Как она может избавиться от маминых вещей, забыть о ней?
– Ладно, успокойся, Джастин. Отдышись.
Я не заметил, что перестал дышать. Перед глазами туман. Я моргаю.
– Я против соседки. Я найду ещё работу. Буду собирать больше вторсырья и косить ещё какие-нибудь лужайки.
Я что-нибудь сделаю. Мы не тронем комнату мамы.
– Уже больше года прошло, – говорит Виктория тихо.
Триста девяносто восемь дней.
– Мама не вернётся, – добавляет она.
Я сжимаю зубы.
– Я знаю!
– Прости, это… – Виктория смаргивает слёзы и слабо улыбается. – Подумай об этом. Мы поговорим позже, ладно?
Разные мысли и чувства просто бурлят во мне, но я их сдерживаю. Не хочу провести мои последние моменты с сестрой в ссоре.
– Ты теперь меня ненавидишь? Я плохая старшая сестра?
Я опускаю взгляд. В горле у меня жжёт. Перед глазами пелена.
– Да. Я ожидала, что ты не согласишься.
– Иногда ты меня достаёшь, – пожимаю плечами я.
– Я постараюсь меньше раздражаться из-за тебя, – говорит она, вздохнув.
Мы можем продолжать делать вид, что всё в порядке.
– Я постараюсь не замечать, как ты меня раздражаешь.
Виктория бросает в меня ещё одно печенье. Но на этот раз я наготове. Я хватаю его, прежде чем оно ударяется об мою голову. Но ещё два упускаю. Ухх!
Громко бьют часы в гостиной. Я подскакиваю. Время летит, и я даже не представляю, когда могу исчезнуть. Чудовище мучает нас ожиданием и неизвестностью.
Виктория встаёт:
– Мне пора на встречу с группой. Открой своё предсказание.
Дрожащими пальцами я срываю обёртку и ломаю печенье: «Самая большая опасность придёт изнутри».
Опасность изнутри? У меня бывают приступы паники. Но это ничто по сравнению с тем, что меня ожидает. Водящий идёт за мной и не остановится, пока не затащит в свой мир ужаса. Это опасность извне! Но в печенье такого предсказания не найдёшь.
– Моя очередь. – Виктория ломает печенье и читает предсказание: – «Твой брат вредный. Но он отплатит за твою доброту уборкой и мытьём посуды».
– Ха-ха-ха. – С этим я управлюсь. Я бросаю в неё печеньем.
Она уклоняется и бежит к задней двери.
– Люблю тебя. И постарайся не перебить всю посуду, хорошо?
– Чего?
– Твоя миска для хлопьев. Осколки были повсюду.
– О да, извини.
Она берёт сумочку.
– У тебя правда всё хорошо?
– Вики, я… – слова застревают у меня в горле.
– Что?
Боль пронзает моё запястье. Краем глаза я замечаю, как надувается метка на коже. Я следующий. Значит, Лирик уже исчез. Я вскакиваю. Стул падает на пол.
– Джастин?
Я не могу вздохнуть. Бегу к кухонной раковине, стараясь сдержать тошноту. Хватаюсь за край. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я остался один.
– Что с тобой? – Виктория подходит и кладёт мне руку на лоб. Её рука кажется мне ледяной.
Я хочу что-то сказать. Всё сказать. Сказать, что рад быть её братом и очень её ценю, хотя не показываю этого. Сказать, что боюсь и мне не нравится, что ей приходится так много работать. Сказать, что мне придётся исчезнуть, но ради неё я буду делать всё, чтобы вернуться. Сказать, что мама гордилась бы ею. Я хочу проститься с ней.
Я поворачиваюсь. Выдавливаю улыбку.
– Порядок. Просто ел слишком быстро и меня немного затошнило.
Она хмурится.
– Точно? Ты…
– Всё хорошо. Правда.
Виктория пристально смотрит на меня, но я выдерживаю её взгляд. Я не хочу её расстраивать.
– Может, в выходные сходим в пассаж? Или в кино?
Да, она и правда переживает, что расстроила меня.
– Ты же терпеть не можешь пассаж, – удивляюсь я.
– Да, там полно шумных детей, но мне нравится выигрывать у тебя в дартс.
– Это было один раз, и то потому, что меня трясло – я газировки перепил. – Я поднимаю руки, сам себя приветствую и кланяюсь: – Я мировой чемпион по дартсу!
Виктория фыркает:
– Конечно. Так сходим? На вечернее свидание с любимой сестрой?
– Ты моя единственная сестра и… – я изображаю смущение, – никогда не употребляй слова «свидание» и «сестра» в одном предложении. Жду не дождусь обыграть тебя и услышать, как ты признаёшь своё поражение.
Она хохочет. Унесу этот смех с собой.
– Я ненадолго. Запри дверь, хорошо?
– Ага. – Это не спасёт меня от Водящего.
Она медлит, держась за ручку двери.
– Вижу тебя, Джастин.
Так говорила мама. Она считала, что слово «люблю» используют слишком часто. «Вижу» означает, что ты понимаешь, каков человек внутри – хороший, плохой или всё вместе. Такое вечное единение душ.
Я откашливаюсь:
– Пока, Вик.
Она выходит в темноту. Дверь захлопывается. Я прислоняюсь к столу – последние силы покидают меня. Трудно притворяться, что всё в порядке. Но я знаю, что поступил правильно, ничего не сказав ей.
В кухне тишина. Что теперь делать? Я могу исчезнуть в любой момент. Это больно? Как долго это длится?
Я встряхиваюсь. Надо сосредоточиться и быть начеку. Я бегу в свою комнату за рюкзаком. Я вытряхиваю из него мусор и шарю по ящикам и полкам, чтобы собрать всё необходимое для выживания: фонарик, верёвку, ножницы, спички, салфетки, аптечку первой помощи. Я уверен, что Лирик собрал приспособления покруче. Оставляю место для провизии – печенье, орешки, бутылки с водой. Кто знает, как там с едой…
Прибравшись и помыв посуду, брожу по дому с рюкзаком за плечами. Стараюсь не думать о том, что на меня открыта охота. Ноги сами приводят меня к комнате мамы. Рука сама поворачивает ручку двери. Дверь открывается. Сердце замирает. Я не был внутри после её ухода.
Кровать аккуратно застелена жёлтым покрывалом в цветах. Тапочки стоят на коврике рядом. К шкафу прикреплены картинки. Экран телевизора покрыт толстым слоем пыли. У окна на складном столике теснятся пузырьки с лекарствами.
Принюхиваясь, я пытаюсь уловить сладкий фруктовый мамин запах, но чувствую только запах болезни. Теперь я понимаю, почему Виктория хранит мамины шарфы в сумке, застёгнутой на молнию, – чтобы сохранить запах надолго.
Стоя в дверях, смотрю на незаконченную головоломку на столе. Недостающий кусочек жжёт мой карман.
– Ты должен был справиться лучше, – голос мой срывается. – Ты же обещал не сдаться.
Обещания – ложь. Их легко нарушить. А я обещал Ниа… Я делаю шаг назад, чтобы закрыть дверь. Но вдруг включается телевизор. Треск наполняет комнату. На экране мелькает «снег».
– Я оставил лучшее напоследок, – произносит мрачный голос.
– Нет! – Словно острые иголочки колют пальцы на ногах. Потом все ноги, всё тело.
Я скольжу вперёд, будто меня тянет магнитом. Я упираюсь кроссовками в ковёр, откидываюсь назад. Но меня тянет сильнее, что-то управляет моими движениями. Я пытаюсь хвататься за мебель. Я сознаю, что это бесполезно, но мне необходимо бороться. Я так легко не сдамся.
Фотографии в рамках и лампа летят на пол, когда я задеваю столик у кровати. Я хватаюсь за кровать, сдёргивая покрывало. Сбитый с ног, лечу к телевизору, ожидая столкновения. На такой скорости удар будет сильным.
Я прикрываю лицо руками. Но вместо удара чувствую густой поток холодного воздуха. Я пытаюсь открыть глаза, меня тянет глубже. Я вращаюсь, словно в невесомости. Я лечу вниз. Ветер свистит в ушах. Меня дёргает вверх, потом толкает вниз. Всё погружается во мрак.
16
Глаза медленно открываются. Тьма такая плотная, что дух захватывает. Что… что случилось? Где я? Внезапно прорываются воспоминания. Водящий! Он пришёл за мной!
Я подскакиваю, ударяюсь головой о что-то твёрдое. Ой! На лбу тут же вскакивает шишка. Она пульсирует вместе с отчаянно бьющимся сердцем. Я жду, когда пройдёт головокружение. Под спиной что-то мешает. Я поворачиваюсь и понимаю, что лежу на своём рюкзаке. Лямки плотно сидят на плечах. Он оказался в Нигде вместе со мной. Ниа была права.
Нет времени на радости. Надо разобраться, где я. Я глубоко вздыхаю. Воздух влажный, пахнет… землёй. Я медленно вытягиваю дрожащие руки. Полностью распрямить не могу, надо мной что-то есть. Мои пальцы скользят по чему-то шершавому, дерево?
Руки дрожат, но я продолжаю ощупывать. Слева и справа дерево, подо мной тоже. Пространство небольшое, немного шире и длиннее, чем я.
Деревянный ящик. Это же гроб! Я похоронен заживо!
– Помогите! Эй, кто-нибудь, помогите!
Я молочу по дереву руками и ногами, но бесполезно. Я беспомощен, словно перевёрнутая черепаха.
– Выпустите меня!
Воздух – он уходит? Я же задохнусь! Нечем дышать. Я умираю. Тело моё сгниёт, останутся только кости…
– Помогите, пожалуйста! – Я дышу так быстро, что воздух свистит в носу. Меня мутит. Я зажимаю рот рукой и зажмуриваюсь, сглатываю и стараюсь управлять дыханием.
Один… два… три… четыре… пять. Вдох. Выдох. Один… два… три… четыре. Вдох. Выдох. Слёзы стекают из уголков глаз. Я дрожу так сильно, что зубы стучат.
Дышу. Я жив. Я не умираю. Воздуха много. Стенки этого ящика не смыкаются надо мной. Я представляю себе обширные пространства: поля, бескрайнюю пустыню, футбольное поле, парк возле дома. Дышу. Считаю. Дышу. Считаю.
Я крепко зажмурился, и почему-то тьма уже не кажется такой страшной. Я чувствую всё: капли пота на теле, хриплое дыхание, прикосновение ткани к холодной коже.
– Джастин, – слабый шёпот. Такой слабый, что я подумал, будто мне мерещится.
– Кто… кто здесь? – произношу я дрожащим голосом.
Нет ответа. Я жду. Нервы мои на пределе.
– Кто здесь?
Я сглатываю. Ногти мои впиваются в дерево. Гнев накатывает волнами. Это сделал Водящий.
– Ненавижу тебя! Ты меня слышишь? Я ненавижу тебя! – Я пинаю крышку. Она трещит, но не ломается.
Водящий отнял у меня Зака… Это его сломало, и я, наверное, уже никогда не верну своего друга. Миссис Мёрфи так переживала, когда он пропал, она до сих пор страдает. Мне был нужен мой друг, особенно когда умерла мама. А его не было рядом из-за Водящего.
Он пришёл за нами – за Шей, Карлой, Квинси, Ниа и Лириком. Он охотился на нас, метил нас, запугивал и затащил в это жуткое место. Мои друзья у него. Что сейчас происходит с Ниа? А Лирик? Виктория… Когда она поймёт, что я тоже пропал, ей будет больно. Она останется одна.