– С чего ты взяла? – Сейчас Карла Ланцан снова говорила холодным, лишенным чувства голосом. – Иан оформит бумаги. Официально, – во всяком случае, пока – будет считаться, что ты дочь князя Теодора. Сегодня же он подпишет грамоты о признании тебя в качестве наследницы и возведении в княжеское достоинство. Ты сможешь носить свое собственное родовое имя без того, чтобы открыть твое истинное происхождение.
– Вы говорите о князе так, словно он бессловесная кукла.
– Так и есть. Все эти годы правила княжеством я, но я устала, и теперь пришел твой черед.
– Под каким именем я выйду в свет?
– Тебя зовут Норна, но твое полное имя Норна Гарраган ноблес де Ар де Кабриз дю Ланцан, наследная принцесса Чеана Чара.
– Чара – это тоже личное имя?
– Нет, – ответила Карла Ланцан, изучающе глядя на Тину. – Это прозвище. Меня называли Калли, что означает на кхорском «Птица», а твое прозвище Чара, и на старочеанском оно означает то же самое.
– Птица…
– Да, Чара, мы с тобой обе – птицы.
«Птица!» – и в этот момент знание вошло в ее плоть и кровь, и в это странное мгновение исчезла из мира Тина Ферен, и вместо нее появилась Норна Гарраган, принцесса Чара.
3. Простой шаг вперед:седьмого лютня 1648 года
Чудес на свете не бывает, и случайные совпадения происходят крайне редко. Все это так, но Александр сам видел Охотника и слышал песню птицы Аюн. Наконец, не слишком покривив душой, он мог утверждать, что беседовал с рафаим, хотя правильнее сказать, что он лишь присутствовал при этой беседе. Это что касается чудес. Но и совпадения совпадениям рознь. Случай – штука не простая.
«Как получилось, что из всех возможных кандидатур я выбрал именно ее? Случай? Но случайно ли, что в путешествие через горы Подковы Тину сопровождали три графа и баронесса? Мы словно сформировали достойный принцессы эскорт…»
Он смотрел на нее и не мог поверить своим глазам. Это была Тина, какой он видел ее совсем недавно в Лукке, но одновременно это был уже совсем другой человек. Эта женщина всем своим видом, незаурядной внешностью, осанкой, взглядом великолепных и опасных глаз утверждала свое безусловное право на власть. Ее речь, жесты, улыбка – все это было настолько естественно, что Александр начинал сомневаться в собственных воспоминаниях. Да полноте! Эту ли женщину встретил он в Але всего несколько месяцев назад?
«Некрасивая девушка… Мальчик, который девочка… Принцесса Чара… Чудны дела твои, Господи!»
Любой женщине, какого бы высокого происхождения она ни была, в этом дворце, в этом обществе не простили бы и самого малого отступления от правил, изъяна в одежде, неверного слова. Но Норна танцевала с императором, не отстегнув меча, то есть так, как танцуют павану мужчины. И все нашли это восхитительным. Ей было позволено практически все, о чем другая женщина не стала бы и мечтать, просто потому, что невозможное невозможно. Однако Норна, одетая в мужское платье, пьющая наравне с мужчинами крепчайший бренди и пускающая дым из изящной костяной трубочки, вызывала только восхищение. Восхищался и Александр. Просто не мог ничего с собой поделать.
– Пускаете слюни, граф? – Рядом с ним остановилась Адель, на этот раз – как бы для разнообразия – снова одетая как порядочная женщина.
– Мне показалось, или ди Рёйтер в самом деле представил вас как баронессу? – парировал Александр.
– Увы вам, граф, я получила полную амнистию из рук графа Квеба. Не то чтобы я горела желанием вернуться в графство, но права мне возвращены.
– Поздравляю.
– Вам тоже причитаются поздравления, – усмехнулась Ада. – Сколько раз вы обманули бедную сиротку?
– Не помню точно, – пожал плечами Александр. – Раза три или четыре…
Он старался сохранить лицо, но внутри себя знал, что уничтожен. Он предал доверившуюся ему девушку, прошел мимо любви, о какой не мог и мечтать, и что же взамен? Титул графа и роль наперсника императора Евгения? Глядя на Норну Гарраган, он понимал, что продешевил.
– Вам стоит серьезно заняться фехтованием…
– У меня вроде бы и раньше неплохо получалось.
«Она мне угрожает?»
– Вам может не хватить этого «неплохо».
– Ди Рёйтер или мастер Сюртук? – Он смотрел, как Тина и Виктор танцуют гильярду,[2] и от зависти у него сжимало виски и не хватало воздуха в легких.
Эти двое были безупречной парой, хотя, по‑видимому, никогда не смогут оформить свои отношения официально. Монарх не принадлежит себе, какой бы полнотой власти ни обладал, а Тине, судя по сообщению агентов в Чеане, оставалось ждать совсем недолго: князь умирал, а она, как выясняется, единственная наследница.
– Любой на ваш выбор, – усмехнулась Адель. – Но я бы посоветовала избегать Ремта, он вам не по зубам.
– Чего вы добиваетесь?
– Развлекаюсь.
– Вот как?
– Граф, – она стала вдруг серьезной, хотя улыбка и не сходила с ее губ, – я хотела спросить, осведомлен ли Евгений о вашей истинной природе?
– Пытаетесь запугать?
– И пытаться нечего, оборотень с лилией Калли на плече…
– Вы хотите меня погубить?
– Нет, я вас вербую, – еще шире улыбнулась женщина и как бы нечаянно прислонилась к плечу Александра: ни дать ни взять флиртует! Так все и подумают, а она…
«Она меня завербовала… и держит на очень коротком поводке».
– Так как?
– Будете изображать мою любовницу?
– Зачем же изображать? – подняла бровь Ада. – Вы мужчина видный, да еще одной со мной крови… Не вижу причин, чтобы отказать себе в удовольствии провести с вами ночь… или две.
«Сука!»
– Я польщен, – поклонился Александр. – Разрешите, баронесса, пригласить вас на танец?
4. Двойной шаг вперед:одиннадцатого цветня 1648 года
На рассвете одиннадцатого цветня 1648 года на высокий берег могучей реки выехали из леса несколько всадников, причем двое из них вели в поводу вьючных лошадей и трех чистокровных скакунов – вороного, темно‑гнедого[3] и каракового,[4] при том, что вороной ходил под женским седлом, а два других – под обычными. Река, несшая свои воды к далекому океану, называлась Фрай, а всхолмленная и покрытая девственными лесами местность, зажатая между рекой и хребтами Фронтира, имела множество названий на разных языках, но переводились все эти названия одинаково – «Межевая пуща». Места эти были малонаселенные, но лучшей охоты, чем в предгорьях Фронтира, нет и не было на всем Западе, от Норнана до Ландскруны.
– Здесь, пожалуй, – сказал, оглядев местность, высокий крепкого сложения мужчина в простом – кожа и коричневое сукно – охотничьем костюме. Впрочем, конь, меч и, самое главное, осанка, взгляд и интонации правильной речи – выдавали в нем человека знатного происхождения и высокого положения.
– Предложение принято! – Его спутник говорил насмешливо, как бы заранее иронизируя надо всем, что скажет сам или скажут другие. Однако самым интересным в нем было то, что его, в сущности, не существовало. На сером в облаках коне сидело нечто облаченное в штаны и сапоги, сюртук и сорочку с жилетом, наличествовали даже перчатки и шляпа‑котелок, но под полями шляпы клубилась тьма.
– Георг! – Мужчина в охотничьем костюме обернулся к молодому воину, следовавшему за ним, отстав всего на два лошадиных крупа. – Стреножьте лошадей, накройте стол и можете гулять.
– Но не долго, – добавил он спустя мгновение. – К обеду жду вас с добычей, и вот еще что. Если встретите баронессу, а я надеюсь, что так и произойдет, пригласите ее к обеду. Намекните, что она не появляется уже двое суток, и все мы ужасно соскучились.
– Будет исполнено, ваше сиятельство. – Воин коротко поклонился и, поворотив коня, принялся отдавать приказы двум своим спутникам, следившим за лошадьми.
– Думаешь, придет? – спросил несуществующий человек, которого в княжестве Чеан знали под именем Ремт Сюртук.
– А куда она денется? – вопросом на вопрос ответил, спешиваясь, граф ди Рёйтер. – Она, маршал, нуждается в нашем обществе ничуть не меньше, чем мы в ее. И потом, долг… Вы же понимаете!
– А о ком мы сейчас говорим? – спросил маршал де Бройх и тоже спрыгнул с коня. – О баронессе или о принцессе?
– Об обеих. – Гвидо ди Рёйтер передал поводья своего мышастого жеребца одному из сопровождавших их с маршалом воинов и не торопясь пошел к береговому обрыву.
– Нравится мне твой оптимизм, – усмехнулся маршал, но тоже подошел к самому краю.
Они стояли на высокой светлой скале, вертикально обрывавшейся прямо в кипящие воды Фрая, грохочущие на перекатах полусотней метров ниже. Река в этом месте имела ширину едва ли не в полмили, но если ближе к середине русла глубины позволяли судоходство, то под берегами скальные выходы и огромные валуны, оставшиеся здесь со времен «Великой зимы», заставляли реку яриться и громыхать, прорываясь сквозь каменные узости и преодолевая немалые препятствия.
– Красиво! – сказал маршал.
– Не то слово! – согласился ди Рёйтер.
– А о чем ты думаешь на самом деле?
– О Норне, разумеется.
– Не могу ничего возразить, но хотел бы заметить, что любовь застилает взгляд и туманит разум.
– Мило! – Говорить с человеком, глаз которого ты не видишь, как не знаешь и того, каково выражение его лица, совсем не просто, но Гвидо привык и порой даже забывал, что его собеседник, в сущности, всего лишь тень маршала де Бройха.
– Я не хотел тебя обидеть.
– Ты и не обидел. Ты прав, ибо таковы проявления любви. К слову, это ведь я написал ту книжку, которую так любят в Семи Городах.
– Ну, я где‑то так и думал, мастер Анонимус. – В голосе маршала звучало удовлетворение. – Есть там, понимаешь ли, пара фраз, которые мог написать только такой интеллектуальный павлин, как граф ди Рёйтер. К слову, я так и не понял, за что ее запретили в Империи?
– За непристойность, – усмехнулся Гвидо, вспоминая то чудное время. – Я был молод и сумасброден, и мне казалось, что любая мысль, любой факт жизни могут быть озвучены и уж тем более записаны на бумаге.