Да… и всё-таки, что бы ни говорили, а жизнь прекрасна! Особенно, когда сидишь ночью на балконе шестнадцатого этажа, в своём мягком плетёном кресле, попиваешь горячий кофе и медленно куришь.
— Скажи мне, глупая, зачем ты это делаешь? — спросил Тимур, появившийся из-за открытых дверей. Пройдя по большому балкону, он присел на корточки рядом со мной, осторожным движением забрал у меня сигарету… и затянулся сам.
— А зачем ты это делаешь? — ответила я вопросом на вопрос.
— Можно сказать, что сейчас я спасаю твоё здоровье и голос, ценой собственной жизни, — ответил он, усмехнувшись, а потом поднялся и присел в соседнее кресло. — Красиво тут, — проговорил, поднимая лицо к небу.
— Да… Это моё самоё любимое место во всей квартире, и ты даже не представляешь как классно наблюдать отсюда за закатами, — мой голос звучал настолько ровно и спокойно, что я сама удивилась такому странному преображению. Раньше в компании Тима подобное мне не удавалось. А теперь, мало того, что говорю с ним, так ещё и совершенно искренне. — Здесь просто хорошо. Наверно, для кого-то таким местом является спальня или родной диван, для кого-то вершина горы или берег реки. А я вот люблю этот балкон.
— А высоты не боишься? — чуть улыбнувшись, спросил Тим.
— Ни капельки.
Докурив сигарету и аккуратно затушив её в пепельнице, блондин снова откинул голову назад, и я вдруг поняла, что возвращаться к телевизору он не намерен. Но и говорить Тим не спешил.
Странно, но сейчас рядом с ним мне было очень спокойно. Мысли о таинственных маньяках и ожидающей меня завтра работе куда-то испарились из головы, оставив после себя какую-то глухую тишину и покой.
— Ты живёшь одна? — ровный голос Тима нарушил гордое молчание ночи.
— Да.
— И не скучно?
— Нет… я привыкла. Уже почти шесть лет так.
— И что, ни подруги с тобой не жили, ни парень? — в его тоне слышалось странное удивление и…. неверие.
— Можешь считать меня дурой, но я никого не пускала в это своё личное пространство. Сюда даже в гости приходят только те, кому я доверяю.
— Значит, Валере ты веришь, — он повернул голову в мою сторону. — Притом, что совсем его не знаешь.
— Сама удивляюсь подобной доверчивости, но… у меня есть смутная уверенность, что он хороший.
Может так подействовал на меня выпитый бренди, может всему виной нервный откат после жуткого испуга, но… мне неожиданно понравилось говорить с Тимом. Причём, не просто говорить, а вот так глупо раскрываться… показывать себя настоящей. Хотя раньше подобного желания ни разу не возникало.
— А я? — вкрадчивым голосом спросил он.
— Если честно… у меня нет ни одного повода считать тебя хорошим, кроме того, что сейчас ты здесь. Но, знаешь, я уверена, что ты и не плохой.
— Да? Интересно, с чего это такая уверенность? — в темноте этого не было видно, но я отчётливо представила, как иронично изогнулись его губы.
— Не знаю. Не хочу об этом думать, — я вздохнула. — Расскажи лучше, почему ты решил связать свою жизнь с музыкой? — этот вопрос давно меня интересовал, и к тому же, должен был отлично справиться с переключением темы.
— Просто решил и всё, — равнодушным тоном ответил парень. — В детстве любил бренчать на гитаре отца, потом пошёл в музыкалку. Позже понял, что музыка может излагать эмоции куда лучше любых слов. А песни, способны передавать чувства… да и саму жизнь.
С каждым словом его суровый тон становился всё мягче, да и сам Тимур медленно прятал иголки и превращался в нормального человека, с которым, оказывается, можно было просто говорить, не срываясь на крики и не уничтожая собственные нервные клетки.
Меня очень удивляла такая перемена в нашем общении, но она добавляла теплоты и душевности этому вечеру, а все страхи медленно уходили на задний план.
— Мне всегда очень нравилось слушать звуки гитары, — задумчиво протянула я. — Сама, правда, играть так и не научилась, но слушать умелую игру могу очень долго и с огромным удовольствием, — губы растянулись в странной улыбке. — Знаешь, Лер меня именно этим и подкупил, когда уламывал петь в вашей группе. Просто заявился в мой спортзал и включил мелодию новой песни… Она-то меня и сразила.
— А мне всегда больше играть нравилось, чем слушать, — отозвался Тим.
— Может… тогда сыграешь? — запнувшись, я подняла на него глаза и, встретившись с его странным растерянным взглядом, лишь пожала плечами. — Если хочешь, конечно.
— И на чём же? — усмехнулся парень, а я вся буквально расцвела и, поднявшись со своего места, практически бегом влетела в квартиру, бросив ему короткое: «Ща!»
Когда, спустя пару минут я вернулась с красивой шестиструнной гитарой, которая, если честно, была значительно старше меня, Тим лишь присвистнул. Потом ещё долго ощупывал этот раритет, рассматривал, перебирал струны, пока, наконец, ни вспомнил, что он тут не один.
— Откуда такое сокровище? — удивлённым голосом спросил он, умилённо поглаживая гриф.
— Отец когда-то подарил. Она была его верной подругой, пока не появились мама и… я. А когда это произошло, его мечта о том чтобы стать музыкантом стремительно накрылась медным тазом, и эта гитара стала своеобразным символом того, от чего он отказался ради семьи.
— Зато видишь, какой он у тебя благородный.
— Жаль, что этого благородства хватило всего лишь на пару лет, а после у меня от папы остались только гитара и упёртый характер. На многие-многие годы.
— Что с ним случилось? — странное сочувствие в голосе Тимура начинало меня пугать.
— Отправился навстречу своему будущему, предусмотрительно оставив нас в прошлом. Но… не стоит об этом, — я глубоко вздохнула, отгоняя непрошеные воспоминания. — Может, сыграешь? А то на этой красавице уже давно никто ничего не исполнял.
Он снова улыбнулся, а мне невольно подумалось, что так часто, как сегодня, Тим ещё никогда мне ни улыбался. Кстати, улыбка у него оказалась просто очаровательной. А когда он заиграл, я едва не задохнулась от восторга.
Переливы звуков струн волнами разливались в тишине ночного города, и я млела от этих нежных бархатных перезвонов. Мне казалось, что эта музыка ласкает саму душу, заставляя её не думать о плохом, а жить только хорошим… и нежным, ласковым, мягким.
Он играл одну мелодию за другой, и ни одна из них не была похожа на предыдущую. Я же лишь молчала, искренне наслаждаясь этими шедеврами и мастерством Тима. Ведь он действительно играл великолепно.
Если честно, раньше для меня играл только папа (по скупым рассказам мамы), и то я этого не помню. А теперь вот ещё и Тим. И мне было безумно приятно осознавать, что эта мелодия льётся сейчас только для меня.
Но вдруг он остановился и странно задумался, сосредоточенно наблюдая за моей реакцией.
— У меня песенка есть, которую я не показывал ребятам. Да и вообще никому не играл. А вот тебе почему-то хочу показать, — его мягкая улыбка стала ещё шире. — Если, конечно, ты не против.
— Нет, что ты, — поспешила ответить я.
Пройдясь пальцами по струнам, Тим заиграл, но на том месте, где, теоретически, должны были начаться слова, вдруг остановился и снова посмотрел на меня.
— Она немного странная, и прошу не обращать внимания на детали.
— Играй уже! — выдала я, ободряюще ему улыбаясь. В ответ на что он лишь покачал головой, снова заиграл… и запел.
Она жила как звезда
Подобно вспышке неистовой,
И улыбалась всегда
Улыбкой светлой и искренней.
Ее дарила другим,
Волшебным светом горящую…
Но в целом мире один
Он знал ее настоящую.
Куплет завершился несколькими громкими аккордами, а после снова послышался мелодичный перебор струн. Мягкий вкрадчивый голос Тима идеально сочетался со звуками этой гитары и этой мелодии, а песня… она почему-то меня настораживала. Невольно я стала вслушиваться в смысл.
Она была холодна,
Подобно гордой Антарктике.
Как жить решала сама,
Своей лишь следуя тактике.
И вряд ли кто разберёт
Из-за чего получается,
Что с ним она словно лёд,
Другим же всем улыбается.
Смирившись, сердце отдал
В её лишь распоряжение.
Не знал, что любит она
Только своё отражение.
И чья, скажите, вина,
Из-за чего получается,
Что с ним она холодна,
Другим же всем улыбается.
И так подобно огню,
Горели чувства неистово.
Сжигал он душу свою
Так обречённо и искренне
И полюбила она…
Но как умела — посредственно.
Даря улыбки другим,
Как будто это естественно.
Струна гитары звенит,
И дни мучительно катятся…
Ведь нужно просто решить,
Чтоб жизнь сумела наладится.
Он перестал ей звонить,
И пусть другие пытаются
Принцессу развеселить,
Что не ему улыбается.
В этом месте аккорды зазвучали ещё более резко и агрессивно, как будто мытались передать всю глубину переживаний этого странного парня, который решился, наконец, избавиться от своего наваждения в виде странной неулыбчивой фальшивой куклы. Ну… это как я поняла. И мне показалось, что это конец, но Тим неожиданно заглушил струны, а потом снова заиграл, но теперь уже очень мелодично и даже с грустью.
Так проходили года -
Душа страдала и старилась.
И всё ушло в никуда,
Да только сердце расплавилось.
Он стал грубей и лишь так
Сумел с той мукою справиться,
Но до сих пор в ярких снах
Ему она улыбается…
Глава 13. Игра отражений
Странная знакомая мелодия прорывалась сквозь пелену сна и назойливо старалась заставить меня вернуться в реальность. К тому же сновидения были такими приятными, что просыпаться совершенно не хотелось.
Но сон медленно отступал, и теперь к песне будильника добавилось тихое бормотание телевизора… и чьё-то дыхание рядом. Медленно приоткрыв глаза, я попыталась понять, где же меня угораздило проснуться и, приподняв голову, осмотрелась.