— Мы делим почту на три части, — объяснила мисс Белевер мисс Марпл. — Письма от родителей мальчиков я отдаю доктору Мэйверику. Просьбами о помощи занимаюсь сама. И, наконец, есть личные письма, относительно которых Кара готовит свои замечания с указанием возможных ответов.
Разобрав письма, миссис Серроколд занялась большим пакетом. Она разрезала веревочку ножницами и вынула из упаковки очень красивую коробку шоколадных конфет, перевязанную позолоченной ленточкой. Открыв коробку, она нашла в ней визитную карточку, которая очень удивила ее.
— «От Алекса с любовью и уважением». Вот странная мысль посылать мне конфеты по почте в тот же день, когда он приезжает сюда сам!
Мисс Марпл овладело какое-то беспокойство. Она вскочила.
— Минуточку, Кэрри-Луиза, подожди пробовать!
Мисс Серроколд была крайне удивлена:
— Но почему, милочка? Они выглядят так соблазнительно!
— Но я сначала спрошу… Скажите, Джина, Алекс сейчас в доме?
— Кажется, я только что видела его в холле.
Джина подбежала к двери и позвала Алекса. Он почти сразу появился на пороге. Подойдя к миссис Серроколд, он нежно поцеловал ее в обе щеки.
— Кэрри-Луиза хотела поблагодарить вас за конфеты, — сказала мисс Марпл.
Алекс выглядел крайне удивленным:
— Какие конфеты?
— Вот эти, — показала Кэрри-Луиза.
— В коробке была ваша визитная карточка, — объяснила мисс Белевер.
Алекс посмотрел на карточку.
— И правда… Как занятно… Пожалуй, даже очень занятно. Дело в том, что я не посылал никаких конфет.
— На вид они такие вкусные! — заявила Джина, рассматривая конфеты. — Смотрите, бабушка, конфеты с вишневым ликером, ваши любимые! Вон они, в середине.
Мисс Марпл мягко, но решительно отобрала у нее коробку, взяла ее под мышку и вышла, не проронив ни слова. Она отправилась на поиски Льюиса Серроколда. Разыскать его удалось не сразу. Он был у доктора Мэйверика. Поставив перед ним коробку, мисс Марпл рассказала, что произошло. Пока она говорила, лицо мистера Серроколда мало-помалу приняло суровое выражение.
Мужчины очень осторожно вынули конфеты из коробки и стали рассматривать их по одной.
— Я почти уверен, — сказал доктор Мэйверик, — что с теми конфетами, которые я отложил в сторону, что-то делали. Посмотрите на них снизу: слой шоколада нарушен. Надо немедленно отправить их на анализ.
— Это выглядит невероятным! — воскликнула мисс Марпл. — Мы все могли отравиться!
Льюис покачал головой. Он был очень бледен, по лицу пробежала судорога.
— Да, — сказал он. — Как много жестокости и пренебрежения чужой жизнью!.. Думаю, что все конфеты, которые мы отложили, заполнены вишневым ликером. Это же любимые конфеты Каролины. Какое знание мельчайших деталей!
— Если вы не ошибаетесь, и в конфетах в самом деле яд, — сказала мисс Марпл, не повышая голоса, — боюсь, что придется предупредить Кэрри-Луизу о происходящем. Она должна быть начеку.
— Ей придется узнать, что кто-то хочет ее смерти, — грустно произнес Серроколд. — Никогда она не сможет в это поверить.
Джина выпрямилась и откинула со лба волосы. Ее лицо и брюки были выпачканы краской. Вместе с «ассистентами» она разрисовывала задник декорации, которая должна была изображать Нил на закате солнца. Для их будущего представления такая декорация была совершенно необходимой.
— Эй, мадемуазель! Правду что ли рассказывают?.. Говорят, какая-то дрянь забавляется с ядами? — послышался позади нее немного хриплый голос.
Голос этот принадлежал ее юному помощнику Эрни Греггу, преподавшему ей когда-то такие прекрасные уроки открывания любых замков.
Эрни умел все: был отличным рабочим сцены, по случаю мог заменить любого актера, а главное, был влюблен в театр и во все то, что его касалось. Трагическая, но в то же время интересная история, несомненно, была причиной того, что в его круглых глазах зажглись искры.
— Откуда, черт возьми, вы все это взяли? — с негодованием спросила Джина.
Эрни подмигнул:
— Об этом болтают во всех спальнях. Бог ты мой, что же здесь делается? Вчера разделались со старым Гэлбрандсеном, теперь тайком отравляют! У нас говорят, что тот, кто послал конфеты, и кто пришил старика, — одно лицо. А что вы сделаете, мадемуазель, если я скажу вам, что знаю, кто это?
— Вы ничего не можете знать.
— Ничего не могу знать? А предположим, вчера вечером я гулял и кое-что видел.
— Как вы могли оказаться снаружи? Ведь двери вашего корпуса закрываются в семь часов, после переклички.
— Перекличка! Да, я, мадемуазель, могу выйти, когда мне захочется. Меня замки не смущают. Выходить, прогуливаться по парку… помилуйте, это же так просто! Я это часто делаю.
— Ладно, Эрни. Хватит выдумывать!
— Кто выдумывает?
— Вы! Вы лжете, вы столько раз хвастались подвигами, которых никогда не совершали.
— Зря вы это! Подождем, пока меня допросят эти сыщики о том, что я видел вчера вечером.
— Ну и что же вы видели?
— А вы хотели бы это знать?
Джина с угрожающим видом двинулась на Эрни, но он сделал вид, что испугался и отступил. Стефан, работавший на другом конце сцены, подошел к Джине, чтобы обсудить какие-то технические детали предстоящей постановки. Затем они вместе направились в дом.
— Мальчики в курсе истории с конфетами для бабушки, — сказала Джина. — Как они об этом узнали?
— Они знают все, поверьте мне.
— Что меня больше всего удивляет, так это визитная карточка Алекса. Ведь это глупо — присылать свою визитную карточку в тот день, когда он уже прибыл. Вы не находите?
— Конечно. Но никто не знал, что он прибудет. Он сам решил это буквально за две минуты и послал телеграмму. А к тому времени коробка была уже отправлена. Идея была блестящая. Он, случалось, и раньше посылал шоколад Каролине.
Стефан на мгновенье замолчал, а затем продолжал:
— Но что меня поражает, так это…
Джина прервала его:
— …то, что был некто, хотевший отравить бабушку. Это немыслимо. Ведь все ее обожают, абсолютно все.
Стефан не отвечал. Джина с интересом на него посмотрела.
— Я знаю, о чем вы думаете, Стив.
— О чем же?
— Вы думаете, что… Уолли… ее не любил. Но Уолли никогда бы никого не отравил. Это смешно.
— Какая вы, однако, преданная жена!
— Не говорите в таком насмешливом тоне.
— А я совершенно не намерен насмехаться над вами. Я ценю вашу преданность и потому еще более восхищаюсь вами. Но, моя маленькая Джина, это не может более так продолжаться.
— Что вы хотите сказать?
— Вам это прекрасно известно. Вы с Уолли мало подходите друг другу. И он это тоже знает. Однажды все лопнет, и как только это произойдет, вы оба будете гораздо счастливее.
— Как вы глупы, — сказала Джина.
— Допустим! Но вы же не станете мне рассказывать, что вы буквально созданы друг для друга и что Уолли здесь счастлив.
— Да, я не знаю, что у него на душе. Он все время дуется, говорит сквозь зубы. Не знаю, что я могу для него сделать. Почему я не могу сделать так, чтобы ему здесь нравилось? А как мы были счастливы когда-то! Как мы умели развлекаться!.. А теперь это другой человек. Почему все так меняется?
— А я, разве я изменился?
— Нет, старина Стив. Вы все такой же… Помните, прежде, во время каникул, я ни на шаг не отходила от вас?
— Как я могу об этом забыть! И как же мне надоедала эта крошка Джина! Но сейчас все иначе. Вы достигли цели. Разве не так, Джина?
— Глупец! — горячо сказала молодая женщина и поспешила перевести разговор на другую тему. — Вы считаете, что Эрни солгал? Стоит ли верить тому, что он вчера вечером прогуливался в тумане и мог бы многое рассказать? Как по-вашему, это правда?
— Правда? Конечно нет. Вы ведь знаете, какой он хвастун. К тому же, чтобы вызвать к себе интерес, он готов наговорить что угодно.
— Это я знаю. Между тем я задаю себе вопрос…
Весь оставшийся путь они прошли молча.
Заходящее солнце осветило западный фасад дома, на который в эту минуту был направлен взгляд инспектора Карри.
— Вы остановили свою машину вчера вечером именно здесь? — спросил он.
Алекс Рестарик отступил на шаг и, подумав, ответил:
— Примерно. Мне трудно сказать точно: был туман. Да, пожалуй, именно здесь.
— Доджетт! — сказал инспектор.
Полицейский агент Доджетт, стоявший до сих пор в ожидании, бросился к дому, пробежал по диагонали через газон, поднялся на террасу и скрылся в боковой двери. Спустя несколько секунд невидимая рука резко сдвинула занавески на одном из окон, выходящих в сад. Затем агент снова появился в дверях, выходящих в парк, и снова побежал к тому месту, где его ожидала группа людей. Он тяжело дышал.
— Две минуты сорок две секунды, — сказал инспектор, звонким щелчком остановив секундомер, и добавил любезным тоном, как бы продолжая светский разговор. — Для подобных дел требуется не так уж много времени, вот так-то…
— Вы, без сомнения, хотели узнать, сколько времени мне могло понадобиться, чтобы добежать туда и вернуться? — спросил Алекс.
— Я просто хотел удостовериться в том, что вы могли совершить преступление. Это все, мистер Рестарик. В настоящий момент я никого не обвиняю… пока…
Впервые Алекс пришел в замешательство.
— Но помилуйте, инспектор! Вы ведь не мол<ете быть убеждены в том, что я являюсь убийцей или в том, что именно я послал коробку с отравленным шоколадом миссис Серроколд, да еще вложил туда свою визитную карточку?
— Возможно, кто-то хочет, чтобы мы в это поверили, мистер Рестарик.
— А! Теперь я понимаю. Вы очень хитры, инспектор.
Инспектор Карри бросил заинтересованный взгляд в сторону молодого человека. Он обратил внимание на слегка заостренную форму его ушей, на то, сколь мало английского проступало в чертах его монгольского лица, на хитроватое выражение глаз. Он подумал, что узнать, о чем на самом деле думает этот юноша, очень нелегко.