– Ну, где сумерки… – пробормотала Шныряла.
– …Там рассвет, – закончил Тео любимой поговоркой нежителей.
Это значило, что, если ты столкнулся с непреодолимой задачей, если для тебя наступили сумерки, стоит продолжать бороться. Потому что за сумерками неизменно приходит рассвет. Если только переживешь тьму, дождешься восхода солнца.
Они зашли слишком далеко. Поздно отступать.
– Идем по одному, – сказал Вик.
Он поставил ногу на уходящие отвесно вниз ступени, и его корпус сильно накренился вперед – так, будто он вот-вот упадет. Но Вик не падал, приклеившись подошвами к скошенной лестнице. Парень шагнул еще. Казалось, еще чуть-чуть – и он ухнет в бездну.
– Странное место… – донеслось эхо его голоса.
– Вы еще не то увидите, – шепнула Санда. – Там такое…
Она двинулась вслед за Виком, тоже наклонилась вперед и через пару шагов исчезла в темноте.
– Ну, была не была! – Шныряла ступила на лестницу следующей и тут же зафыркала: – Что это? Что за ерунда?
Тео, замыкающий шествие, напоследок оглядел холм. Ему показалось, что невдалеке, за большой железной дверью, темнеет чей-то силуэт. Теодор поскорее нырнул в проем, утягивая за собой дверь, – и тень со скрипом упала, скрыв проход в Ищи-не-найдешь.
Тео стоял в полумраке. Он сделал шаг вперед и почувствовал себя очень странно. Нащупал поручень и схватился за него, чтобы не упасть. Тело накренилось сильно вперед, и чем ниже он спускался по закручивающейся винтом лестнице, тем более необычное ощущение охватывало его. Тело словно перевернули вверх ногами: кровь прилила к голове, появилось головокружение. Однако волосы и одежда оставались как были.
Пройдя лестницу до конца, друзья оказались в том же месте, что и вначале, – на лестничном пролете. Рядом на земле чернел четырехугольник – тень от двери. Сквозь отверстие замочной скважины пробивался белый свет луны, светящей по ту сторону.
Но теперь она сияла под ногами. Они вошли в перевернутый Ищи-не-найдешь.
Глава 13. О древнейшей тюрьме
– И какой из трех путей выберем?
Поправив на плечах собачью шкуру, Шныряла поковыляла к среднему – тот, как и два других, вел в угнетающую тьму.
– Леший их дери… А какую выбрали Вангели с воблой?
– Я… я не помню, – смутилась Санда. – По-моему, среднюю.
Вик подошел к проему, вытянул шею в гулкую глубину.
– Так и есть. – В проходе отдалось эхо. – Вон отпечаток ботинка, кто-то оступился и чуть не врезался в стену. А может, врезался.
– Надеюсь, он расшиб себе рожу, уродец! Нужно выбирать, и скорее. Левая, средняя, правая?
– Пусть будет средняя, – вздохнула Санда.
– Левая, – подал голос Тео.
Шныряла подошла к левому проходу, принюхалась. Тео руководствовался другим чутьем. Музыка. Из левого дойна завывала громче. Именно туда звала внутренняя тяга. Та, что он ощущал, когда увидел процессию теней и едва не пошел вслед.
– У меня ощущение, что я здесь была… – вдруг пробормотала Шныряла.
– И у меня тоже, – сказал Вик.
Он поправил сумку, висевшую через плечо, и скомандовал:
– Оружие приготовить, не выпускайте из рук. В проходе темновато, держитесь вместе.
– Темновато? – чуть не захныкала Санда. – Да я вообще ничего не вижу! Давайте пойдем в средний проход!
Вик встал перед ней и мягко заговорил:
– Санда, ты ничего не видишь потому, что живая. Так же как Алхимик и Вангели. Они выбрали этот путь потому, что он не для мертвых. Не знаю, куда он заведет наших противников. Мы с Дикой – мертвецы, и мы… – Он оглянулся на Шнырялу. – Были здесь. Мы узнаем это место.
– Мертвецы, – затряслась Санда. – Но вы-то совсем другие! Вы же как люди!
Змеевик покачал головой:
– Именно «как». Но не люди. Души возвращаются на землю отсюда, забывая пребывание в мире мертвых, но все-таки что-то помнят. Нежителю никогда не стать вновь живым. Не запомнить снов. Не увидеть цвета…
– Что? – вскинулся Тео. – Не увидеть цвета?
– Я же говорил, мы видим мир иначе. Это не жизнь, а существование.
По желудку прокатилась ледяная волна. «Просто в тебе есть что-то от нежителя. Чего никогда не бывает у людей»…
Они брели по темному коридору уже минут пять. Время от времени в обе стороны отходили другие пути. Однажды почудился свет, а после кашлянье Алхимика в ответвлении, ведущем налево, – видимо, противники не так далеко ушли, а может, просто заблудились. Непонятно откуда лился тускло-серый свет, которого Санда не видела. Девушка таращила глаза, как кошка, и вертела головой, но так и не привыкла к темноте и пробиралась на ощупь.
Может, Алхимик и Вангели потому и блуждали, что тоже не видели? А почему видел он, Тео? «В тебе есть что-то от нежителя».
Вик гнал вперед. Пытался уговорить Шнырялу обернуться собакой, чтобы понести ее, но девушка его не подпустила. Санда спотыкалась, и Тео пришлось взять ее под локоть.
Темнота глотала звуки шагов. Тео думал о спустившихся сюда тенях, и по его спине пробежал холодок. Никогда еще он не оказывался в столь мрачном месте и уже десять раз подумал, чтобы повернуть обратно. Темнота хватала за горло. Тео держал Санду под локоть, боясь отпустить, будто тепло ее руки – единственное, что могло его спасти. Ведь только она по-настоящему живая в этом подземелье.
Во время приступов Тео видел мир черно-белым. У него странная тень. Но при этом он видит сны, волосы растут, он взрослеет. И Тео никогда не слышал, чтобы нежитель мог становиться тенью сам. Нежительские тени отображают сущность. У Шнырялы – собачья, у родителей были лисьи. У одного Вика человеческая. «Я погиб из-за того, что принял людское имя. Это – моя нежительская сущность, вернувшая к жизни того, кто должен был стать змеем».
Но что происходило на поляне…
Порез на ладони жгло, но сама рука превратилась в ледышку. Тео не мог пошевелить пальцами. Не будь тут темно, он бы наверняка увидел за собой дорожку из красных капель.
– Что такое?
Тео остановился. Впереди Вик опять просил Шнырялу перекинуться, но девушка лишь плевала ему под ноги.
– Тео?
Рука совсем онемела… В прошлый раз кровь остановилась, лишь когда Санда перевязала руку. Когда их руки переплелись, Теодор снова увидел цвета. Санда влияет на то, что с ним происходит. Как? Девушка уставилась на левое ухо Тео.
– Я тебя не вижу!
– Я здесь.
Тео пошевелил пальцами. Мокрые. Порез кровоточит. И вдруг нахлынул страх.
– Не могу… дальше…
Темнота сдавила горло ужасом, который ничем не прогнать. Что будет, если тень нагонит и он снова окажется… ею? Никуда не скрыться. Негде спрятаться. Тень найдет. В любой темноте – придет.
Она уже в пути.
Во всем мире было только одно место, которое показалось оплотом безопасности, и Тео, не соображая, что делает, придвинулся к Санде и уткнулся лицом в ее макушку. Девушка стояла тихо и смирно.
Впереди спорили Шныряла и Вик, а вот сзади тишина надвигалась вековечным мраком. Где-то там, с темнотой, ползет его тень… Чтобы забрать.
– Тебе было очень больно? – шепотом проговорила Санда.
– Мм?
– Когда ты растил тот жуткий цветок. Ты кричал так, как будто тебе… череп вскрывают. Знаешь, я бы точно не смогла…
– Все н-нормально.
Санда замолкла. Прикосновение затянулось. Тео чувствовал, что переходит незримые границы, но ему было так тепло…
– Я раскрою тебе секрет. Только н-никому не говори. Я н-не вызывал эту тень. Эта тень – я сам…
Санда отпрянула. Тео видел на ее лице смесь страха, неверия и удивления.
– У меня всегда была нормальная тень. В Макабр она изменилась, п-потом вовсе пропала, а теперь п-преследует меня. С самого Золотого Замка. Я не знаю, кто я… и боюсь.
Это признание могла вырвать только минута сильнейшей слабости.
– Санда, ты боишься меня? – убито прошептал он.
«Глядите, что у него с лицом! У-у, страшный». Они считали его другим. Тео вспомнил, что дети кричали…
– Я чудовище, – глухо проговорил Тео.
Санда немного помолчала и выдохнула:
– Я тоже.
Какое-то время Тео не понимал, что она имеет в виду, и тут Санда заговорила. Сбивчиво, будто слова прорвали блокаду. Хлынули потоком, вынося на свет все то, что она так долго держала в себе.
– Мертвец в Золотом Замке, который высунулся тогда из воды… То, что хотело утащить меня в воду, Тео, это… Это моя… – Она задохнулась. – Это была моя мать!
Тео показалось, его ударили наотмашь.
– Поэтому моя стихия – вода, – отчаянно прошептала Санда. – Поэтому эта дурацкая стихия меня преследует! До Макабра, во время Макабра. Моя мать – сумасшедшая! Отец не хотел говорить, чтобы ее не забрали, и держал дома. Он же начальник полиции! А потом… однажды… пошла в ванную и позвала меня…
Теодор не хотел этого слышать и стиснул зубы.
– …и держала голову под водой, пока я не начала захлебываться. Я пыталась вырваться, а она… все проклинала… – Санда спрятала лицо в ладонях, помолчала и глухо продолжила: – Отец оторвал ее от меня. Я сказала, пусть забирают ее в дом для умалишенных. Пусть утаскивают, она мне больше не мать. Я хотела, чтобы она убралась. Я уже не могла это выдерживать! И он… он ее отвез. – Санда всхлипнула. – Я не видела ее уже давно. Отец говорил, ей стало лучше, но я не хочу ее видеть. Понимаешь? Я боюсь ходить в этот ее дурдом. Отец постоянно на работе, занятый, я в гимназии, дома. Никому не было до меня дела, Тео, никому! Только Раду волновало, что со мной происходит! А потом с ним… Случилось это… И я осталась совсем одна.
Внутри Тео бушевала буря. Удивление смешалось со злостью и жалостью.
И, будучи такой трусливой, она пошла сюда. Как, ради всего святого? Такая странная смесь слабости и силы…
– Ты не чудовище, Санда.
– Я ненавижу ее!
– Нет, – повторил Тео, притягивая девушку к себе.
Он знал, что Санда чувствовала эти годы – то же, что и он. Ненависть. Обиду. Одиночество. Но собственное одиночество не вызывало в нем жалости. А ее – да. Тео прижал к себе девушку. Бросил взгляд на проход: Змеевик метал глазами молнии, Шныряла сидела на полу, рука на раненом боку.