афьяновых[12] темно‑синих сапог и такого же камзола с костяными пуговицами и серебряным галуном. Все это – и откуда бы в женском царстве найтись одежде мужского покроя? – и многое другое – портупею, например, из тисненой кожи, или велюровую шляпу с широкими полями – ей буквально навязала дама Хурн аф Омине. Впрочем, Вильма утверждала – и была при этом весьма убедительна, – что сейчас, в пору осенних праздников, ей, как и любому другому чеанцу, следовало принести дары какому‑нибудь незнакомцу, чтобы снискать прощение в глазах Всевышнего, а размер подарков напрямую зависит от уровня доходов. Так что Тина и Ада всего лишь помогли Вильме исполнить свой религиозный долг. Все бы хорошо, и они с Адой в конце концов поддались на уговоры, перестав твердить, что у них самих есть деньги, чтобы заплатить; все так, но Тину не оставляло тревожное чувство, что на севере в Бога верили как‑то иначе. Впрочем, не являясь теологом, она не могла сказать по этому поводу ничего определенного.
– А вы красавица, – сказала Вильма, беззастенчиво рассматривая нагую Тину. – Нет, нет, милая, вам нечего опасаться, – улыбнулась она, заметив, как видно, мгновенную реакцию девушки. – И раньше, да и теперь иногда, я отдаюсь только мужчинам. Но это не значит, что я не могу оценить красоту другой женщины. Но вы, определенно, не северных кровей, моя милая. Определенно нет!
Сама Вильма, несмотря на возраст, ощущавшийся в погрузневшем теле, все еще выглядела скорее хорошо, чем наоборот. Оценить достоинства новой знакомой в полной мере Тина, естественно, не могла: она не была мужчиной, тем более зрелым мужчиной. Однако она представляла, пусть и в общих чертах, чем отличается тело молодой женщины от тела женщины в годах. Стать уходит быстрее ума, говорят в Але, и, видимо, правильно говорят, но Вильма, скорее всего, являлась всего лишь исключением из правила.
– Ну, что вы, сударыня! – возразила, Тина, пытаясь быть в своих оправданиях максимально достоверной. – Я об этом даже не подумала. Просто это так странно… Я не привыкла к комплиментам по поводу моей внешности.
– Вот как?
– Тина росла в приюте, – дипломатично объяснила Ада и погрузилась в теплую воду с головой.
– Так вы сирота? – прищурилась дама‑землевладелец.
– Увы, – коротко ответила Тина и, поскольку вопрос был ей неприятен, протянула руку к серебряному кубку, приготовленному на краю бассейна.
– Здесь нечего стыдиться.
– Но и гордиться нечем! – расспространяться про то, что она наследница герцогской короны, совсем не хотелось, да и вообще, чем дальше, тем больше история, рассказанная Сандером Керстом, казалась ей не то чтобы лживой, но несколько противоречивой. Кое‑где не сходились швы, если вы понимаете, о чем речь.
– Вы участвуете в коронационной гонке? – А вот это был вопрос, заданный, что называется, «прямо в лоб», без хитростей и эвфемизмов, но и голос Вильмы изменился под стать вопросу. Он стал жестким и опасным, и от него веяло холодом. У Тины даже в теплой воде, казалось, выступила «гусиная кожа».
– Что вы имеете в виду?
– Я задала вопрос!
– А вы уверены, что имеете на это право? – вмешалась в разговор вовремя вынырнувшая из‑под воды Ада.
– Как знать, – усмехнулась дама‑землевладелица, стирая с лица выражение хищной заинтересованности и снова возвращая себе вид беспечной любительницы пожить красиво. – Ведь вы все еще находитесь в пределах княжества Чеан, а здесь у многих имеются свои особые интересы относительно всего, что касается Империи.
– Война закончена много лет назад… – попыталась возразить Тина, вспомнившая рассказ Виктора.
– И подписан мир… – Улыбка Вильмы казалась естественной, но интонация отменяла ее смысл.
– Что вы хотите этим сказать? – Что ж, Виктор тоже намекал на некоторые особые отношения, которые возникли после войны между формально вассальным Чеаном и Империей.
– Всего лишь указать на то, что наличие влиятельного союзника никак не может помешать бедной сиротке, перевалившей через хребет Дракона – и не когда‑нибудь, а в преддверии зимы, – да еще и в компании квебской баронессы и трех телохранителей, вооруженных «обожженными» мечами.
– А вы влиятельны? – спросила Ада.
– Да.
– Насколько? – уточнила Тина, на самом деле все время хотевшая спросить, что это такое – «коронационная гонка».
– Весьма, – чуть сузив свои полные холодноватой сини глаза, ответила Вильма.
– Уклончивый ответ.
– Я просто не хочу вас пугать…
6
– Ну а ежели пиво? – Ремт опять валял дурака, но Виктора это нисколько не раздражало. Скорее наоборот, ведь мастер Сюртук становился маршалом де Бройхом только тогда, когда дела начинали идти хуже некуда. А нынче все обстояло более чем хорошо: разве могли они надеяться, выходя из Аля в свое долгое и опасное путешествие, что достигнут Савоя или какого‑нибудь другого столь же близко расположенного к Ландскруне города за месяц до праздника Йоль? И тем не менее они здесь, и сегодня всего лишь двадцать первое полузимника, и это означает, что до столицы они доберутся не просто вовремя, а скорее всего, загодя, что есть «гутт», как говорят северянцы, а по‑нашему просто «хорошо».
Виктор примерился и метнул «мяч». Полуторафунтовый бронзовый шар пролетел по пологой дуге и упал справа от «поросенка».
– Два пальца с четвертью, а? – попытался оценить расстояние между шарами Арчи Лиф – кормчий с весельной барки «Улыбка зимы».
– Палец и три четверти, – возразил Виктор.
– Мой бросок, господа! – Ремт оттеснил Виктора в сторону и поднял с земли очередной «мяч».
– Не толкайся! – Виктор покачал головой и отошел еще на шаг.
– Оп! – Ремт кинул свой шар снизу вверх навесным броском. – И ап!
«Мяч» упал сразу за «поросенком», заставив маленький – не более двух дюймов в диаметре – шар сдвинуться по направлению к игрокам.
– Пядь с четвертью! – радостно сообщил Коста Ристел с имперской галеры «Барнабас».
– Ну, и к чему было умничать? – поинтересовался Виктор. – Я только‑только заработал нам очко, а ты его взял и отменил.
– Поживем – увидим, – пожал плечами Ремт. – Еще не вечер! Так что у нас с пивом, господа? Где, как и почем?
– А это смотря что вы любите, мастер Сюртук! – Коста сменил Ремта на черте и поднял с земли бронзовый шар. – Легковат… Вот то ли у нас, в Порт‑Фрай! Мы, знаете ли, играем трехфунтовыми – чугун и свинец. Вот это игра так игра!
Он прицелился и кинул «мяч», на две с половиной пяди не добросив его до цели.
– Жаль! Бросок был неплох, но я неправильно оценил дистанцию, – высокий крепкого сложения мастер Ристел вздохнул с сожалением и покачал головой. – А что касается пива, так вот вам мой ответ, мастер Сюртук. Сам я люблю горькое пиво, и по мне лучше кофейного стаута,[13] что варят в «Старой корчме» у Львинового моста, нигде нет, ни выше по течению, ни ниже.
– Да ладно тебе, Коста! – Арчи Лиф был таким же высоким, как и его приятель, хотя и не таким, как Виктор. Он был худ, но жилист, и его сухое узкое тело скрывало куда большую силу, чем можно было предположить, глядя на этого немолодого кормщика.
– Минута! – Арчи поднял ладонь с «мячом» к плечу, замер на мгновение и резко толкнул тяжелый шар.
– Недурно, – констатировал Виктор.
Бросок и в самом деле вышел удачный. Шар упал чуть справа и спереди от «поросенка»: два пальца – не больше.
– Если вы желаете выпить простого честного пива – нормальный портер,[14] светлый или темный лагер,[15] эль, наконец, – идите в Верхний город, там между рыбными и мясными рядами есть с дюжину заведений, где вам подадут лучшее пиво в городе. Можно и в порту, не доходя до Лесной пристани. Там тоже имеются хорошие пивные. Ну а если вам требуется экзотика, – кивнул он на Косту, – то идите к лавкам художников, что у Старой башни. Там есть пара заведений – «У водяного» и «Заступник света» называются – и спросите медовый грюйт.[16] Вкусно и оригинально, и, говорят, бабы голые везде мерещатся, – откровенно ухмыльнулся мастер Лиф.
– Грюйт? – переспросил Виктор, ему вспомнился вдруг Норнан, берег озера, деревянная терраса…
«Нет, Гвидо, – сказала женщина, и Виктор увидел, как двигаются, произнося это простое слово „нет“, ее мягкие губы. – Все кончено. Ты должен принять это, ибо решение мое окончательное, я выхожу замуж. Это вопрос решенный, Гвидо, и не заставляй меня совершать грех перед лицом Вседержителя. Я дам обет верности и не намерена его нарушать…»
«Все кончено…» Слова женщины звучали сейчас в ушах Виктора, как если бы Полина сказала их здесь и сейчас.
Все кончено.
Виктор ди Крей почувствовал особую, ни с чем не сравнимую горечь норнанского зеленого грюйта, который он пил тогда, и сразу затем рот его наполнился совсем иной горечью. Состав зелья не составлял тайны: «Три четверти талой воды, одна – росы…»Ничто больше не являлось для него тайной: ни имя, ни зелье, ни древний и мало кому из ныне живущих известный аркан. Пелена спала с глаз, открыв прошлое, которое должно было исчезнуть вместе с именем.
«Беда с вами, умниками! – сказал он себе, принимая тяжесть нового знания. – Ничего в простоте душевной, ничего, как у людей! Все норовите сумничать, а выходит из этого один лишь пшик!»
– Виктор! – окликнул его Ремт, и в голосе напарника прозвучала неприкрытая тревога. – Вы в порядке?
– Нет, – покачал головой Виктор. – Я не в порядке, но что это меняет?
«Открылось или нет, возврата туда, откуда ушел, нет!»
Виктор, а теперь он знал, что так Виктором и останется, поднял с земли шар и метнул его, даже не прицелившись. Тем не менее «мяч» попал в шар Арчи и, отбросив его в сторону, притиснулся к не задетому и потому оставшемуся на месте «поросенку».
– Очко! – сказал он, отходя.
«Виктор ди Крей», – назвал он мысленно свое имя и сразу же согласился, что имперскому графу Гвидо ди Рёйтеру в мир живых лучше не возвращаться.
7
Удар был хорош, чего уж там! Просто нет слов! Сандер Керст, не ожидавший ничего подобного, тем более от всегда любезной и спокойной девушки Тины, получил кулаком в челюсть, не удержал равновесия и сразу же повалился на пол, сокрушая по пути некстати подвернувшуюся мебель.