– Что за чертовщина? – прошептала Шныряла, обходя дерево кругом. – Это ж натуральная черепушка!
Шныряла потянула носом в сторону леса, и Тео тут же уловил смешанный запах ржавчины, соли и металла. Он вздрогнул. Ветерок с опушки приносил запах крови. Тео поднял глаза и уставился на небо. Набрякшее толстобрюхими тучами, оно угрожающе нависло над путниками, а снизу было подсвечено красным.
– Не нравится мне это, – проворчала Шныряла.
Никому не нравилось. Но делать было нечего. Они слишком боялись оставлять тропу.
Двигаясь медленно и с опаской, вступили в Кровавый лес – так обозвал его Теодор. И не ошибся. Деревья-головы сжали тропу так, что пришлось идти гуськом, и пялились на путников пустыми глазницами, обдавая злобой и немым холодом. Тео почувствовал, как волоски на руках становятся дыбом, и зачем-то обернулся. Все деревья, мимо которых прошли игроки, теперь глядели им вслед.
А вскоре началось это.
Земля стала податливой, мягкой, потом зачавкала под ногами, и запах ржавчины усилился, уже не перекрываемый ароматом прелой листвы и гниющей древесины. Тео, сначала решивший, что в лесу недавно прошел дождь, поднял сапог и всмотрелся в свой след. Ямка во влажной земле быстро заполнялась липкой тягучей жидкостью.
– Кровь! – содрогнулась Санда. – Это же… настоящая кровь!
Ее вытаращенные глаза остекленели. Девушка закашлялась и прикрыла рот рукой, пытаясь удержать рвотный позыв. Тео и сам содрогнулся, глядя под ноги.
Чем дальше они шли, тем больше земля истекала кровью. Ботинки хлюпали, выворачивая комья черно-красной грязи. Игроки брели тесной кучкой, с оружием в потных руках, а лес все не кончался. Между широкими стволами уже змеились красные ручейки, возле которых росли мерзкого вида грибы. Одни покачивали округлыми и белесыми, как глаза мертвецов, шариками на длинных стебельках; вторые лепились к стволам деревьев синюшными гроздьями с кровавыми прожилками, точно воспаленные легкие; третьи поднимались над землей багровыми чумными бубонами, оплетенными черным многослойным кружевом.
Вскоре из-под камней забили целые ключи, и среди травы то и дело обнаруживались бочажки, наполненные густой красной водой. Там, в стоячей жиже, плавали почерневшие ветки и мертвые насекомые. Воздух был пропитан тяжелой осенней прелостью, пахло душно и тягуче – словно отвар, пар которого вдыхаешь, склонив лицо над чашей.
– Слышите? – Тео поднял руку, забросил назад волосы и повертел головой. – Слышите?
Издалека доносился шум, будто там собралась целая толпа людей. Когда игроки прошли по золотой тропинке между двумя кровавыми озерцами, жуткий лес вскоре расступился, и они оказались на краю огромной поляны. Посередине на небольшом возвышении раскинулось самое громадное из виденных ими в Кровавом лесу дерево.
Здесь было особенно шумно, словно на городской ярмарке, однако голоса были не оживленные и радостные, а мучительно надсадные… Да и людей на поляне не наблюдалось. Ни одного.
– Что за чертовщина? – зарычала Шныряла.
Змеевик положил руку на меч, Санда судорожно вцепилась в нож. Тео тоже достал оружие и оглядывался в приступе паники – ощущение было, будто он двигается сквозь огромную толпу плачущих, вопящих от боли и отчаяния людей.
– Не сходите с тропы, – в который раз предупредил Змеевик.
Когда игроки подошли к дереву, им открылось жуткое зрелище, – пожалуй, одно из самых ужасающих на памяти Тео. Из огромных глазниц, пульсируя, вытекали две реки – багровые, тягучие, над которыми курился пар. Они лились по стволу, точно кровавые слезы по щекам, – вниз, вниз, журчали между корнями и, распадаясь на множество ручьев, устремлялись в лес.
– Вот откуда вся эта кровища! – крикнула Шныряла. – Ничего себе, а!
– Я знаю, что это. – Змеевик повысил голос, перекрывая шум. – Это древнейшее дерево на свете…
– Кровавое! – крикнул Тео. – Кровавое Древо из легенды о Кобзаре!
Змеевик кивнул.
– Из него вырезана волшебная кобза, – продолжил Теодор. – И оно питается кровью павших на войне.
Санда и Шныряла поежились. Санда вообще с трудом заставляла себя не поддаваться панике и не сбежать подальше сломя голову.
Громадная крона затмевала небо – и стало ясно, откуда красный отсвет на тучах. Все в этом лесу было темно-багровым. Теодор присмотрелся к ближайшей толстой ветви, изогнутой, точно мост. Листья показались ему странными – они двигались, поворачиваясь на черенках, шевелились.
Он уцепился за корень, вскарабкался выше по выемкам в коре, встал на ветку и распрямился, разглядывая листья – толстые, округлые, будто надутые изнутри. Тяжелые. Ропот, пробегающий по Древу, был вовсе не от ветра – его издавало множество листьев, которые…
Тео хотел крикнуть, но не смог. Змеевик и Шныряла встревоженно позвали его, а он даже не услышал. Его чуть не вывернуло, в глазах потемнело, он прижал ладонь ко рту, часто задышал и тяжело прислонился к стволу.
Некоторые листья имели прорезь, из которой выпячивались – Тео втянул воздух, пытаясь унять дрожь, – человеческие губы. Они шевелились, приоткрывая клацающие зубы, движущиеся языки. Именно листья оказались источниками страшного неумолчного гула, это их рты говорили, шептали и стонали:
– Guardar, guardar…
– Bellum…
– I’mdying, I’mdying…
Некоторые же, кривя губы, кричали – истошно, громко, словно человека разрывали на части. Крону наполняли стоны и всхлипы. Тео знал, что это за звуки…
Голоса умирающих.
Вдруг он различил родной язык. Преодолевая отвращение, Теодор прыгнул на соседнюю ветку и склонился к листу, который страдальчески кривил губы:
– Они подстрелили меня… вот здесь… не могу, не могу больше… прощайте!
Теодор закрыл уши, ничего не желая больше слышать. Потом, содрогнувшись от тошноты, бросился спускаться.
– Скорее, уходим отсюда! – закричал он подбежавшим к нему на помощь Санде, Змеевику и Шныряле.
Тео первым рванул к золотой тропе и, ступив на нее, услышал чудовищный скрип. Все испуганно оглянулись. Кровавое Древо, дрожа кроной и сыпля листьями, медленно перекручивало ствол, чтобы оказаться «лицом» к игрокам.
Все смолкло. Повисла тишина. Гулкая, тягучая, липнущая к телу.
Теодор, тяжело дыша, смотрел на дерево, а дерево смотрело в ответ. Воздух стал густым и плотным, и Тео захлебнулся очередным вдохом. Вдруг Кровавое Древо встрепенулось, и вся крона разом заговорила:
– ОНСЛЕДИТ.
– ОНВЫЖИДАЕТ.
– ОНБЛИЗКО.
Теодор заорал, Санда завизжала. Все четверо припустили по тропе что было сил, зажимая уши, но все равно слышали гудящее по лесу мертвенное многоголосье.
Тео бежал между глазастыми стволами, поскальзываясь на листьях, падая в кровавую жижу и влипая ладонями в хлюпкую грязь, содрогаясь от липнущих к пальцам мертвых бабочек, гнилых листьев и упругой паутины. Он поднимался, несмотря на жжение в легких и струи пота, стекающие с бровей, судорожно тряс руками и бежал снова, вытирая ладони о плащ, – вперед, вперед, прочь от поляны Кровавого Древа.
Остальные бежали следом, тоже громко шлепая по жиже, скользя и хлопаясь в стоячую хлябь.
Наконец перешли на быстрый шаг. Вопли были уже едва слышны, но все понимали: чем скорее они покинут это место, тем лучше. Остановиться и передохнуть никто не предлагал.
Молчали долго.
Красные ручьи забулькали сильнее, сливаясь то тут, то там в речушки, и все чаще приходилось прыгать по скользким камням, чтобы пересечь кровавые потоки, несшие черные листья, ветки и мертвых насекомых. Золотая тропа свернула вдоль одной из таких речушек, и игроки около часа скакали по мшистым кочкам и каменным валунам между стремительно редеющих деревьев.
Когда страшный лес закончился, перед путниками раскинулась бескрайняя багровая топь. По берегу шелестел камыш, шумели приземистые корявые деревца. Над топью поднималось тусклое красное марево. Ветер переменился, и на путников пахнуло густым смрадом – не таким, как у обычных болот: гнилая вода, зловонный ил и торф.
Топи дышали мертвечиной.
– Вот оно что… – Змеевик устало оперся на меч и тускло посмотрел на спутников из-под косиц. – Скверно. Очень скверно.
– Это ясно и без твоего умного замечания, – насупилась Шныряла. – Что именно скверно-то?
– Я знаю, что это за место. – Змеевик покачал головой. – Багровые топи.
Тео глянул на простирающиеся перед ними болота. Небо и земля имели темно-красный оттенок, даже бурьян, даже рогоз. Что Багровые – то да.
– Слышал о них от отца, – продолжил Змеевик. – Это все из-за Древа. Его потоки, – он указал на выбегающие из чащи речушки, – стекают сюда, в низину, и земля их уже не впитывает. Да и можно ли впитать столько крови, проливающейся в войнах? Войны не прекращаются. Войны – кочевники. Снявшись с одного места, бредут в другое. Конца и края им нет, как и водам Кровавого Древа.
Змеевик вжал носок сапога в землю в шаге от тропы, и в образовавшуюся ямку тут же набежала бурая жидкость.
– Кровь. Старая. Древняя. Почерневшая от времени. Мертвая кровь, оттого и запах такой у болот – могильный.
Тео заметил взгляд Санды, устремленный вглубь топи. Девушка чего только не натерпелась, но такого и он не ожидал… Даже дышать здесь было трудно: в горле першило от сладковатой гнили, а уж заговорить о том, чтобы двинуться туда, где над мшистыми озерцами клубится кровавый туман, и речи быть не могло.
Они застряли.
Вдруг Тео понял, что теперь Санда смотрит на него. Они не разговаривали с той самой ночи, когда его угораздило поцеловаться с лидерцем, и держались порознь: Тео шел впереди, за ним Змеевик, после – Шныряла, и в конце вереницы брела Санда. Случая перемолвиться Санда не предоставляла и всем видом игнорировала Тео. А тут посмотрела. Прямо в глаза. И Тео чуть улыбнулся. Санда всхлипнула и провела рукой по лицу.
– Делать-то что будем? – Шныряла оглядела всех троих.
Позади был жуткий лес. Впереди – топи, еще жутче.
И как назло, именно туда, петляя меж кочек и ржавых озерец, убегала поросшая золотой нимерицей тропа.