– Кому? – он протянул ей телефон. – Позвони и отмени.
Джип стоял в пробке. За окнами рябила сплошная метельная мгла. Звонить ей было некому. Обещала она самой себе неизвестно что. Новый год она хотела встречать одна, дома. Такого с ней еще никогда не бывало. Она загадала: если удастся встретить именно этот Новый год так, как ей хочется, то все изменится. Она, наконец, начнет потихоньку выкарабкиваться из вечной мерзлоты, в которую сама себя замуровала. Как именно это произойдет, она не знала, но чувствовала: что-то должно случиться. Нельзя жить с человеком, которого совсем не любишь. Нельзя столько лет врать себе и ему. Конечно, сейчас не лучший момент, чтобы расстаться. На Михо идет охота, к тому же у него болят глаза. Но подходящего момента все равно не будет никогда.
– Хочешь, мы не пойдем ни в какой клуб? – спросил он и прижался губами к ее уху. – Останемся дома и никого не пригласим в гости?
Она не успела ответить. Мобильный у него в кармане заиграл «Танец с саблями». Эта мелодия означала, что звонок экстренный, от начальника службы безопасности. Минуту Михо молча, хмуро слушал, потом произнес сквозь зубы:
– Ну, так разберись с ним, чтобы другим неповадно было.
«Опять кого-то убьют по его приказу», – подумала Вика.
– Я соскучился по тебе, – Михо провел пальцем по ее губам, – это хорошая идея – запереться дома, вдвоем.
«Эта самая кошмарная идея в мире! – закричала про себя Вика и съежилась от холода, который был не снаружи, не в теплом салоне джипа, а у нее внутри. – Я больше не могу притворяться. Сказать ему прямо сейчас? Попросить, чтобы остановили машину, и выйти? »
Пальцы Михо скользили по ее губам, по щекам, по шее. Они сидели между двумя охранниками. Амбалы отвернулись, смотрели в окна, на снег. Джип стоял. Вокруг приглушенно звучали нервные автомобильные гудки.
«Не могу, не могу больше», – повторяла про себя Вика.
– Я так соскучился, лапушка моя, красавица, никому не отдам, если когда-нибудь уйдешь от меня, убью, – шептал Михо.
«А ведь правда, убьет», – с тоской подумала Вика.
Как будто почуяв ее тоску и отчаяние, в сумке на коленях заворочалась и жалобно заскулила Грета.
«Если я улечу с ним, я не уйду никогда. Я проживу всю жизнь с чужим человеком. Что же останется? Ждать, когда убьют его? От этого можно сойти с ума. Я не хочу, чтобы его убили. Но я не могу больше с ним жить».
У охранника тихо заверещал мобильный.
– Да, понятно, – произнес он в трубку и решился повернуться к хозяину.
– Михо, звонили из Домодедова. Рейс задерживается до завтра. Что будем делать?
– Полетим другим рейсом, который не задерживается, – ответил Михо, и его пальцы скользнули под ворот Викиного свитера.
– Нет ни одного во Владик. Самолеты вообще, блин, не летают. Видишь, как метет. Обещают такую погоду до первого января.
Шпон осторожно ступал по толстому слою снега, под которым был лед. Он почти ничего не видел из-за метели и боялся поскользнуться. Дорогие замшевые ботинки промокли насквозь.
Он приехал на встречу со стрелком раньше на полчаса, тщательно проверился по дороге, машину оставил далеко от пустыря. Пока шел по обочине шоссе, по сугробам, промерз и промок насквозь. Мерзнуть под снегопадом ему предстояло еще минут двадцать.
Вокруг не было ни души. Артур утешался тем, что выбрал отличное место. Холодно, конечно, и некуда спрятаться от метели, зато все пространство вокруг видно чуть ли не на километр.
Стрелок явился точно, минута в минуту.
– Значит так, – начал Шпон, слегка стуча зубами от холода, – клиента твоего зовут Михо.
– Грузин? – спросил стрелок.
– Нет. Это не имя. Кличка. На самом деле его зовут Михонин Илья Григорьевич. Номера сотовых, фотография, – он протянул маленький плотный конверт.
На полароидном снимке Михо был запечатлен за обильным застольем, в веселой компании. Он сидел между двумя девушками, блондинкой и брюнеткой, и глядел на Кирилла и пьяно улыбался.
– Он крепкий, коренастенький такой, рост 180. Сейчас Москве, лежит в глазной клинике, не вылезает оттуда, – быстро, тихо говорил Шпон и слизывал с губ тающие снежинки.
– Что, вообще не выходит из клиники? – спросил Кирилл.
– Нет. Вчера вроде собрался во Владик лететь, на праздники, но до Домодедова не доехал. Вернулся. Почему, не понимаю.
– Погода не летная, – пробормотал Кирилл, вложил снимок в конверт и вернул Шпону.
– Ты чего? – Артур убрал руки за спину, не желая брать конверт.
Кирилл положил его Шпону в карман куртки.
– Нет, ну ты чего, блин?! – испугался Артур. – Так дела не делают, в натуре.
– Конечно, – кивнул Кирилл, – не делают. Ты, Артур, интересный человек. Даешь заказ, а про клиента ни черта не знаешь. Фотка, два номера, и все?
Артур понял, что стрелок хочет еще поторговаться, и со смиренным вздохом произнес:
– Двадцать пять.
– Пятьдесят, – живо отреагировал стрелок.
Торговались долго, забыв о снеге, холоде и мокрых ногах. Наконец сошлись на сумме сорок тысяч долларов. Пятнадцать аванс, двадцать пять – после выполнения заказа. Артур достал конверт и протянул стрелку.
– Ты ошибся, – мягко улыбнулся стрелок, – ты должен дать мне другой конверт. Этот я уже видел.
– Но как же? Тебе же нужны фотка, номера? – удивился Артур.
– Они мне нужны только вместе с авансом.
– А, ты о деньгах? – догадался Артур, снял шапку, отряхнул от снега, опять надел. – Насчет денег не переживай. Никуда они не денутся. Главное, мы договорились. Ты приступай к работе. Вряд ли он захочет встречать Новый год в клинике, вылезет, поедет в какой-нибудь клуб, ты должен быть готов, лучше всего ждать у выезда из клиники, там дом напротив, есть подходящий чердак. Ты заранее все посмотри, проверь...
– Деньги, – перебил его стрелок, – сначала деньги, потом чердак.
Ну, я же сказал, не волнуйся. Я такой человек, понимаешь, не люблю трогать деньги раньше времени, возить с собой большие суммы, – Шпон облизнул губы, – завтра. Вот прямо завтра утром мы встретимся, и получишь свой аванс.
– Нет. Так не пойдет, – сказал стрелок и посмотрел на часы, – сколько тебе нужно времени, чтобы привезти деньги?
– Сегодня?
– А когда же? Ты хочешь, чтобы я начал работать? Тогда давай, не тяни.
– Что, прямо сюда привезти? Все пятнадцать?
– Мг-м.
– Холодно. Метель. Ты будешь ждать меня здесь два часа?
– Мг-м.
– А если пробки? Знаешь, какие сейчас пробки из-за снегопада? Слушай, да что ты так переживаешь? Будут деньги, я обещаю.
– Ладно, хватит, – поморщился стрелок, – я работаю или как?
– Конечно, работаешь, просто, понимаешь, тут у меня маленькие проблемы, денег на бензин даже нет сейчас. А бак пустой.
– Я тебе дам на бензин стольник.
– Нет, ну не в этом дело, я просто боюсь, на Каширке застряну.
– А ты не бойся, езжай по кольцу.
– Это как?
– До поста ГАИ, потом направо, дальше прямо, до первого светофора.
Стрелку пришлось долго объяснять. Шпон почему-то вдруг стал удивительно бестолков.
– Значит, от поста ГАИ налево? – тупо переспросил он.
– Направо. Что ж ты, диспетчер, приехал в Москву работать, а города не знаешь? Ладно, сосредоточься. Объясняю еще раз.
Дело было не в географической тупости Шпона. Просто имелась у Артура одна неприятная черта, совершенно лишняя для человека его профессии. Ему было физически больно расставаться с деньгами, руки ломило, пальцы сводило, они сжимались, хоть тисками отгибай. Даже в очевидных ситуациях, когда надо вытащить и отдать, он медлил, словно ждал: вдруг забудут про деньги? Ужасно глупое свойство характера. Но нет идеальных людей. Даже у самых умных бывают маленькие недостатки. Отправляясь на встречу со стрелком, он уже положил конверт с авансом во внутренний карман пиджака. Правда, это было не пятнадцать, а десять тысяч. Пересчитал. Положил в карман. Потом вытащил и опять спрятал в тайничке под кухонной раковиной. О чем он думал, проделывая все эти странные манипуляции, сказать трудно. Наверное, он не думал. Он чувствовал. Им руководила страсть, а не пошлый расчет.
Расставшись со стрелком, он резво побежал к машине. Он был собой доволен. На самом деле, получилась отличная проверка. Если бы стрелок согласился начать работать без аванса, это было бы нехорошо. Подозрительно. А так все нормально. Все идет, как по маслу. Если стрелок успеет завалить Михо в праздники, чеченцы наверняка это оценят, и впредь все их серьезные дорогие заказы будут доставаться только шпону. Если стрелок сработает быстро и аккуратно, его можно будет использовать еще не раз.
Дорога до Сокольников и обратно заняла не так много времени. Когда Шпон вернулся, стрелок стоял возле чахлых елок, на краю пустыря, весь в снегу, румяный и веселый. Артур подошел. Стрелок молча взял конверт с фотографией, конверт с деньгами, аккуратно пересчитал купюры, сунул в карман теплой куртки.
– Все нормально. Потом, когда завалю, тебе позвонить, или сам узнаешь?
– Сам узнаю. Ты, главное, начинай быстрей работать.
– Работа уже идет, – стрелок вдруг весело подмигнул и засмеялся, – заказывай музыку. Траурный марш.
– Эй, ты не особенно веселись, – сказал Шпон.
И вдруг в глазах у него потемнело. Сквозь метель к ним бежали люди. Много людей. Через секунду руки ему больно заломили за спину. Щелкнули наручники. Такое могло произойти с кем угодно, только не с ним, не с Артуром Шпоном. Грамотно организованные заказные убийства нельзя раскрыть, а тем более предотвратить. Это убеждение было надежным крепким стержнем, на котором держалось все в его жизни.
Ему сразу, на месте, стали задавать вопросы, ему предъявили пачку новеньких стодолларовых купюр и фотографию Михо. Этого не могло быть. Мир рушился. Шпону показалось, он умрет сейчас. Но не умер. Только в штаны наложил. Так и вонял всю дорогу до следственного изолятора. А там его помыли и переодели.
Кирилл ехал на джипе в Управление и думал, как жаль, что это не его машина и что у него никогда такой машины не будет. Он должен был сдать джип, «Роллекс» и прочий казенный камуфляж, которые получил под расписку на время выполнения спецзадания. Золотые побрякушки снял и сложил в пакет сразу, как только все кончилось. А с джипом расставаться было грустно.