно увидел мерцающую между деревьев золотую нить. Свет нимерицы был так силен, что различался даже с такого большого расстояния.
– Мы нашли ее! Ура! Кобзарь не соврал! – Санда буквально приплясывала, но Шныряла ее осадила:
– Нашли, но не дошли. Уймись, пока не накаркала чего.
Решили спускаться прямо здесь, по обрывистой козьей тропке, – обходить было бы слишком долго. Тео и Санда остались наверху, наблюдая, как ловко спускается Змеевик, а Шныряла со злобным и сосредоточенным личиком ползет вниз, осторожно переставляя ноги в стоптанных сапогах. Осложнялось дело тем, что выпала роса, и пальцы скользили по влажным выступам. Иногда из земли выворачивались, казалось бы, надежные булыжники или обламывались каменные пласты, и тогда нога Шнырялы опасно повисала над пустотой.
Тео напряженно следил, как продвигаются путники. Вдруг камни под Шнырялой заскрежетали и поползли, и девушка с вскриком прильнула к стене, вцепившись пальцами в бугристую поверхность.
– Не шевелись!
Секунду спустя Змеевик просто с фантастической ловкостью подобрался к Шныряле и обхватил ее за талию. Тео мельком увидел гримасу девушки, одновременно испуганную и гневную.
– Не тр-р-рогай меня!
Но Змеевик, напротив, обхватил Шнырялу сильнее и что-то глухо забормотал.
– Я сказа… убери… отойди… от ме…
Из всего, что говорил Змеевик, до Тео и Санды донеслось только громкое:
– Нет.
Санда с опаской склонилась над обрывом. В ярком лунном свете легко было разглядеть две прильнувшие друг к другу фигуры, причем та, что мельче, извивалась, как червяк. Отслаивающаяся порода, срываясь, ухала в пропасть и разбивалась внизу.
– Она точно чокнутая. – Санда цокнула языком. – Что между ними происходит? Я не пойму! Она постоянно грозится вырвать ему язык, когда Вик не слышит, но притом украдкой на него таращится, пос-то-ян-но! А Вик таращится на Шнырялу, когда не видит она.
– Нежители болтали… ну, вроде как Шныряла запала на него.
Снизу донесся хруст, скрежет, грохот и очередные препирательства.
Санда повернулась к Тео, прищурившись от лунного света:
– Вроде как?
– Не знаю.
Девушка закатила глаза.
– Это даже не под вопросом. Естественно, она на него «запала». И он на нее. Я не об этом… Почему они не вместе? Почему не признаются друг другу?
– Знаешь, Санда, для меня вопрос «Почему Шныряла не признается Вику?» стоит где-то между «Какого цвета носки Кобзаря?» и «Почему у меня на ногах растут волосы?». Если честно, последний вопрос даже интересней.
– О боже, ты совсем как Раду! – простонала девушка.
– А что я должен делать?
– Ну… не знаю, поговори с Виком.
– Зачем? Если ты волнуешься за Шнырялу, поговори с ней сама. Вы же девушки.
Санда надулась.
– «Вы же девушки», – передразнила она. – А вы с Виком – парни. Вы о девушках не говорите, что ли?
– Нет, – честно признался Тео.
– А о чем же вы тогда говорите?
– Ну… о всяких тварях. Меня сейчас больше волнуют не отношения Змеевика и Шнырялы, а поиски тропы. Вик слышал кое-что от отца и рассказывал, чтобы я не влип в очередную заваруху. Помнишь, мы проходили место, где между корней деревьев был крест?
– А, из паутины?
– Да…Это вход в логово крестовиков. Сами они размером с ноготь, но их чертовски много, и, если попасть в такой крест, прилипнешь намертво. Понимаешь, ты паутину оторвать не успеешь от кожи или одежды, потому что эти твари жутко проворные. А еще их тела вибрируют и издают мелодичные звуки. Да ты слышала, когда мы были там…
– Точно! Будто ветерок напевал три восходящие ноты…
– Это крестовики. Они поют колыбельную, ты уснешь, и пауки высосут тебя досуха.
Санда, скривив губы, передернула плечами.
– Спастись от них можно одним способом, – продолжил Тео. – Спеть эти ноты наоборот. Пауков от этого прямо трясет, и они сразу отстают.
– Погоди… Это потому ты тогда взялся за флуер?
– Ага. – Теодор вновь наклонился над обрывом. – Если бы Вик не разъяснил, могли бы здорово влететь. Эта Полночь… Мне иногда кажется, здесь слишком много музыки.
Тео дотронулся до флуера сквозь плащ и добавил про себя: «И у меня ощущение, будто я здесь неспроста».
Когда настал черед спускаться Тео и Санде, девушка заколебалась. Всякий раз как она опускала ногу, тут же отдергивала и только сильнее вцеплялась в длинные ветви неведомых кустарников, густой бородой свисавших с обрыва. Луна причудливо играла на сколах породы.
– Высоко, очень высоко, – бормотала она.
Змеевик с беспокойством глядел снизу.
– Может, лучше в обход? – жалобно протянула Санда.
– Это слишком долго.
Санда попробовала носком ботинка камень и покосилась на Тео: он уже успел спуститься на метр и теперь стоял на небольшом уступе. Чтобы волосы не лезли в лицо, Тео по-быстрому сплел их в косу, и Санда хихикнула. Потом сделала вдох и мотнула головой:
– Я… просто…
Тео ждал, хотя знал, что будет. Внутри зашевелился змеиный очаг. Страх приближаться к Санде из-за тени. Нежелание делать что-то непривычное. И желание сделать. Сразу, махом, чтобы… Тео разозлился.
«Хватит! Тебе что, не хватает всей этой чертовщины, которая творится вокруг? Хочешь еще проблем? Так вот она – проблема! Остановись».
Накануне Тео подловил себя на мысли, которая шарахнула как молния. «Наконец-то привал!» – подумал он тогда. И только потом сообразил, ради чего ждет привала. Не затем, чтобы вытянуть ноги у костра. Вгрызться в крылышко куропатки. Откинуться на мох и полежать. А ради того, что обычно было после ужина.
А после ужина он тренировал Санду.
Когда Тео понял это, он здорово растерялся. Такие вещи не входили в его планы. И он прекрасно понимал, что не стоит продолжать. Но… теперь Санда сидела на обрыве с просьбой, для которой не нужны были слова, – вытаращенные глаза девушки искали его взгляда. И Тео знал, что произойдет, если он сейчас приблизится. Если протянет руку, если ощутит ее ладонь в своей… Едва Тео подумал об этом, его прошиб пот.
– Тео! – крикнул Змеевик, и Теодор понял, что держаться подальше от Санды не удастся.
Уцепившись за камни, он шагнул чуть вбок и подтянулся. Тео много раз делал это в Карпатах – взбирался по деревьям, карабкался по скалам – и чувствовал себя на отвесной скале точно крестовик на паутине. Он подобрался к девушке и, прежде чем протянуть ей ладонь, сам себя предупредил. Твердо. Без колебаний. «Если выкинешь какую-нибудь штуку, лишишься ужина. Понял? Я не шучу».
Санда перевернулась на живот и опустила тонкие ноги, вслепую нащупывая, куда поставить ботинок. Втиснув носок в щель между камнями, девушка скорей обернулась в поисках Тео – он был уже рядом, протягивая руку, – и в следующую секунду он почувствовал ее пальцы – тонкие, влажные и прохладные.
Есть два типа людей: те, чьи ладони во время опасности охватывает жар, именно к ним относился Тео. И те, чьи руки холодеют. Такой была Санда.
Тяжело сопя, Санда переставляла ноги с камня на камень, по-прежнему цепляясь за руку Тео так, словно это был ее последний шанс уцелеть. Двигались они медленно. Теодору спуск показался вечностью, а Санде – вечностью вдвойне.
Они уже преодолели половину пути, когда Тео, ища взглядом, куда поставить ногу, заметил между камней золотой проблеск – словно из щели высунулся кустик нимерицы. Они спустились ниже, Санда протянула руку вбок, чтобы уцепиться за небольшой уступ, и…
Громко зашипело, будто на сковороду плеснули масло.
Тео тревожно глянул за спину Санды, заметил, как в щели мелькнуло нечто длинное и блестящее, и тут девушка громко вскрикнула, дернулась и обмякла. Тео еле удалось подхватить ее, прежде чем она покатилась бы вниз. Он поддержал Санду под мышкой одной рукой и подставил ногу, чтобы ботинок девушки уперся в его сапог.
Снова яростно зашипело, и Теодор поверх головы Санды увидел на каменном языке свернувшуюся змейку, будто отлитую из золота, с черным полумесяцем на лбу, которая покачивалась, угрожающе раскрыв пасть.