«Нехорошее начало, – решила Тина, выбираясь из тесноты плотно переплетенных улочек и переулков к простору реки. – Словно бы все уже решено, и приговор оглашен…»
Она переживала странный момент, и ощущения, испытываемые Тиной, оказались необычными для нее, особыми, пугающе незнакомыми. Чувство полета, невероятная легкость в членах и сила, бурлящая в крови. Возможно, это была любовь – хотя Тина все еще не была уверена, что слово это правильно отражает ее нынешнее положение и состояние. И одновременно внутреннее напряжение, тревога, непокой, словно бы некое предчувствие или даже пророчество уже вошли в ее сердце, но не были пока опознаны и разъяснены требующим ясных ответов на четко поставленные вопросы разумом.
«Куда я иду? Зачем?» Но, разумеется, это были риторические вопросы: Тина шла куда глаза глядят, но в то же время путь ее не вовсе был лишен смысла и цели. Просто до времени и смысл, и цель прогулки скрывались в глубине подсознания.
«Однако скрытое – не есть несуществующее, не так ли?»Тина вышла на берег реки и огляделась.
Она стояла на высоком правом берегу Фрая. На самом деле, как вспомнила вдруг Тина, Кронверг в своей «Географии» называл такие берега пойменными террасами. Высокое место, удобное, чтобы осмотреться и принять решение относительно тактики действий в речном дефиле классического типа.
«Учитывая ширину реки и ее быстрое течение, армия, лишенная флота, обречена если не на поражение, то уж верно на потерю инициативы… Что за бред?»
В самом деле, в первое мгновение мысли о тактике и стратегии, так неожиданно возникшие в голове Тины, показались ей простыми и естественными, вытекающими из недвусмысленной оценки особенностей местности. Однако уже через два удара сердца она словно бы «увидела» эти мысли со стороны и поняла, что совершенно их «не узнает». Это были не ее мысли. Вернее, Тина не могла счесть их за свои, не понимая, откуда бы им взяться. Все‑таки – что бы там ни говорили Керст, Виктор или Ада – она по‑прежнему была простой девушкой‑сироткой, воспитанной в приюте, а не при дворе или военной ставке. Даже смутные воспоминания «о другой жизни», начавшие посещать Тину еще во время перехода через горы Подковы, указывали на жизнь в доме обеспеченных, но простых людей. Не дворец и не палаты, но чисто, удобно и даже просторно. Книги… Да, пожалуй, там были книги. А еще травы… Но и все, в сущности.
«Н‑да… Вот вам, сударыня, и еще один повод для беспокойства…»
Как и накануне, над рекой плыли клочья тумана. Тем не менее Тина видела и боевые галеры, замершие прямо посередине реки, и немногочисленные лодки – длинные, черные, – скользившие по воде цвета темной стали, и громаду «Твердыни на Скале» – замка, построенного на Узком острове, поднимающемся из холодной воды прямо на стремнине, но несколько выше по течению, – и другую крепость, ту, что являлась городской цитаделью Лукки и была выстроена на вдающемся в реку скалистом мысе правого берега.
«Три армии… – подумала Тина, рассматривая крепости и корабли. – Патовая ситуация… Но что‑то или кто‑то нарушил равновесие…»
Откуда взялась такая уверенность? Что‑то витало в загаженном миазмами и едким дымом воздухе этого утра или, возможно, было зашифровано в хаотичном – на первый взгляд – движении лодок на реке и всадников на берегу.
«Что я увидела? И… И о чем промолчала вчера Ада?»
Сейчас Тина отчетливо вспомнила их вчерашний разговор перед сном и поняла, что за произнесенными вслух словами оставались недосказанности, смысл и значение которых могли оказаться далеко выходящими за пределы темы разговора, даже при том, что разговор шел «не о пустяках».
По‑видимому, она провела там, на берегу реки, немало времени. Во всяком случае, когда Тина вернулась в себя, вынырнув на поверхность сознания из смутной пелены грез, утро уже набрало силу. Стало светлее, туман на реке истаял, и звуки окружающего мира обрели силу и ясность. А еще у Тины замерзли ноги и кисти рук, даже несмотря на то, что шевровые шосы, сафьяновые сапоги и перчатки из сахарной[1] кожи были не только изумительно хороши на вид, но и гораздо теплее той одежды, в какую одевалась Тина в прошлые, не такие уж отдаленные времена.
«Пора возвращаться домой?» Но «домой» решительно не хотелось. Слишком много всего накопилось в душе, чтобы идти с этим к людям, рисковавшим жизнями ради нее, «любимой». Еще сложнее, как оказалось, было представить новую встречу с Виктором. Что скажет он? И скажет ли что‑нибудь из того, о чем она пока могла лишь мечтать? Но что, если скажет? Что ей делать тогда? Что ответить на его слова?
«А если нет? – подумала она, чувствуя, как ее охватывает паника. – Что, если он промолчит?»
2
– Итак? – Кто бы знал, чего ему стоил этот вопрос.
Прошедшая ночь не вернула покоя, она лишь усилила беспокойство. Как ни странно, в тишине и мраке ночи Сандера посетило сожаление, и даже более того – чувство, что сжало сердце и заставило его зарычать подобно раненому зверю, удивительно походило на раскаяние. Бессонный, одинокий и растерянный сидел он на постели, перебирая доводы «за» и «против», свои собственные воспоминания и классические литературные сюжеты. Потом он все‑таки задремал, и ему приснилась Тина. Сны оказались мучительней яви. Они жалили больнее горных ос, показав Керсту то, чего он лишил себя, обратившись к герцогу Евгению. Проснулся он больным и не отдохнувшим, измученным, едва ли не обессилевшим. Однако, как стало очевидно, едва он снова взялся за «трудные мысли», «сделанного не вернешь».
«Пойти к ней? – попробовал он все‑таки найти выход из создавшегося положения. – Открыться? Объяснить… Просить помощи у Виктора?»
«Поздно…» – понял он спустя мгновение.
Как бы то ни было, выбор сделан, и не время теперь судить да рядить, правильно ли он поступил. Человеку не дано идти по двум дорогам одновременно, даже если малодушие лишает его уверенности в себе и своей судьбе.
«Делай, что должно, – напомнил он себе слова древнего рыцарского наставления. – И надейся, что Бог не оставит тебя!»
– Итак? – спросил Сандер, появившись этим утром перед кузеном Евгением.
– Быстро родятся только блохи, – любезно улыбнулся герцог.
– По‑видимому, ты мог сказать мне это еще вчера, – пожал плечами Керст, надеясь, что лицо не выдаст его разочарования.
– Верно, верно! – покивал Евгений, как бы соглашаясь со словами Сандера. – Но, видишь ли, Александр, я очень спешил. Ты ведь представляешь себе, что это такое – «жажда свершения»? Ведь так? Нет? Ты терпеливо ждешь решения своей судьбы? Ты хладнокровен, ты никуда не спешишь, «жажда свершения» не сжигает тебя изнутри, ты это хочешь мне продать?
– К чему ты клонишь? – Было крайне трудно сдерживать эмоции, но Сандер старался. Он и в самом деле хотел «продать» Евгению тот образ, что строил с таким тщанием много лет подряд.
– Я хочу получить корону.
– Так бери ее, она твоя, – пожал плечами Сандер. – Или возникли затруднения?
– Девушка… Я думаю, ты все прекрасно понимаешь, Сандер. Ты ведь замечательно считаешь шансы, не так ли? Ты знаешь, я могу договориться с Матеусом и Дарией. По правде говоря, я с ними уже почти договорился, учитывая, что и армия у меня не чета их ополчениям. Но Тина Ферен или, вернее, принцесса Зои Верн ломает все соглашения. Торги начинаются заново, и игра приобретает характер случайного броска монеты. Никакой определенности, Александр, один лишь проклятый случай, не оставляющий места для настоящего искусства.
– Такое ощущение, что ты перепутал роли, – покачал головой Сандер Керст. – Это моя реплика.
– Точно, – легко согласился Евгений. – Я говорю не свои слова, а твои. Зачем? А затем, чтобы определиться в цене. Ты знаешь цену, знаю ее и я. Но я хотел бы определенности: в какой степени я могу доверять тебе в дальнейшем?
– В той же, в какой смогу доверять тебе я. Ты станешь императором…
– Но даже императорам нужны свои люди, я имею в виду преданные люди, ты понимаешь?
– Ты сомневаешься, что я буду служить тебе верой и правдой? Вознеси меня, Евгений, и моя преданность будет оплачена сполна, как и моя помощь.
– Что ж. – Евгений подошел к столу и тронул пальцами несколько пергаментных свитков с печатями, лежавших на столешнице. – Ты прав, кузен, на самом деле я мог ответить тебе еще вчера. Все нужные люди находятся здесь, в Лукке, как и все необходимые бумаги. По правде говоря, дело случая. Могло сложиться и по‑другому, но нам повезло, тебе и мне. Однако перед тем, как решиться на такой шаг, я хотел убедиться в серьезности твоих доводов.
– Убедился?
– Да.
– Расскажешь, как?
– Ну, полагаю, что тебе можно. Теперь, когда ты предложил мне свои услуги. Ведь я правильно тебя понял, ты собираешься стать кем‑то вроде доверенного советника при новом императоре?
– Я могу многое, чего не могут те, кто вырос в замках и дворцах, – поклонился Сандер.
– Верно, – улыбнулся герцог. – На это и расчет. Ты знаешь жизнь куда лучше большинства вельмож. Но вопрос доверия непростой вопрос.
– Тебе нужны страшные клятвы?
– Возможно. Однако взаимный интерес представляется мне важнее любых клятв.
– В этом есть резон, – согласился Сандер. – Но вернемся к вопросу о способах проверки.
– Шпионы, Александр. Всего лишь люди, любящие деньги, и никакой мистики. Вчера некто, кого никто не видел, но кого все‑таки кое‑кто слышал, имел приватный разговор с Матеусом Бёмом.
– Вот как… И о чем, с позволения вашей милости, шел разговор? – поинтересовался Сандер, лихорадочно пытаясь понять, кто бы это мог быть.
– О некоей Тине Ферен…
– Это был мужчина?
– Женщина в этой истории тоже есть, – кивнул Евгений. – Высокая, стройная, одетая на мужской манер и опоясанная мечом.
«Ада!»
– Она тоже была у Бёма?
– Нет, она посетила княгиню Дарию.
– Дай угадаю! – через силу улыбнулся Сандер. – Они тоже говорили о Тине Ферен?