– Я думаю, они не охотятся, – предположил Виктор.
– Возможно, – согласился Ремт. – Но скоро мы это узнаем наверняка. За ворота волки не пойдут, ведь так?
– Да, – согласился ди Крей. – Полагаю, правила все еще действуют даже и на этой высоте.
«Им и не надо туда идти. Достаточно перехватить нас перед Красными столбами…»
– Может быть, у девочки есть горькая пыль? – предположил Ремт.
– Может быть, у мальчиков есть ножи? – вопросом на вопрос ответил Виктор.
Он догадывался, что все это неспроста, хотя не знал – и откуда бы? – что здесь не так. Но одно он мог сказать более или менее уверенно: речь шла не о стае, в какую обычно сбиваются волки, а о ватаге, какими ходят оборотни. Разумеется, он мог и ошибиться, волки держались в отдалении, не давая себя толком рассмотреть. Но это‑то и настораживало.
«Черта здесь, черта там, и помилуй боже, если зверь похож на кошку, да еще и мяукает, отчего бы не предположить, что это кошка и есть?»
Итак, возможно, и скорее всего, это оборотни. По минимуму пять, максимально – до дюжины. Опасны до чрезвычайности: были бы обычные волки – сошли всем скопом за одного Охотника. Но дюжина оборотней‑вервольфов – это противник не для трех мечей и двух «недоделок».
«Впрочем, как минимум один из нас эту встречу переживет…»
Птица Аюн не обещает удачи впустую. Во всяком случае, так говорят. Хотелось верить, что говорят неспроста и неошибочно. Тогда у Тины появлялся шанс.
«Что за странная девушка? И что мне за дело, как там у нее все получится?»
Но удивительное дело, мысли о Тине наполняли его память странно‑тревожными, хоть и неразборчивыми образами. Прошлое не желало расставаться со своими секретами, но что‑то в нем, в этом прошлом, откликалось на какие‑то штрихи – знать бы еще какие – во внешности девушки, на ее голос и манеру говорить, на рост и ловкость и, вероятно, на многое другое. Словно бы образ Тины входил в резонанс с чем‑то глубоко упрятанным в памяти ди Крея, забытым, скрытым под пеленой забвения, но неутерянным, по‑прежнему существующим в нем.
– Волки! – вскрикнула вдруг Тина, шедшая несколько позади. – Смотрите! Смотрите! Там волки!
Виктор обернулся и быстро взглянул на остальных членов отряда. Керст явно встревожился и сейчас озабоченно озирал дальние кустарники, а вот Адель как будто и не удивилась.
– Волки, – кивнула она, отвечая Тине. – Экая невидаль! Мы же в горах, девочка. Где же волкам и жить, как не в горах?
– Я не думаю, что это обычные волки, – мягко возразил ей Ремт, остановившийся рядом с ди Креем.
– Знаю. – Адель бросила на «проводника» внимательный взгляд и сразу же перевела его на волков. Те как раз вышли из укрытия и показали себя людям. Возникало ощущение, что они того только и ждали, чтобы о них заговорили, но это, разумеется, являлось ошибочным мнением.
– Почему они не нападают? – спросил Керст, пробуя, легко ли выходит из ножен меч.
– Не берусь объяснить, – пожал плечами Виктор. – У оборотней свои резоны.
Волки были крупные, с серовато‑белыми шкурами, отсвечивающими снежным серебром. При движении – а двигались они удивительно быстро и плавно – вокруг зверей возникало как бы морозное мерцание. Странный окрас, если честно.
«А может быть, они и неместные?»
– Они не из здешних кланов, – словно отвечая на незаданный вопрос, сказала Ада.
– А вы знакомы со всеми?
– Раньше знала всех, – почти равнодушно ответила женщина. – Кво и равки до сих пор здесь, персты тоже. А эти явные чужаки. С севера откуда‑нибудь, судя по окрасу.
– Такое ведь часто случается? – спросил Виктор, как раз сейчас кое‑что припомнивший о нравах оборотней.
– Случается, – кивнула Ада. – Разное случается. Только отчего именно сейчас и на нашем пути?
– Притягиваем неприятности? – усмехнулся Ремт.
– Вроде того. – Оскал Адель лишь с очень большой натяжкой можно было назвать улыбкой. – Но до сих пор нам везло. Выкручивались. Посмотрим, может быть, получится еще раз?
– Вы имеете в виду что‑то конкретное, или это просто фигура речи? – Виктор тоже попробовал меч в ножнах и остался доволен свободой движения клинка.
– Что‑то конкретное…
– Может быть, все же удастся избежать боя? – встряла в разговор Тина. – У меня есть немного горькой пыли…
– И не вздумай! – отрезала Адель. – Наживешь себе врагов!
– А так не доживу до такой возможности, что предпочтительнее?
– Предпочтительнее не связываться, – вполне безмятежно рассмеялся Ремт, а волки между тем начали охватывать отряд полукольцом, в любой момент способным превратиться в аркан.
– Горькая пыль прерывает обращение, буквально вышвыривая меняющего облик в человеческое тело, – медленно, с расстановкой, отчетливо выговаривая слова, сказала Ада. – Это унизительно и больно, и ни один оборотень не простит тебе такого унижения и не забудет такой боли. Мужчины, – Адель обвела всех троих коротким холодным взглядом. – Я полагаю, все вы видели голых женщин, но мне не хотелось бы, чтобы присутствующие пялились на мой зад или мои… гм… ну, скажем, молочные железы… Вы все поняли?
– Прошу прощения, сударыня? – Сандер Керст оказался все‑таки не так умен, как представлялось Виктору прежде, он не понял.
– Я собираюсь раздеться, мэтр Керст, – объяснила Ада голосом, от которого скисло бы не только молоко, но и пиво. – Догола, – уточнила она голосом, каким умные женщины говорят обычно самые обидные для мужчин гадости. – И, как дева Паола, отправлюсь нагишом обращать в истинную веру дикарей, то есть волков‑оборотней. Как вам такая идея, мэтр Керст?
– Я не…
– Да что тут понимать, парень! Похоже, ты единственный в нашей компании, кто еще не знает, что я тоже оборотень.
«Оборотень? Ну что ж, как говорится, дело житейское. Но только и я этого не знал тоже. Ну, скажем так, не знал наверняка».
– Оборотень? – В принципе Сандера легко понять. Он вышел в путь, имея перед глазами целостную картину мира. Теперь эта картина рушилась на глазах, не выдержав рутинной проверки на прочность. Бывает, и иногда очень больно. Но кто же нас спрашивает о наших желаниях?
«Бедный, бедный мэтр Керст! Но то ли еще будет!»
– А вы что думали? – подняла бровь Ада и начала с демонстративным хладнокровием развязывать шнуровку длиннополой охотничьей куртки, в которой щеголяла после бегства из замка Линс. – Вы ведь не могли не заметить, Сандер, что волки на нас все еще не напали. Знаете почему?
– Не знаю! – буркнул в ответ Керст.
Выглядел он неважно – крепким красивым мужчинам трудно признавать проигрыш. Даже такой мелкий, как поражение в бодании двух эго – мужского и женского.
– Они чувствуют меня и хотят поговорить. – Раздевалась Адель в среднем темпе. Не страсть, но и не танец обнажения, какой можно увидеть в притонах Горама. Тем не менее зрелище получилось впечатляющее, хотя Виктор и знал уже, что дама Адель – женщина не его романа.
– У оборотней есть свои понятия о чести, – сказала она, стягивая через голову батистовую нижнюю сорочку. – Перед боем, даже если он предполагается смертельным, необходимо переговорить и объясниться.
«Разумно… Господь милосердный! – Виктор едва не вздрогнул, увидев на покатом плече женщины „лилию Калли“, и тут же перевел взгляд на Сандера. – Вот как! Значит, ты все‑таки знаешь, что было вытатуировано на твоем плече! Любопытно. И даже очень! Ведь со времен восстания прошло больше тридцати лет… Впрочем…»
Кое‑кто мог уцелеть в том кровавом хаосе, в котором сгинули почти все главные участники мятежа, а упертые фанатики не успокаиваются никогда. Родители или воспитатели Сандера вполне могли оказаться именно такими. И тогда выходило, что это он сам вырезал по‑живому «лилию Калли» со своего плеча. Знал, что она означает, и знал, что делает. Достаточно было сейчас взглянуть на лицо Керста. На выражение этого красивого мужественного лица.
«Так‑то, парень!»
– Все! – сообщила Адель, оставшись «ни в чем». – Слабонервных прошу в обморок не падать, а остальных – ждать и ничего не предпринимать до тех пор, пока я не вернусь или не погибну. Это все!
С этими словами Ада отвернулась и пошла навстречу ожидавшим в отдалении волкам. Шаг, другой, – а шла она удивительно красиво, без стыда и стеснения демонстрируя свое чудесное во всех отношениях тело, – мгновение, и ее фигура словно бы пошла вдруг рябью, стремительно теряя четкость очертаний. Еще шаг или два, и вместо Ады к изготовившимся к схватке волкам шагало странное существо, сочетавшее в себе черты волка и человека. Оно все еще оставалось прямоходящим, но голова, обзаведшаяся пастью, и конечности, больше напоминающие лапы с острыми длинными когтями, принадлежали уже миру зверей, а не людей. Еще шаг, долгое мгновение «перехода», и тело оборотня покрылось шерстью благородного бурого цвета, напоминавшего скорее о медведях, чем о волках.
– Ох, ты ж! – восхищенно выдохнула Тина. – Ай да Ада! А мы‑то думали, просто стерва!
«Она не боится, – отметил Виктор, наблюдая между тем, как завершается трансформация. – Она полна восторга. Любопытно».
А из Ады, следует заметить, получилась замечательная матерая волчица, своими размерами превосходившая обычного волка чуть ли не вдвое, и значительно более крупная даже по сравнению с этими серовато‑серебристыми северными оборотнями, которых при виде Ады в личине волка охватил чуть ли не экстаз, впрочем, подозрительно похожий на обыкновенную истерику.
– Чудны дела твои, Господи! – В голосе Ремта звучала сейчас ничем не прикрытая тоска. Сожаление, грусть, понимание, но мелодия холодной неизбывности оказалась сильнее всего.
– Так вот, значит, как. – А вот в голосе Сандера Керста, напротив, не нашлось сейчас и тени чувства, одно холодное разумение. Он что‑то понял, что‑то сообразил, сопоставив детали. Ему открылось нечто, чего он прежде не знал. И это нечто оказалось для Керста крайне важным. Но и только. Никаких чувств, один лишь холодный расчет.