ему лорду. – Я, стало быть, охотник, милорд. Из Горелова лога, ну вы знаете, наверное, мы замок испокон века дичью снабжаем. Кабанятиной, птицей… Вот третьего дня я и принес в замок дичь. Отец, извиняюсь за выражение, спиной нынче мучается. Так согнуло, что и лечь толком не может, вот я и пошел вместо него, потому что старший‑то мой брат в городе сейчас, на ярмарке. Он жениться, знаете ли, надумал…
– Переходи к делу, Густав! – В голосе Каспара прозвучало скрытое раздражение, но относилось ли оно к нерадивому рассказчику или к подошедшей как раз в эту минуту жене, сказать было затруднительно.
«Они что, спят, не раздеваясь? – было очевидно, одеться так быстро не смог бы ни лорд, ни тем более его жена. – А что, вполне разумно… В шатре холодно, поди, и никаких удобств не предусмотрено. В путь отправились налегке и без обоза… Или все дело во вчерашнем поединке?»
– Так… я… – сбился рассказчик.
– Продолжай! – потребовала Ольга, останавливаясь рядом – буквально плечом к плечу – со своим мужем. Голос у нее по обычаю звучал резко, словно крик, высоко и пронзительно, и тем похоже на крик чаек.
– Так я… Ну, я пришел, а ворота того…
– Что того?! – если Каспар, как и подобает лорду, держал эмоции в узде, Ольга моментально срывалась в истерику. – Что?! Говори! Говори, баран!
– Открыты ворота.
– Ну и что? – нахмурился Каспар.
– Так ни стражников, никого!
– Как так? – Каспар положил руку на запястье Ольги, заставив ее замолчать раньше, чем она начала вопить.
– Никого! – повторил охотник. – Я вошел, а они все мертвые там!
– Кто мертвый? – нахмурился Каспар.
– Все, – пожал плечами парень, он был подавлен и, видимо, снова переживал сейчас тот ужас, что предстал перед ним в замке.
– Кто все? – А вот Каспар сделан из другого теста, дер Койнеры на своем веку видели и не такое.
– Все!
«Не может быть!»
– Густав, – Каспар шагнул к охотнику и положил руку на плечо, – в замке оставалось больше двадцати человек, из них не менее дюжины – молодые крепкие воины. Ты хочешь сказать, что все они мертвы?
– Не‑ет, – покачал головой парень. – Мы там насчитали четыре десятка трупов…
«Что?!»
Но, по‑видимому, слова охотника поразили не только Аду, но и всех остальных, включая Каспара и Ольгу. Вот только Каспар первым взял себя в руки.
– Молчать! – гаркнул он так, что замолкли все, даже подлая тварь фон Цеас замолчала, заткнув свою поганую пасть.
– Ты выехал сразу? – спросил Каспар охотника, как только снова установился порядок. – Сразу, как нашел мертвых?
– Нет, – покачал головой Густав, – я позвал людей из деревни, да мужики и сами прибежали. Стервятники, знаете ли… – объяснил он.
– Так, – кивнул Каспар. – А выехал ты…
– Вчера с утра, когда ваш кузен приехал из «Черной Сосны». – Чувствовалось, что Густав смущен и расстроен, но что поделать – новости, которые он привез, и в самом деле были не слишком хороши.
«Не слишком хороши – это у нас теперь синоним слова „ужасны“?»
– Ну, то есть лорд Адаберт приехал еще ночью, но меня утром послал! Дал двух коней…
«Двух! А дошел один!»
– …сказал, гони! Велел вас догнать и все про все рассказать! Вот!
– Молодец! – кивнул Каспар. – Теперь рассказывай.
– Ага! – кивнул охотник. – Значит, так. Найдено сорок три тела: тридцать два мужчины, одиннадцать женщин. Некоторые из замка Цеас, остальные – незнакомые.
– Постой! – Было видно, как побледнел Каспар. – Там же должны были оставаться мои люди. Их и в деревне все знают, и Адаберт кое‑кого наверняка… Где же они?
– Не знаю! – пожал плечами парень. – Лорд Адаберт сказал, людей лорда Каспара в замке нет. И эти, что убиты… Это не бой был, ваша милость, если вы подумали, а резня. Их всех кто‑то другой поубивал, и не так чтобы сталью, а все больше как‑то так, не по‑людски! Голову там оторвать или шею свернуть, об стену разбить… Но есть которые и сталью… Одного, сам видел, на вертел, словно козу, насадили!
– Кровь господня!
Ну что ж, предел есть и у железных людей, а Каспар хоть и рыцарь, но не из камня вырублен. Аду и саму проняло, и вспомнились, очень кстати, «дела давно прошедших дней». Тогда ведь тоже не все концы с концами сошлись, оттого и Совет лордов принял в конце концов мнение Каспара, а не какое‑нибудь иное. Однако…
«Господи! – всполошилась она. – А что с девочкой?!»
Но и Каспар, видать, подумал о том же.
– Когда мы покинули замок, там оставались… – Он запнулся, подбирая, по‑видимому, подходящее слово. – Мои гости. Два проводника и девушка. Их поселили в Северной башне. Что с ними?
– Не могу знать, ваша милость! – пожал плечами охотник. – Может, и они…
– Это все? – Похоже, Каспар уже знал, что делать, но, прежде чем отдавать приказы, хотел удостовериться, что ничего не пропустил.
– Да, мой лорд, – подтвердил парень. – Лорд Адаберт собирался обыскать окрестности, но этого я уже не видел, уехал.
– Так! – Каспар потер лицо ладонью и оглядел своих людей. – Лорд Настер! Прошу вас взять в помощь трех людей и препроводить госпожу фон дер Койнер в замок Линс. Возьмите с собой и мэтра Керста. Он доверенное лицо госпожи фон дер Койнер, так что… Объясните барону наши обстоятельства и попросите – от моего лица – гостеприимства и помощи. Вы будете ожидать меня в замке, а я, с остальными людьми, возвращаюсь домой. Извини, Ада, но тебе придется подождать. Разбирательство придется отложить… А вы, леди, – повернулся он к жене, – разумеется, будете меня сопровождать, не так ли?
3
– Чего и следовало ожидать, – заключил свой рассказ Ремт.
– А давайте перехватим их в дороге! – предложила Тина.
– Не успеем, – с сожалением покачал головой ди Крей. – Пока Ремт сюда добрался, пока мы теперь спустимся с горы да догоним их на тракте, дама Адель будет уже в замке, а замок – это замок, особенно когда ты снаружи, а она внутри.
– Ну, – голос Ремта звучал неуверенно, но скорее из‑за того, что ему не нравилось то, что он же сам и намеревался предложить, чем из‑за чего‑нибудь другого. – Поскольку мое инкогнито, считай, что раскрыто… Сударыня, – вежливый поклон в сторону Тины. – Наверное, я мог бы проникнуть в замок незамеченным…
– Недурно, – кивнул ди Крей. – А что с нашей феей?
– Фея тут ни при чем! – сразу же отреагировала Тина.
– А я… Я, разумеется, приношу свои глубочайшие извинения и прочее, и прочее, – без тени усмешки ответил на это проводник. – Но я не к вам обращаюсь, миледи, а к вашей гостье. Acme. Куита котта! Реам. Че э куита. На тока э реин куа.
– Тийра! – пискнула из‑за пазухи Глиф. – Глиаф котта э тагерра. Ше Раф да э то!
– Это вы по‑каковски? – растерялась Тина.
– А у тебя, мой друг, недурственное произношение, – ухмыльнулся Ремт ди Крею и тут же склонился в поклоне.
– Глиф биера, кеа ра э шео! – сказал он, обращаясь к вылезшей на свет Глиф.
– Ао, – пискнула «Дюймовочка». – До?
– Это «цветная речь», – ответил на вопрос Тины ди Крей. – Самое древнее наречие на континенте, на нем в той или иной степени говорят все старые семьи.
«Старые семьи? – удивилась Тина. – Звучит совсем как Старые графства и означает, поди, то же самое!»
– Так о чем вы там говорили? – поинтересовалась она вслух.
– О разном, – рассеянно ответил Сюртук. – Отта! – снова поклонился он крошке Глиф. – Тви, Ремт Сюртук. Она не фея, – добавил мастер Сюртук, поворачиваясь к ди Крею.
– Фея? – удивилась Глиф. – Я нет. Дщ… Рафа сем я бытсть!
– Я есьм дщерь Рафа, – привычно перевела Тина.
– Вы уверены, сударыня? – поднял брови ди Крей.
«Ну, началось!»
– Много слов. Смысл есть – нет. Не по…ни… мать, плакать бысть!
– Не надо плакать! – сразу же вмешалась Тина. – И хватит болтать! – А это уже было обращено к ди Крею. – Во‑первых, бесполезно! Она уверена, что происходит из клана Рафаим, и точка! А во‑вторых, говорите короче и проще или переходите на этот ваш цветочный язык, но тогда не пойму уже я.
– Ничего, – вздохнула кроха, устроившаяся на плече Тины. – Никак. Нигде. Без все. Без ум. Без мысь. Без я.
– Ше а рафаим, ане а, – пожав плечами, сказал ди Крей. «Цветочная речь» звучала в его устах легко и непринужденно, но это было все, что могла сказать об этом Тина. Она не была уверена даже в том, что правильно различает отдельные звуки.
– Он сказал, что плохо знаком с кланом Рафа, – вежливо перевел Тине Ремт.
– Ао! Эе? Керт э ста…
– Ту е э.
– Не фа…
Судя по всему, ди Крей был сама вежливость и общался с ребенком исключительно высоким слогом. Ну, или «цветная речь» не оставляла ему иного выбора. Могло случиться и так. Хотя, возможно, все дело было в переводах мастера Сюртука. Однако, если отбросить красивости, содержательно, так сказать, разговор проводника и «Дюймовочки» и впрямь представлял немалый интерес.
– Насколько плохо вы знакомы с вопросом, сударь? Не знакомы? Или просто никогда не встречались?
– К моему огорчению, не встречался, но кое‑что слышал.
– Ну что ж, вот мы и встретились, что теперь?
– Я счастлив и горд. Могу я задать вам вопрос, сударыня?
– Спрашивайте, сударь!
– Прошу прощения, но ваши размеры! Следует ли предположить, что рафаим не великаны, как мне приходилось слышать, а напротив, э…
– Не смущайтесь, сударь! Вы хотели сказать, существа маленького роста, как я?
– Да, вероятно, именно это я и хотел сказать.
– Что ж, ответ на ваш вопрос зависит от многих обстоятельств, но прежде всего от того, могу ли я вам доверять?
«Ну и дела!» Если верить Ремту, крошка Глиф объяснялась как взрослая, умная и воспитанная девушка, но ни в коем случае не как ребенок. Оставалось гадать: это она что, придуривалась прежде, или все дело в незнании языка?