– Остальные – это, вероятно, мастер Сюртук? – улыбнулся ди Крей.
До этого он сидел рядом с Тиной, а теперь встал.
– Ну да. – Она начала припоминать предшествующие пробуждению события. – Где мы? Я вышла во двор, там…
«И там был он!»
Сейчас она отчетливо вспомнила незнакомца с белыми, словно у альбиноса, волосами и его странные слова, но рассказывать о нем не стала.
– Я нашел тебя во дворе, – мягко сказал ди Крей. – А сейчас мы в лесу, милях в трех от замка на запад. Хотелось бы, конечно, быть подальше, но мы ждем Ремта. Придет, поедим и в путь. Кушать хочешь?
– Не знаю…
– Ну и ладно, суп все равно еще не готов, но тебе следует попить. – И, достав откуда‑то из‑за себя, он протянул Тине кожаную флягу.
– Но это же вино! – удивленно воскликнула она, открыв пробку и поймав носом винные пары.
– Верно, – кивнул ди Крей. – Но тебе, девочка, именно красное вино теперь и надобно. «Сольца» – коварный яд, он в крови долго сидит. Водой не вымоешь, а вот красные вина…
«Сольца!»
– Откуда вы…
– По запаху, по образу действия, по цвету кожи и белков глаз. Ты что же, думаешь, я в первый раз такое вижу?
«Я приняла три больших кристалла! Один кристалл – бодрость, два – буря, три – красивая смерть…»
– Я приняла три кристалла, – призналась она.
– Знаю, – кивнул ди Крей. – И кстати, спасибо, что не соврала.
– Я… Почему я не умерла?
– Хороший вопрос, но…
– Но у вас нет ответа? Или не хотите об этом говорить?
– И то, и другое, и бог знает что еще, – вздохнул ди Крей. – Не знаю. Нет у меня однозначного ответа. Есть противоядия… Что‑то могло оставаться в твоем теле многие годы, ожидая, пока понадобится. Ты же травница, не так ли? Вдыхала разное, в руки брала, с едой и питьем проглатывала. Иди узнай теперь, что за смеси возникали в твоем желудке? Слыхал я про такое, у фармацевтов, у знахарей да ведунов случается. Они, конечно, чаще мрут от неудачных поступков и непродуманных действий, но бывает и наоборот. Копится в них нечто, и вдруг раз – а оно уже здесь. Неведомое и прекрасное… Н‑да…
– А что еще? – рассказ ди Крея звучал логически безупречно, но что‑то мешало согласиться именно с такой трактовкой событий, и, кажется, не одной только Тине.
– «Синяя соль» убивает только людей, во всяком случае, тех, что относятся к материковой расе…
– Я похожа на островитянку? – нахмурилась Тина.
– За океаном есть и другие земли…
– Где‑то на юге.
– Почему же, на западе тоже.
– А еще?
– Не люди.
– А я? Я похожа на вампира или оборотня? Или на этих, как их, фейри, фурри?
– Это не одно и то же, – усмехнулся ди Крей. – Бывают феи – на дальнем западе их называют фейри, а бывают фурри, но это как бы животные, и ты на них не похожа.
– А на кого я похожа?
– А это зависит от ответа на один мой вопрос, на который ты, разумеется, можешь не отвечать.
– Спрашивайте!
– У тебя есть знакомая фея?
«Глиф! Он думает, что Глиф фея, но это не так! Или так?»
Что она, в конце концов, знала о феях? Ничего определенного. И что с того, что у Глиф нет крылышек? А кто сказал, что обязаны быть?
«Да я ее и не рассматривала ни разу, может, под платьем прячет?»
Впрочем, Глиф утверждала, что принадлежит к народу рафаим, но могла ведь и соврать.
«А может быть, я ее вообще неправильно понимаю?»
– Не хочешь, не отвечай! – повторил ди Крей, прерывая затянувшееся молчание.
– Возможно.
– Это неуверенность в сообщаемом факте или игра в слова?
– Я не знаю, кто она, но, возможно, что и фея.
– Если она фея, то ты «принятая»,а это уже не человек, ну, не совсем человек.
– Что значит «принятая»! – удивилась Тина, впервые, кажется, услышавшая такое странное определение.
– «Принятые» феями, – ей показалось вдруг, что ди Крей рассказывает что‑то такое, чего и сам не знал еще минуту назад. Это было глупо, конечно, так думать, но кто‑то из древних сказал по такому именно поводу, «интонация не лжет». Вот его голос и не лгал, хотя обычно проводник следил за своим языком и ничего лишнего не говорил, даже не намекал. И тем не менее это был отнюдь не первый случай, когда ди Крей проговаривался в очень непростой мелодике своей речи. Тина такие вещи замечала сразу и никогда не забывала, хотя и могла отложить на потом. Это называлось – «игра в умолчания». Она возникла в голове Тины как‑то сама собой, но у нее, впрочем, были отменные учителя: Теа, Дитта, Чермита, да и жизнь подходящая. А смысл игры вот в чем. Даже когда человек не врет, он все равно что‑то утаивает, недоговаривает, придерживает при себе. Угадать, что остается за скобками разговора, это и есть истинное искусство игрока. Странно только, что, играя в «умолчания» не год и не два, отправившись в поход, Тина об этом своем искусстве совершенно забыла. Все стало вдруг так увлекательно, чудесно и загадочно, жизнь обрела такую полноту, что совершенно не интересно показалось угадывать, кто и о чем не рассказал…
– «Принятые» феями, – между тем объяснял ди Крей, – взятые ими под покровительство, в друзья или возлюбленные, принятые в их круг. И да, они перестают быть людьми. В известном смысле, разумеется, но тем не менее.
– И каков же этот смысл? – осторожно спросила Тина.
– Ну, например, их не убивает «сольца», – пожал широкими плечами ди Крей.
– Я почти умерла! – возразила Тина.
– Но не умерла. – Ди Крей отмел ее возражение вежливо, но недвусмысленно.
– Я потеряла сознание.
– В первый раз.
– Так что же мне делать?!
– Ровным счетом ничего, – улыбнулся проводник. – Не понимаю, чем плохо быть «принятой»?
– А чем хорошо? – нахмурилась Тина.
– У «принятых» долгий век, им не страшны чума и холера и большинство ядов… Что тебя смущает, девочка? Разве так важно быть, как все?
– Как все?
– А что еще?
– Не знаю, – честно призналась Тина.
– Вот и я не знаю, – еще шире улыбнулся ди Крей.
– А я знаю! – сказал голос из темноты.
– И не пытайся! – отмахнулся ди Крей. – Я тебя уже минут десять слушаю. Лошади громко дышат.
– Вот ведь животины клятые! – Из темноты в круг света, отбрасываемый костром, вышел Ремт Сюртук, ведя в поводу лошадей с обернутыми тряпьем копытами.
– Успел? – спросил ди Крей, подходя к мастеру Сюртуку. – Что там?
– Ваш меч, сударь! – улыбнулся в ответ рыжий проводник и протянул ди Крею меч в ножнах.
– Спасибо, Ремт. – Ди Крей принял оружие, обнажил клинок до половины, коротко взглянул на опаленную сталь и вернул ее в ножны.
– Не за что, не за что! – Но, говоря это, мастер Сюртук уже повернулся к Тине. – Ваш тесачок, милая леди, я тоже прихватил. Но есть у меня для вас одна совершенно специальная вещь… – Он подошел к первой из лошадей и отвязал от седельной сумы продолговатый предмет недвусмысленного вида. – Вот, барышня, прямо под вашу нежную ручку и под ваши, простите, конечно, за выражение, фехтовальные приемы, – и, размотав мешковину, он достал на свет длинный кинжал в кожаных ножнах. – Вот!
Тина встала с земли и подошла к Ремту.
– Держите, барышня!
– Ох, какая прелесть! – не удержалась Тина, едва вынув кинжал из ножен.
Он был великолепен, длинный узкий обоюдоострый клинок из стали, отливавшей в свете костра пурпуром и кобальтом. Своей длиной он напоминал короткий меч, отделкой – изящную дамскую безделушку. Однако это была не игрушка, а настоящее, без дураков, оружие: отличная острая сталь, которой можно и колоть, и рубить, крестообразная гарда, защищающая руку, удобная – с накладками из резной кости – рукоять.
– Чуток подточить, и будет резать даже железо! – ухмыльнулся довольный произведенным эффектом Ремт.
– Знатная вещица, – улыбнулся ди Крей. – Как раз в масть мечу мэтра Керста.
– Ох! – А вот клейма‑то она, захваченная видом подарка, и не приметила, а зря: «наковальня и перо» Риддера придавали клинку особый «аристократический» шик.
– Из оружейной де Койнера? – поинтересовался Крей.
– Как можно! – всплеснул руками Ремт. – Я что, тать ночной, чтобы уважаемого человека грабить? Ужас, что говорите, мастер ди Крей! Оно понятно, рыжего обидеть – что два пальца, извините, барышня, за выражение, обсосать!
– Вы забываетесь, граф! – Тина и сама не знала, что на нее нашло, но что‑то накатило, и…
– Ох! – отступил от нее на шаг мастер Сюртук. – Миллион извинений, вельможная госпожа! Тысяча поклонов, кавалерственная дама! Бес попутал! Помутнение нашло! Изволите велеть зарезаться или удавиться?
– А у вас получится?
– Боюсь, что нет… Значит, помните.
– Помню, – согласилась Тина. – Но, увы, не все. Вы… Вы ведь не вполне человек?
– Да уж куда там… – Плоть исчезла, и перед Тиной предстал Ремт Сюртук как он есть.
– А знаете, – сказала Тина через мгновение, – так даже лучше.
– Не поймут‑с…
– Тоже верно, – согласилась Тина. – Но, мастер Ремт, я точно помню, что увидела тогда что‑то еще… Ведь вы на самом деле граф?
– Простите, милая леди, но мне не хотелось бы обсуждать этот момент.
– Ох, извините! – сразу же стушевалась Тина. – Я не хотела вас обидеть!
– Пустяки! Вопрос закрыт! – своим обычным радостным тоном сообщил мастер Сюртук. – Вам надо поесть, обоим, – усмехнулся он. – И в путь. Мы отстаем от поезда лорда де Койнера на двое суток. По горам нам его не догнать, а по дороге опасно.
– Но если идти ночью… – высказала предположение Тина.
– То у нас будет почти в полтора раза меньше времени, чем лорд тратит на дневной переход.
– Однако мы пойдем налегке, – напомнила Тина.
– И догоним де Койнера через два дня, – кивнул ди Крей. – Вернее, через две ночи, если очень постараемся.
– Мы постараемся, – пообещала Тина.
– Значит, в окрестностях замка Зейт, – сказал Ремт Сюртук.
– Именно там, – подтвердил Виктор ди Крей.
– А как мы освободим даму Адель? – спросила Тина.