«Прошлое не отпускает их… – подумал он. – Оно словно… кровавый след… Странная мысль! С чего бы это меня потянуло на поэзию?»
Но, так или иначе, мысли эти заставили его раз или два бросить взгляд и на Тину, сидевшую как раз между лордом Каспаром и дамой аллер’Рипп, и Сандер Керст неожиданно обнаружил, что с девушкой – буквально между делом – произошли разительные перемены. О нет, она не превратилась в красавицу – таких чудес на свете не случается. Однако сейчас в свете факелов и в отблесках пламени, танцующего в огромном камине, волосы ее наполнились жизнью и обрели истинные цвета осени. Тонкая белая кожа натянулась на высоких скулах и, казалось, светится, порождая нежное жемчужное сияние, а в желтых глазах, ставших теперь темно‑охряными, бушует огонь нешуточных страстей.
«Бог мой! – мгновенная вспышка желания заставила его вздрогнуть и покрыться испариной. – Она…»
Она была чертовски привлекательна с этими своими раскосыми миндалевидными глазами, прямым носом и тонко очерченным ртом. Линия подбородка и нижней челюсти, тонкая изящная шея…
«Как я мог этого не замечать?» – Это был хороший вопрос, но Сандер имел на удивление устойчивую психику.
«Я пьян!» – уверенно сказал он себе и перевел взгляд на ди Крея.
Виктор держал в руке кубок, но, кажется, о нем забыл. Он смотрел на Тину.
«Он тоже пьян? Или все мы сходим с ума?»
И в этот момент он перехватил взгляд мастера Сюртука. Ремт на девушку не смотрел. Он вообще не смотрел на женщин, он наблюдал за Сандером. И Керсту очень не понравился этот взгляд. Обычно веселый и производящий впечатление недалекого балагура Ремт Сюртук был совсем не так прост, как хотел казаться. Но это‑то Сандер уже понял и вполне оценил. Однако такого ясного, холодного взгляда он от Ремта все‑таки не ожидал.
2. Шестой день полузимника 1647 года
– Зачем ты здесь? – вопрос задал Каспар.
– Всего лишь случай, – искренно ответила Ада.
Она и в самом деле не собиралась возвращаться.
Ни сюда. Ни теперь. Никогда.
– Пер, я не собиралась тревожить твой покой, ничей покой… Но пошла с девочкой… Впрочем, ты не поймешь, ведь ты не знаешь…
Они стояли на стене, ветер шевелил им волосы, луна плыла по темному бархату ночи, желтая, словно сыр, ноздреватая, тяжелая…
– Чего я не знаю, Адхен?
– Последние годы я служила дамой‑наставницей в приюте для девочек, – объяснила она.
– Ты?! – Судя по интонации, он не верил своим ушам.
– Я, – почти печально улыбнулась Ада. – И никто целую жизнь не называл меня Адхен. Ради одного этого стоило послать к черту осторожность и прийти в Квеб.
– Это недостаточная цена за жизнь.
– Это дела давно прошедших дней, Пер! – возразила она. – Кто помнит теперь ту историю?
– Не скажи, – покачал головой Каспар. – Не скажи, Адхен! Люди помнят зло жизнь и еще жизнь.
«Поколение за поколением…»
– Что ж, – не стала она спорить. – Возможно, ты прав, но это ничего не меняет. Судьба – предназначение или игра случая? Я предпочитаю верить во второе. Случай привел меня в Аль. Пустяк свел с княгиней Альма и Ши Ариеной. Минутная слабость заставила отказаться от того образа жизни, какой я вела всю жизнь…
– А какой образ жизни ты вела, Адхен?
Она знала, что тревожит Каспара, и это знание было ей неприятно. Отвратительно осознавать, что тебе не верят даже самые близкие люди.
– Тебя, Пер, интересует, не тянется ли за мной кровавый след? – прямо спросила она, дивясь тому, как легко слетают с губ эти слова.
– С ума сошла?!
– Нет, – усмехнулась она. – Боюсь, ты сам не осознаешь все страхи, что обуревают тебя. Нет, Пер, это совсем не то, о чем ты подумал. Кровь – да, но не в этом смысле.
– Где ты была? Что делала? До нас не доходило даже слухов.
– И немудрено, – улыбнулась Ада. – Я меняла города и страны и вместе с ними меняла имена. В Але меня звали Адель аллер’Рипп, и пять лет назад я стала дамой‑наставницей в приюте для девочек.
– Даже и не знаю, что сказать, – покачал головой Каспар.
– Тогда промолчи, – усмехнулась она и отвела взгляд. За стеной лежала ее земля, места, где она не бывала целую жизнь: сопки, распадки, скальные выходы, леса…
– Хорошо, – не стал спорить Каспар. – Итак?
– Когда выяснилось, что одна из моих воспитанниц наследница имени и состояния, я решила, что это знак моей судьбы: случай, позволяющий разрушить рутину размеренной жизни и уйти вдаль. Ты понимаешь, о чем я говорю?
– Возможно.
– Случай, Пер, всего лишь обычный случай, но дорога, начавшаяся в Але, привела меня в Олений распадок.
– Грустно.
– Отчего?
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Ты все еще не женат? – сменила она тему. – Почему в замке до сих пор нет хозяйки?
– Есть, – ответил он, и ей очень не понравился тон его ответа. – Она уехала погостить к родичам в Керед.
«Только не это! – Ее словно ударили под дых. – Господи!»
– Керед… – нахмурилась она, произнося это слово вслух. – Ради всех святых, Пер, не говори, что ты женился на Ольге.
– Ада, я женат на Ольге фон Цеас уже более двадцати лет. У нас четверо детей, и она носит мое имя… и имя своих родителей.
– Что ж, Пер, ты сделал свой выбор, не так ли?
– Я…
– Глупости! – остановила его Ада. – Ты дашь нам провизию и снаряжение? Мы собираемся идти через Холодное плато, а там, как ты знаешь, зима.
– Я дам вам все, что потребуется, и завтра с утра вы сможете выйти в путь.
– Спасибо, Пер.
– Будь счастлива, Адхен.
3
– Девочка!
– Что?! – сон – Гипнос, или как его здесь величают? – уже отнес ее было далеко‑далеко за край неба, но голос Глиф тут же вернул Тину к действительности, буквально выдернув из властных объятий древних богов.
– Девочка!
– Где ты, Глиф? – встрепенулась Тина.
Свеча погасла, и в комнате царил мрак. Впрочем, через мгновение глаза Тины немного привыкли к темноте, и она стала различать контуры предметов.
– Где ты, Глиф? – позвала она.
– Тута! – радостно сообщила малютка, взбираясь на подушку. – Я, я! Тута я! Вся есть как!
– Я так за тебя беспокоилась! – воскликнула Тина в порыве истинного чувства.
– Не пужись! – гордо заявило мелкое создание господне. – Не есть ужас, ужас! Просто ужас!
– Но ты была одна в лесу! – искренно сокрушалась Тина, баюкая «Дюймовочку» в ладонях. – А там дикие звери, собаки, стражники…
– Убила на хрен! – гордо сообщила пигалица из Тининых ладоней. – Такой! Два! Совсем плохой был есть!
– Ты хочешь сказать, что кого‑то убила? – насторожилась Тина.
– Да! Так есть! Глиф! Ура! Ура! – был ей ответ.
– Кого ты убила? – растерянно спросила Тина, не знавшая, что и думать.
– Пес! Раз, два, три!
– Трех собак?!
– Так есть, – рассмеялась девочка. – Глиф! Ура! Волк злой!
– Трех собак и волка? – осторожно переспросила Тина, она ровным счетом ничего не понимала, но предполагала, что, возможно, ошибается в переводе. Еще можно было подумать и о том, что Глиф врет или, скорее, фантазирует.
«Она ребенок… Или я с ума схожу…»
– Еще волк. Сука! – продолжала между тем свой вынужденно конспективный рассказ Глиф.
– И еще волчицу?
– Так есть, – шмыгнула носом Глиф. – Сам пришел!
– И это все? – Тина не знала, плакать или смеяться, их с Глиф разговор все больше напоминал гротеск.
– Нет, все нет. Страж ворот, – сообщила Глиф. – Два и еще два.
– Что?! – вскричала пораженная услышанным девушка.
– Три, четыре, – самым серьезным тоном пояснила свою мысль кроха, и в этот момент где‑то в крепости тоскливо завыла длинная труба.
– Тревога… – опешила Тина.
– Мертвый, три, четыре, находить, плакать… – объяснила Глиф.
– Так ты что, в самом деле?
– Не понять. Плакать. Не понять. Много слов. Грам…матика… Не знать. Не учить. Плакать, голо… сить.
Тина услышала топот ног в коридорах и переходах замка, какие‑то тяжелые удары, смутный гомон. Звуки были такие сильные, что проникали даже сквозь сколоченную из толстых досок дверь. Снова взвыла труба, и кто‑то ударил билом в рынду.
«Ну, настоящий бедлам! Штурм у них случился, что ли? Или король умер? Впрочем…»
Тина вспомнила, что находится в графстве Квеб, где никакого короля испокон веков не было, отметила, что дамы Адель в комнате нет – иначе та давно бы уже всполошилась, – и, накинув на плечи плащ, выхваченный уверенной рукой прямо из темноты, выглянула в коридор. Из соседних покоев как раз выходил Виктор ди Крей. Он был еще без колета, но уже в штанах и сапогах. В руке у него тускло отсвечивал красным обожженный в крови Охотника меч.
– Что случилось? – крикнула Тина, глядя на бегущих по коридору полуодетых людей и ощущая поблизости присутствие еще большего числа возбужденных и дезориентированных внезапной побудкой людей.
– А черт его знает! – бросил привычное богохульство ди Крей. – Война, пожар, нашествие… Тревога, одним словом. Одевайтесь, Тина, – сказал он через мгновение. – У меня появились нехорошие предчувствия… Они у меня всегда появляются при звуках этих труб, – добавил он каким‑то неуверенным, словно бы сомневающимся в смысле сказанного голосом. – Одевайтесь! В такие минуты лучше быть одетым, чем раздетым. Вы понимаете меня?
– Вполне!
Тина схватила со стены факел и бросилась обратно в комнату.
– Ты одета? – спросила она Глиф, натягивая выданные ей взамен прежних – постиранных и где‑то сохнущих – кожаные мальчикового покроя штаны.
– Я, готов, есть, туда‑сюда, всегда! – выдала россыпью сухого гороха Глиф.
И тут – лихорадочно завязывая шуровку колета – Тина подумала о том, что ни разу не видела кроху грязной или неопрятно одетой. Где бы та ни побывала, откуда бы ни вернулась к Тине, всегда на ней были это миленькое красное платьице, колпачок и косынка, белые чулки и чистые, отнюдь не запыленные и не испачканные в грязи башмаки. Не спрашивая уже о том, кто, где и когда сшил все эти прелестные кукольные одежки, хотелось бы тем не менее понять, как им удавалось оставаться чистыми и свежими на всем протяжении долгого путешествия по горам и лесам?