– Смейтесь сколько угодно, мастер Сюртук, но посмотрите, будет вам до смеха, когда я закончу свои объяснения.
– Говорите! – потребовала Ада аллер’Рипп.
– Мастер Сюртук прав, – холодно усмехнулся в ответ Сандер Керст. – Имперские законы не запрещают заочной передачи прав, если только права заявлены вовремя и в полном соответствии с законом. Вы следите за моей мыслью?
– Продолжайте, – предложил ди Крей, которому показалось, что он уже понял смысл интриги.
– Граф ди Рёйтер – реально существующий человек и действительно готов отдать богу душу в любой момент быстротекущего времени. Он клиент адвокатской конторы «Линт, Линт и Популар», в которой я имел честь служить до моего, скажем так, более чем поспешного отъезда из Ландскруны. Я вел дела графа, оттого и знаю о нем достаточно, чтобы сочинить историю о его мнимом отцовстве.
– А на самом деле? – подалась вперед Тина.
– Вы не имеете к нему ровным счетом никакого отношения.
– Но зачем?! – Это был голос Адель.
– Затем, что одна история о наследовании способна хорошо замаскировать другую.
– Что вы имеете в виду?
– Среди бумаг моих хозяев, а их у Линта, Линта и Популара огромное множество, имеется особый небольшой архив, сохраняемый и, следует заметить, охраняемый с особым тщанием. Работая в конторе в течение семи лет и зарекомендовав себя в глазах моих нанимателей человеком порядочным и ответственным, я получил наконец доступ к делам, хранящимся в каменной комнате без окон за обитой железом, словно в банковском подвале, дверью. Поверьте, там скрыты такие секреты империи, что я был бы последним дураком и форменным самоубийцей, заикнись только вслух о подобного рода вещах. Там я и обнаружил – совершенно случайно, разумеется, поскольку не знал тогда, как сложатся в дальнейшем обстоятельства, – бумаги семьи Фокко. Герцоги Фокко еще два поколения назад были сильным и значимым родом, с ними считались даже Верны.
– Это так, – кивнул ди Крей, даже не отдавая себе отчета в том, что впервые со дня своего странного «воскресения» ни разу не совершил бесконтрольного поступка. Этот был первый, но и то сказать, сейчас Виктор отчетливо вспомнил историю дома Фокко. Другой вопрос, откуда он ее знал, но на вопросы такого рода ответов зачастую не существовало.
– Нынешняя герцогиня бездетна, и у нее нет других близких родственников, которые бы однозначно – в соответствии с законом – ей наследовали. Мне не хотелось бы вдаваться в личные тайны герцогини, но она получила титул при весьма сомнительных обстоятельствах, и ее положение, откройся правда об этих обстоятельствах, оказалось бы весьма затруднительным. Разумеется, это эвфемизм, но, конечно же, я не открою вам правды о всех тех грехах, что лежат на совести герцогини. Тем не менее отмечу, что герцогиня была кровно заинтересована в том, чтобы некоторые факты не получили огласки. Например, тот факт, что у младшего – и ныне давно покойного – сына герцога Миеса Фокко, правившего до герцогини Амалии и даже еще до ее предшественника – Федора, имеется родная и вполне законнорожденная дочь. Ваш отец, Тина, Захария Фокко был обвенчан с вашей матерью. Вера Монк была дворянкой, хотя и не из самых родовитых. То, что случилось после вашего рождения, достойно быть описано в романе, но сейчас нам важны лишь факты. Ваша мать умерла родами, отец погиб во время Второй войны Чинков, а вы оказались в Але, в приюте для девочек. Смерть герцогини означает, что любой, в ком течет кровь Фокко, может предъявить права на титул и состояние. Любой! – поднял вверх палец Сандер. – И никто не собирается искать какого‑то определенного наследника. Но если наследников будет больше одного, их происхождение и права должна будет изучить геральдическая комиссия министерства двора. Ваши права, моя леди, бесспорны. Никто не сможет соперничать с вами в чистоте крове и близости родства, но для того, чтобы вас признали герцогиней Фокко, вам следует прибыть в Ландскруну до Перелома, а точнее, до двенадцати пополудни тридцать первого студня сего года.
– Герцогиня Фокко… – покачал головой Ремт, внезапно забывший, что он всего лишь «придурок». – Весьма!
– Это ведь одна из пятнадцати владетельных особ империи и член совета пэров, я права? – Комментарий принадлежал даме аллер’Рипп и звучал более чем драматично.
– Допустим! – поднял руку ди Крей. – Допустим! Но что, если ваши наниматели, эти, как их, Линт, Линт и Популар, не отдадут нам подлинные документы барышни. Что тогда?
– Нам не нужна их благотворительность, – сухо улыбнулся Сандер Керст. – Я впервые в жизни совершил должностной проступок, но победителей не судят, не так ли? Все документы спрятаны в надежном месте.
– В чем ваш интерес, Сандер? – спросил ди Крей. – Только не говорите, что вы альтруист и действуете совершенно бескорыстно!
– Не скажу! – Керст встал и сложил руки на груди, он был бледен, но решителен. – Герцогиня Фокко богата и влиятельна. Если она проявит всего лишь толику благодарности к тому, кто вернул ей судьбу, я стану тем, кем был рожден и воспитан, – благородным лордом, а не стряпчим, носящим клейменый меч. Если же она окажется еще и щедрой, будущность моя будет обеспечена, и ради этой возможности я готов рискнуть жизнью.
– Хорошо сказано, сударь! – протянула ему руку Адель аллер’Рипп.
«И как славно, что ты не стал врать, что просто влюблен в нашу бедную сиротку…»
Глава 5
Глава 5. Лилии
1. Третий день полузимника 1647 года
– Хорошо сказано, сударь! – Адель и сама не ожидала, что ее так растрогает рассказ Сандера.
– Хорошо сказано? – уже с вопросительной интонацией повторил за ней Ремт. – Хорошо? Что хорошего? И что сказано?
– Что это меняет? – поднял бровь ди Крей.
– Многое! – Ада отпустила руку Керста и повернулась к Тине. – Я знала твоих родителей, девочка, вот в чем штука!
– Вы – что? – не поняла Тина, выглядевшая сейчас совершенно разбитой и несчастной.
– Вы? – одновременно с ней воскликнул Сандер, его слова Ады потрясли, казалось, до глубины души.
– Я! Вы! – махнула она рукой, понимая, что пути назад нет. – Это мои счеты с девочкой и ни с кем больше.
«Что я творю! Что, во имя всех жаровен и котлов ада, я творю!»
– О чем это вы? – Ди Крей, кажется, кое‑что ухватил. Не понял, нет, но ощутил за ее словами некое подобие второго смысла, что‑то, о чем она не сказала вслух.
– Я была знакома с Верой Монк, – медленно произнесла она.
Медленно, а быстрее и не получилось бы, так сжимали горло спазмы давнего горя, почти ровным голосом и с застывшим, словно маска, лицом. Эту маску Ада чувствовала изнутри, она стягивала живую плоть ее лицевых мышц. Было больно. Хотелось кричать.
– Вернее, раньше я была знакома с Захарией Четамом. В то время, как и позже, он носил имя, когда‑то принадлежавшее боковой ветви рода. Несколько позже, и при совсем иных обстоятельствах, я познакомилась с Верой. Оба они, и Вера, и Захария, были достойными людьми и моими близкими друзьями, – между тем продолжала она, наблюдая за собой как бы со стороны. – К сожалению, меня не было рядом, когда родилась ты, Тина… Я даже не знала… Впрочем, к чему слова. Обстоятельства изменились, господа, поскольку теперь, когда Захарии и Веры нет в живых, я чувствую себя обязанной помочь их дочери. Это все.
– Это ничего! – возразил ди Крей. – Это красивости и банальности, сударыня! И не смейте сверкать на меня глазами! Я нанялся провести вас через Старые графства, но предупредил: горы Подковы непредсказуемы. Что с того, что вы лично знали родителей барышни? Это отменяет войну между мерками и фрамами? Или, может быть, эта малость способна остановить зиму? Вы же выросли в этих горах…
– Вот именно, – криво усмехнулась Ада. – Я здесь выросла, сударь, и да, я могу провести вас на северо‑запад короткой дорогой.
– Насколько короткой? – кажется, Ремту надоело изображать недалекого балагура.
– Завтра к вечеру мы можем быть уже в пределах графства Квеб.
– Это невозможно, сударыня, – покачал головой мастер Сюртук.
– Помолчи! – остановил его ди Крей. – Вы ведь знаете, дама Адель, где именно мы теперь находимся, ведь так?
– Да, – твердо ответила Ада. – И когда я говорю, что если мы выйдем тотчас, то завтра ввечеру будем стоять в виду стен Крегсгорхской крепости, я понимаю, что это значит.
– У меня есть деньги, – весьма вовремя подал голос Сандер Керст. – В графстве мы смогли бы купить припасы и теплую одежду, и тогда…
– Почему же вы заговорили об этом только теперь? – Вопрос напрашивался, и вот он прозвучал. Ди Крей умел задавать правильные вопросы.
– Есть причины, по которым мне не хотелось бы появляться в местах, где меня могут узнать.
– Я не спрашиваю, что вы сделали, – неожиданно голос Виктора смягчился. – Но я должен понять, насколько серьезны причины, о которых вы, сударыня, только что упомянули?
«Интересно, он тоже учился в университете, или это природный дар?»
– Они серьезны, – коротко ответила она. – Риск лично для меня достаточно велик, поэтому мы не станем заходить в Крегсгорх… и еще в некоторые места. Но для вас риск минимален. Моя компания способна испортить вам репутацию в графстве, но не настолько, чтобы вас взялись убивать.
– А вас?
– Мне в этом случае придется куда хуже.
– Понимаю, – кивнул ди Крей. – Стало быть, решение за вами.
– Мы идем. – Адель отдавала себе отчет в том, что делает, и это сильно облегчало дело. Решение принято, и, стало быть, говорить и горевать больше не о чем. – Собирайтесь.
– Бедному собраться – только подпоясаться, – блаженно улыбнулся Ремт, и в этот момент пошел дождь.
2. Четвертый день полузимника 1647 года
Если бы не то, с какой уверенностью шла вперед дама‑наставница, Тина никогда не поверила бы, что здесь можно пройти. Раз за разом дама аллер’Рипп заводила их в очевидные тупики, но глаза обманывали, и глухие стены вдруг раздвигались, открывая путь вперед. Гроты обращались в пещерные лабиринты. И подвесные мосты обнаруживались там, где бездонные пропасти обещали верную смерть вместо дороги к спасению. Дождь лил не переставая. Гремел гром, и молнии лупили по мокрым скалам, поджигая тут и там одиночные деревья. Становилось все холоднее, и вскоре облачка пара начали срываться с губ при каждом выдохе. Однако тропа не кончалась, она вела компаньонов все глубже в недра гор, в теснины без выхода, в ловушки темных колодцев, к обрывам, за которыми клубился облачный туман. День сменился вечером. Наступила ночь, но они все шли и шли, потому что останавливаться на