– Ваши условия, сударыня? – Ди Крей был сама вежливость.
– Все, что вы узнаете о рафаим, останется строго между нами, – ответила девочка. – Вы будете знать, но не будете рассказывать другим.
– Условие принимается, – поклонился ди Крей. – Достаточно ли вам будет моего слова, барышня Глиф?
– Вполне.
– Клянусь, что все, рассказанное вами о клане Рафаим, останется тайной. Клянусь в этом моей бессмертной душой, кровью, честью и словом.
– Принято, – серьезно кивнула кроха. – Теперь вы, – повернулась она к Ремту Сюртуку.
– Вы поверите слову такого, как я? – удивился Ремт.
– Он потрясен, – прокомментировал речь мастера Сюртука ди Крей, взявшийся переводить Тине вместо занятого принесением клятвы Сюртука.
– Я поверю вам, а не такому, как вы. – Ответ звучал замысловато, но что‑то в нем было, и это что‑то заставило ди Крея нахмуриться. – Я вас вспомнила, сударь, и знаю цену вашему слову.
– Клянусь, – сказал Сюртук, «отпуская» заемную плоть. – Что‑то еще?
– Нет, спасибо.
– Мне тоже следует принести клятву? – спросила тогда Тина.
– Не надо, – улыбнулся странный ребенок. – Ты уже доказала свою порядочность. Я просто еще раз попрошу тебя: никому, пожалуйста, обо мне не рассказывай. И о рафаим тоже. Пожалуйста.
– Я никому и ничего не расскажу.
– Тогда смотрите…
Воздух дрогнул, и перед Тиной возникла огромная женщина. Вернее, это была все та же Глиф, с ее миленькими голубыми глазками и золотистыми волосами. И одета девочка была в то же самое красное платье, что и обычно, в те же шапочку, башмачки и гольфики, вот только теперь в ней было метра четыре роста, и красота ее не столько восхищала, сколько ужасала. Это был род жестокой, дикой красоты, способной ошеломить, разорвать сердце, испугать до смерти.
– Это мой истинный облик, – сказала она громоподобным голосом, хотя и чувствовалось, что Глиф старается смирить бьющую через край мощь своей речи. – Когда я вырасту, стану вдвое больше. А пока я все еще ребенок. Мне всего девяносто два года, – и с этими словами Глиф застенчиво улыбнулась, но как ни странно, у Тины от этой улыбки мороз по коже пробежал. И еще она вдруг осознала, что сейчас Глиф говорит на общем языке, но говорит совсем не так, как прежде.
– Так ты передо мной, пигалица, что, комедию ломала? – воскликнула она в раздражении.
– Какую комедию? – удивилась Глиф. – Комедия – это театр? Я никогда не была в театре.
– Ты же двух слов связать не могла!
– Ах, вот ты о чем! – громыхнула Глиф. – Я когда маленькая – страшно глупая! Много ума не помещается, – развела она руками.
«Ох! – сразу же устыдилась Тина. – Ну, как можно быть такой импульсивной! Едва ребенка не обидела!»
Каким‑то образом, едва лишь она привыкла чуть‑чуть к огромности своей подопечной, как тут же снова увидела в ней ребенка.
«Ребенок… А в замке тогда как? И с охраной? И с собаками? Выходит, она не врала и не хвасталась…»
– Тина, – шепнул ей на ухо голос незаметно приблизившегося Ремта. – Ты не должна судить ее по нашим законам. Я вспомнил теперь: рафаим это одна из стихийных сил. Гроза убивает людей молнией, лавина погребает под камнями, но будешь ли ты судить бурю или камнепад?
«Стихийная сила…»
– Но зачем тогда тебе нужна была моя помощь? – спросила она. – Ты такая большая и сильная, сама бы в три дня добежала до Каскада!
– Нет, – покачала головой девочка. – Я так долго не могу. Мы и когда взрослыми становимся, чаще маленькими живем, чем большими. Так проще и безопасней. Маленьких заметить трудно и найти непросто. Но взрослые могут долго быть большими, когда хотят и если надо. А я нет. Я устаю быстро. А еще я не знаю дороги. Я же случайно туда попала, в эту деревню. Меня Охотник украл и связал заклятием. Я никак не могла принять свой истинный облик, да если бы и приняла? Охотник сильнее меня, он меньше, но быстрее, и у него есть когти! – в глазах Глиф стояли слезы, она боялась.
«Вот и весь великан!»
– Постой! – сообразила вдруг Тина. – А зачем ты вообще понадобилась Охотнику?
– Как зачем? – удивилась великанша. – Он же Охотник! Вот он и охотился.
– Понятно, – кивнула Тина, хотя, говоря по совести, ничего не поняла.
– Простите, барышня, – вклинился в разговор стоявший уже некоторое время ди Крей. – Так это вы вывели нас из Мельничной заимки? То есть это вы разбили стены?
– Я! Я! – обрадованно засмеялась Глиф. От ее смеха зашумели деревья и птицы бросились врассыпную.
– Ой! – сказала Глиф, понижая тон. – Мама это как‑то по‑другому делает… От нее никто не убегает…
– А в замке? В замке тоже ты? – обмирая, спросила Тина. Вообще‑то у нее имелся на эту роль еще один кандидат, но все‑таки неприятные обстоятельства следовало прояснить. Одно дело расшвырять их всех, и совсем другое – нанизывать живых людей на шампуры.
– Я не успела, – насупилась огромная девочка. – Только вышибла двери, а тут этот появился. Я как увидела, сразу удрала.
– Кто? – Этот вопрос они с ди Креем задали в один голос.
– Этот, – поежилась Глиф. – Не знаю, как его называют… Он не из этих мест. Не с Подковы, я имею в виду. Похож на человека: высокий молодой мужчина с белыми волосами, но он не человек. Он как бы оборотень, но и не оборотень тоже. Не знаю, как объяснить, но он внушает ужас.
– Повелитель полуночи, я полагаю… – Слова сорвались с губ ди Крея и упали в тишину.
– Он убил всех, – сказал через мгновение Ремт. – Кроме вас троих.
– Я спряталась, – призналась Глиф.
– Я его не видел, – пожал плечами ди Крей.
– Я с ним говорила, – сейчас Тина почувствовала вдруг ужасающую усталость. – И похоже, что все это он сделал ради меня. Только не спрашивайте, почему. Я не знаю.
4. Одиннадцатый день полузимника 1647 года
«Если не везет, то это надолго!» Ада встала с топчана и прошлась к окну и обратно. Было холодно и мучительно сидеть без движения на голых досках грубо сбитого лежака, но в «покоях», куда поселили пленницу миледи де Койнер, не разгуляешься: четыре шага в длину, полтора – в ширину. Каменный мешок с оконцем под сводчатым потолком, топчан, дорожный плащ и миска с похлебкой из работного котла – вот и все роскошества, на какие могла рассчитывать Ада фон дер Койнер цум Диггерскарп в замке барона Альмуса фон унд цу Линса. Трудно сказать, на что рассчитывал лорд де Койнер, посылая Адель в замок Линс в сопровождении своего дворянина и все еще находящегося без сознания мэтра Керста. Сандер был бесполезен, а лорд Нестер всего лишь бедный рыцарь, и у него не было и малейшего шанса выстоять против непреклонной мощи клановой солидарности. Барон приходился леди де Койнер двоюродным племянником, и ему не нужны были никакие дополнительные объяснения. Едва услышав, кому понадобился его стол и кров, барон со злорадной улыбкой отдал соответствующие распоряжения, и дело было сделано. Теперь положение Ады стало не только проблематичным, но и унизительным. Мало того что она осталась одна – один на один со злобной местью Ольги Цеас, – ей придется теперь ожидать суда и казни в жалком узилище, словно она не природная аристократка из древнего квебского рода, а ничтожная воровка, застигнутая патрулем где‑нибудь на блошином рынке в Деревянном городке.
«Тварь!»
– Тетя! – позвал откуда‑то сверху чистый детский голос. – Не пужись! Тетя! Не…
– Все в порядке, – сказала Ада, разглядев в проеме окна крохотное создание. – Я не боюсь. Ты кто?
– Глиф! Звать, кли‑кать, об‑зы‑вать.
– Здравствуй, Глиф, – улыбнулась Ада, впервые видевшая столь милое создание.
– Прифет! – заулыбалась девочка. – Ура!
– Ты здесь живешь? – Но на самом деле интересовало Аду другое: не живет ли этот милый ребенок в ее несчастной голове?
– Не тут. Нет. Не.
– А где?
– Не знать, забыть, вспомнить, ска‑зать! – хитро улыбнулась девочка. – Тина ска‑зать. Итить. Пасать! Или писать? Пра‑виль‑но ска‑зать есть как мочь?
– Спасать? – осторожно предположила Ада, начиная понимать, что появление крохи отнюдь не случайно.
– Спа‑сать? Так есть бысть! – обрадовался ребенок. – Ты Ада есь бысть. Она, – толкнула она себя кулаком в грудь. – Глиф! При‑шесть к ты, спа‑шесть.
– Ну, и как ты меня собираешься спасать? – Вопрос был искренним, ведь очень хотелось надеяться на лучшее, но не до такой же степени!
– Много слов, – тяжело вздохнул ребенок. – Пусто. Го‑во‑рить мало. Не понять, пла‑кать!
– Поняла! – Ада сосредоточилась. – Спасать?
– Да.
– Ты?
– Да.
– Меня?
– Да!
– Как?
– Сло‑мать дверь.
– Ты серьезно?
– Сер? Что есь? – сделала глаза девочка.
– Ты мочь?
– Что? – подалась вперед кроха.
– Сломать дверь.
– Глиф! Ура! – ответила девочка и разулыбалась. – Ждать. Граф при‑шесть, говорить, объ‑яснять. Молчать. Учить. Понимать. Делать.
– Значит… – начала было Ада, но, перехватив взгляд ребенка, остановилась. – Ждать?
– Так.
– Граф?
– Он при‑шесть.
– Ждем, – согласилась Ада.
Вообще‑то все это выглядело слишком дико, чтобы быть правдой, но с другой стороны, что есть жизнь, как не игра вероятностей? Так отчего бы и не случиться еще одному чуду? Или двум?
«Или трем? Или сразу многим чудесам?» Ада как раз вернулась на свой топчан и потому, вероятно, сразу же увидела клубящийся сгусток мрака, просачивающийся в узилище прямо сквозь толстые доски двери.
– Прошу прощения, сударыня, что без стука, но…
– Ремт? – нахмурилась Ада, рассматривая нечто, соткавшееся из лохмотьев тьмы. – Это ведь вы?
– Я, – ответило нечто. – Это… Ну, определенно, это то, что я есть на самом деле.
– Вы меня… удивили.
– Хорошо хоть не напугал, у некоторых, знаете ли, родимец случается, а оно мне надо?
– А оно вам не надо?
– Ах, это? Нет! Я не по этой части! – Ремт болтал как ни в чем не бывало, одна проблема – его не было. – А мэтр Керст тоже в замке или как?