твенную речь. Слова вылетали из меня, не проходя через фильтры собственной цензуры. Я просто говорила то, что думала в этот момент. — Мы уже большие и сами в состоянии решать, что нам делать! Хотим — живём вместе, а хотим — и поливам друг друга грязью. И если сейчас нам взбрело в голову поиграть в друзей, то это тоже только наше дело! Моё и Тимура!
— Да делайте, что хотите! — воскликнула Катя, нервно теребя салфетку. — Только вам обоим, видимо, не хватает ума понять, что от ваших глупых игр может пострадать ребёнок, который ещё даже не родился!
— Это мой ребёнок! — я уже почти кричала. — Я его мать, и никогда не допущу, чтобы он страдал!
— Но сейчас своим больным упрямством ты только к этому и ведёшь! — Катя уже начала задыхаться от собственного гнева. — Пойми же, что так всё только усложнится.
— Слушай, не тебе меня упрекать! Ни ты ли до сих пор отказываешься переехать к Егору из-за сомнительной обиды? А? — осознав, что имею в своём арсенале весомый козырь, я заметно успокоилась.
Но Катя не собиралась сдавать позиции.
— Я, в отличие от некоторых, хотя бы дала отцу своего ребёнка шанс всё изменить, — рявкнула она, отворачиваясь к тёмному окну, за которым давно стояла ночь. Затем снова бросила в мою сторону обвиняющий взгляд и молча скрылась в коридоре.
После её ухода в кухне повисла тяжёлая напряжённая тишина, которую никто не стремился нарушать. Дабы сделать уже хоть что-то, Глара начала убирать со стола пустые чашки, а потом и вовсе вызвалась вымыть посуду. Я усиленно прогоняла в голове всё сказанное, искренне надеясь, что Тим не сделает из нашей с Кэт перепалки ненужные мне выводы. А сам Тимур выглядел так, будто на нём висит трехмиллионный долг, через час его необходимо вернуть, а денег нет. Наверно именно с таким выражением лица опоздавшие пассажиры смотрят вслед последнему вагону отъезжающего поезда.
Я тяжело вздохнула и сжала пальцами его ладонь.
— Не обращай внимания, — попыталась объяснить. — Мы с Кэт всегда крайне эмоционально общаемся, если в каком-то важном вопросе наши мнения расходятся.
Он поднял на меня взгляд, и я даже не сразу осознала чего в нём больше, страха или надежды. Его синие глаза были настолько обеспокоенными, что у меня возникло просто безумное желание его утешить. Я уже собиралась сказать какую-нибудь сочувственную чушь, но меня перебила Глара.
— Я пойду, — проговорила она, вытирая руки полотенцем. — Валера будет беспокоиться, если я сильно задержусь.
— Да, конечно, — отозвалась я, поворачиваясь к подруге. — Тебе такси вызвать?
— Нет, я уже вызвала. Оно как раз должно приехать.
Через несколько минут Глафира ушла. Кэт демонстративно закрылась в своей комнате, и выходить оттуда не желала. А мы же с Тимуром продолжали сидеть в тишине. Но если раньше, в другие дни, я бы даже не обратила на это внимание, то сейчас чувствовала, будто это молчание делает атмосферу слишком напряжённой.
— Что тебя мучает? — не выдержав, выдала я. — Если дело во мне, то ты скажи.
После ухода девочек, мы переместились за стол, но ни он, ни я так и не притронулись к чаю.
Было видно, что Тим хочет что-то у меня спросить, но почему-то сомневается. Будто бы, возможный ответ слишком его пугает. И всё-таки он решился:
— Рин… — начал Тимур, глядя мне в глаза с едва сдерживаемой нервозностью. — Можешь мне объяснить, что случилось между тобой и Катей? Какой такой вопрос настолько вывел вас двоих из себя? Потому что мои догадки мне слишком не нравятся.
Я напряглась, но искренне старалась не показать этого.
— Она просто пытается убедить меня в том, чтобы я рассказала предполагаемому отцу моего малыша, что он скоро станет папой, — говоря всё это мне было очень важно, сделать вид, что данная тема меня ни капли не цепляет. Что мне попросту всё равно.
Но Тима мой ответ не только не успокоил, но даже почти напугал. Что мне было вообще категорически непонятно.
— А ты, не хочешь, чтобы он знал? — поинтересовался он с какой-то странной осторожностью.
— Нет. Не хочу.
— Но почему? — не понимал мой, так называемый друг.
— Я не нужна ему. И ребёнок мой не нужен.
— Но ты ведь не можешь знать наверняка, — мрачным тоном добавил Тимур.
Я закатила глаза.
— Ты что тоже будешь мне мораль читать? Хочешь, чтобы я отправилась к нему и заявила: «Милый, помнишь наш единственный секс? Так вот, я беременна!»
— Нет, — он снова нахмурился, и казалось, весь сжался. — Совсем наоборот.
— То есть? — не поняла я.
Тогда Тим вздохнул и всё-таки посмотрел мне в глаза. И в них было столько мольбы, что мне даже показалось, будто у меня галлюцинации.
— Может это и неправильно по отношению к твоему ребёнку и его отцу, но… — он вздохнул и крепче сжал мою руку. — Я не хочу, чтобы он знал. И ещё больше не желаю, чтобы появлялся здесь и заявлял свои права на тебя.
— Ох, ничего себе! — я не смогла сдержать улыбки. — А это у нас что такое? Неужели, ревность? Или страх, что я могу снова покинуть группу?
Только Тиму явно было не до веселья. Он выглядел предельно серьёзным, и просто прожигал меня своим хмурым взглядом. Потом выпустил из рук мою ладонь и поднялся с места.
— Уходишь? Так быстро? — только теперь я осознала, что в своих насмешках явно переступила черту. По каким-то неизвестным мне причинам, для него тема нашего разговора была очень важна, а я посмела шутить над этим.
Я прошла за ним в коридор, где он поспешно натягивал свою куртку, и поймала его за рукав.
— Тим, — позвала, надеясь, что он всё-таки соизволит хотя бы попрощаться. — Ну, прости, если ляпнула что-то не то. Я ещё после перепалки с Кэт не совсем адекватна.
Он остановился, посмотрел на меня долгим совершенно непонятным взглядом, и как-то натянуто улыбнулся.
— Ты не передумала на счёт завтрашнего вечера? — спросил совершенно спокойным тоном. — Мама с папой были бы рады, если бы ты встретила праздник с нами.
— Нет, — я отрицательно качнула головой и прислонилась спиной к стене напротив него. — Хочу тишины. Дождусь боя курантов и лягу спать.
— Ну ладно, — он снова попытался улыбнуться, но в этот раз у него даже отдалённо не получилось изобразить улыбку. — В таком случае, я отдам свой подарок сейчас, — и, достав из кармана маленькую коробочку в праздничной упаковке, протянул её мне.
— Спасибо, — я, честно говоря, не ожидала от него ничего подобного, и по-настоящему растерялась.
А Тим тем временем уже открыл дверь и почти перешагнул порог. А когда я подняла голову и поймала на себе его взгляд, от его растерянности и сомнений не осталось и следа. Теперь он выглядел как человек, который всё чётко для себя решил.
— Спокойной ночи, Рина, — сказал он, вместо прощания, а потом усмехнулся сам себе и добавил: — И да, я просто ревную. Дико, и до умопомрачения.
И с этими словами скрылся на лестнице.
Я стояла у распахнутой входной двери, и вслушивалась в постепенно стихающий звук его шагов. Он быстро сбегал по ступенькам, ни на секунду не останавливаясь и не замедляя ход. Когда же всё стихло, взгляд сам собой упал на красиво завёрнутый подарок, и на душе у меня стало как-то слишком тяжело.
«Ревную…» — звучало в моей голове.
Это было так странно — слышать от Тима нечто подобное, причём столь откровенно. Но почему-то я ни капли не сомневалась, что так и есть. Ведь теперь мне стало предельно ясно, почему его так зацепил наш с Катей разговор. Ведь он считает, что она уговаривала меня открыться другому — какому-то там неизвестному, с которым я когда-то по глупости переспала.
От понимания всего этого мне стало одновременно и горько, и смешно. А в душе снова поселились сомнения, что может, у нас с Тимуром действительно может что-то получиться?
Отмахнувшись от столь нереальных и даже утопических мыслей, я снова вернулась на кухню, клацнула выключатель на электрическом чайнике и забралась на свой излюбленный подоконник. Больное любопытство не дало даже шанса на сомнение, и спустя какие-то секунды, я со страхом сжимала в руках две извлечённых из подарочной коробочки вещи. И как ни странно, глядя на них, я даже не могла сказать, какая из них пугает меня больше.
И вроде бы, чего страшного может быть в маленьком безобидном конвертике? Но в сочетании с ювелирным футляром для кольца… ещё и подаренного Тимом, это было действительно пугающе.
В итоге, помявшись несколько минут, я всё же решила начать с конверта. Он выглядел довольно пухлым, но сама записка оказалась небольшой.
«Рина, — начал Тим своим размашистым почерком, — я знаю, что виноват. Знаю, что вёл себя с тобой как негодяй и, возможно, не заслуживаю прощения. Но… я хочу, чтобы мы попробовали снова. Ты очень дорога мне. Настолько, что схожу с ума, когда не имею возможности быть рядом с тобой.
Когда-то я не принял твоих искренних чувств и знаю, что сейчас ты имеешь полное право отвергнуть мои. Но… всё равно хочу, чтобы ты знала о них.
Я люблю тебя»
На этом моменте я откинула голову назад и зажмурилась. Сердце забилось, как бешенное. Руки начали дрожать, а губы, словно заколдованные, повторяли последнюю прочитанную фразу… «Я люблю тебя».
Когда-то я была готова на многое, чтобы услышать это от Тима. И вот… дождалась. Но нужны ли мне его чувства? Что, чёрт возьми, мне теперь со всем этим делать?
Взгляд снова упал на письмо, и мне стало ещё хуже.
«Уверен, что смогу полюбить твоего ребёнка, как своего собственного, если только ты позволишь мне быть рядом. Если не оттолкнёшь, — продолжал Тимур. — Ты нужна мне. Очень нужна…
P.S.: надеюсь, тебе понравится кольцо. Оно ни к чему тебя не обязывает. Это просто подарок. Я ведь ещё ни разу ничего тебе не дарил. Пусть оно будет первым»
Больше не медля ни секунды, распахнула футлярчик, и уставилась на его содержимое. Подарком Тимура оказался широкий ободок серебристого цвета, вот только я слишком хорошо разбиралась в серебре, чтобы знать — это точно не оно. Но и на золото этот металл не походил… Скорее уж это была платина.