Он не удостоил Теодора и взглядом, хотя Теодор смотрел на него так, что мог бы дырку прожечь, если бы постарался чуть сильнее. Когда они оба встали, – удивительно, но одновременно, – прозвенел звонок на следующий урок, и Теодор потопал на него, проклиная все на свете и зыркая на всех окружающих с такой злостью, что вокруг него быстро образовалось пустое пространство.
Он надеялся, что им удастся поговорить во время репетиции, но ее мистер Уилсон впервые за месяц отменил, сославшись на важные дела, а когда он попытался догнать Кристофера на выходе из школы после уроков, его перехватил тренер, силком затаскивая на «внеплановую, но обязательную» тренировку. Теодору она, видите ли, была необходима, потому что Теодор, видите ли, «в последнее время на волейбол забил большой и толстый мяч».
– И не делай такое лицо, как будто у тебя весь мир взял в долг и забыл отдать, – рявкнул тренер, прежде чем затолкать его в раздевалку.
Теодор очень сильно злился и вкладывал в подачи столько силы, что даже тренер в какой-то момент прижался к стене, следя за его игрой ошарашенными глазами и отмахиваясь от стенаний других игроков, грозящих закончить тренировку с переломанными конечностями. Потому что, когда Теодор злой, тут не до авторитетов. Тут каждый сам за себя.
Тренировка затянулась до самого вечера.
Теодор зашел в раздевалку одним из последних и долго стоял под душем, смывая с себя разочарование сегодняшнего дня. Вопреки его недовольству, физическая нагрузка помогла отвлечься и избавиться от раздражения, зудящего под кожей. Тело ныло от бега, а руки, казалось, вот-вот отвалятся, но эта приятная боль немного притупляла разочарование, которое накатывало волнами при мыслях о Кристофере.
Когда он закончил мыться, заворачиваясь в полотенце и возвращаясь в раздевалку, все ребята, кроме Джереми, уже ушли.
Джереми завозился у шкафчика и, увидев Теодора, принялся обсуждать какие-то техники, о которых услышал в интервью известного волейболиста, но Теодор не проявил должного энтузиазма. Еще чуть-чуть потянув время, Джереми все-таки сдался и, махнув рукой на прощание, ушел.
Теодор остался один и обессиленно рухнул на скамейку.
Он сидел некоторое время, свесив голову, с которой капала вода. Наверное, со стороны казался очень несчастным. Таким себя и чувствовал.
Ему было неспокойно и тревожно, как будто кто-то внутри усиленно его грыз, и он ничего не мог с этим поделать. Теодор не умел справляться с этими незнакомыми чувствами, овладевающими им, когда рядом был Кристофер. Они делали его глупее в сто раз, лишали способности адекватно мыслить, связно говорить, совершать логические поступки. Это пугало до жути.
Теодор привык, что всё и все всегда были под его контролем, а теперь он вдруг этот контроль утратил.
Кристофер ему нравился давно, еще с того дурацкого поцелуя, который должен был стать просто экспериментом, а стал поворотной точкой в его жизни. Глупо было это отрицать, но он успел к этой симпатии привыкнуть, потому что они все время были на расстоянии друг от друга. Но с момента начала их общения она начала крепнуть, и теперь…
Во что она превратилась теперь?
Вздохнув, Теодор поднялся. Только сейчас осознал, что замерз, – влажная кожа покрылась мурашками. Он вытерся насухо полотенцем, растер руки и плечи, просушил волосы феном, оделся в сменную спортивную одежду, засунув школьный костюм и форму в сумку. Мама его прибьет за такое безответственное отношение к вещам, но он не мог заставить себя беспокоиться об этом.
Он был слишком вымотан, и это не просто физическая усталость. Каждый шаг давался с огромным трудом, потому что нужно было заставлять налитые свинцом ноги подниматься и опускаться, соломенное тело – подаваться вперед, каменные руки – держать сумку. Это требовало так много сил, которых у Теодора попросту не было. Словно Кристофер, уйдя вчера из библиотеки, забрал с собой какую-то его часть, ту, которая давала энергию, желание что-то делать, которая отвечала за настроение и самочувствие. И сразу все в Теодоре лишилось жизни.
– Может, это не судьба, – пробормотал он сам себе, когда сел в машину и завел мотор. – Может, мне не суждено рассказать Кристоферу правду. Может, нам никогда не суждено будет стать друг другу хоть кем-то.
Он без особой цели катался по дорогам маленького городка, погруженный в свои мысли. Петлял по улицам, врубив радио на полную громкость, но даже не разбирая, что за песни играют. Казалось, он ехал целую вечность, поэтому в какой-то момент, свернув с дороги, он остановился. Выключил радио. И с изумлением уставился на дом Кристофера.
Он был тут несколько раз, когда подвозил его. Дом был небольшим, одноэтажным, выкрашенным в нежно-розовый цвет, который в темноте был неразличим. Даже снаружи он выглядел очень уютно. В окнах горел свет, а над калиткой висел уличный фонарь. Кристофер признался, что купил его за два доллара на блошином рынке.
Теодор и вправду приехал к его дому. Неосознанно, не задумываясь об этом, он приехал именно сюда.
Теперь Кристофер был так близко – нужно было просто выйти из машины, дойти до ворот и постучать. И он сможет поговорить с ним. Кристофер – хороший мальчик, который наверняка не шляется по сомнительным местам вечерами после уроков, так что он, скорее всего, дома. Его смена в библиотеке тоже должна была закончиться.
Теодору нужно собраться с мыслями. Нужно…
Внезапный стук в окно заставил его дернуться и испуганно распахнуть глаза. Он резко повернулся и увидел склонившегося к дверце Кристофера, на лице которого застыло вопросительное выражение. Вопреки всему, сердце Теодора не только не успокоилось, но и ускорило бег.
Теодор шумно выдохнул и быстро досчитал до трех, прежде чем опустить окно.
– Что ты здесь делаешь? – спокойно поинтересовался Кристофер, и формальность его речи мгновенно напомнила Теодору начало их общения, когда все, что он получал от него – это равнодушные взгляды и безэмоциональные замечания.
– Я хотел поговорить с тобой, – выпалил Теодор и, ощутив внезапный прилив смелости, предложил: – Не против прокатиться?
Кристофер посмотрел на него с сомнением, и Теодор подавил порыв трусливо зажмуриться в ожидании ответа. Он испугался, что Кристофер откажется, а права настаивать у него никакого не было. Да и появляться тут, если уж на то пошло, он не имел права.
Но Кристофер только поднял повыше руку с пакетом.
– Занесу домой и выйду, – сказал он. – Подожди.
Теодор торопливо закивал, робко приподнимая уголки губ в улыбке, но Кристофер не улыбнулся ему в ответ, развернувшись и направившись к дому. Как только он скрылся за воротами, Теодор дрожаще выдохнул, упершись лбом в руль. Ему нужно успокоиться. Нужно дышать глубже, нужно подумать, как правильнее выразить свои мысли, потому что его слова превращаются в хаос, когда он волнуется, а сейчас он волнуется очень сильно.
Даже если он скажет и сделает все правильно, Кристофер вполне может не простить его. Мысль об этом нисколько не помогала.
Казалось, прошла целая вечность, за которую он так и не смог прийти в себя, как дверь открылась и на пассажирское место сел Кристофер, не произнеся ни слова и сложив ладони на коленях, как послушный ребенок. Теодор нервно прикусил губу и завел машину.
Они ехали в молчании, и Теодор снова включил радио, чтобы разбавить неловкую тишину между ними. Играла незнакомая песня. Кажется, что-то от Тейлор Свифт. Но припев в ней был довольно простой, поэтому на второй он начал тихо подпевать. Ему не нравилось, когда у них с Кристофером все так напряженно. Он слишком привык к тому, что они постоянно смеялись вместе, болтали, привык к комфорту, к тому, что они понимали друг друга с полуслова.
Теодор так хотел это вернуть.
Поэтому он невольно улыбнулся, когда услышал нежный голос Кристофера, который присоединился к нему.
Когда они приехали к парку, все стало легче. Немного, самую капельку, но этого было достаточно, чтобы Теодор нашел в себе силы на то, чтобы объясниться.
Они вышли из машины и направились к озеру, которое было спрятано в глубине. От их дыхания поднимался пар, ветер тревожил голые ветви деревьев, свет фонарей размытыми золотистыми лужами растекался по дорожкам.
Сейчас тут почти не было людей, только несколько мужчин выгуливали собак, молодая пара торопливо прошла мимо, женщина с ребенком и пакетом из «Севен Элевен». Теодор смотрел по сторонам, не решаясь посмотреть на Кристофера и не решаясь начать разговор, из-за которого они сюда приехали.
Они дошли до озера и, не сговариваясь, ступили на мост. Добравшись до его середины, Кристофер остановился, упершись руками в перила и устремив взгляд на поверхность воды, неровную из-за ветра.
Теодор встал рядом с ним, засунув влажные от волнения ладони в карманы куртки.
– Я бы хотел извиниться, – без вступлений произнес он. Кристофер не повернулся к нему, продолжая смотреть вперед, и от этого Теодору было немного легче говорить. Под прямым взглядом Кристофера было бы тяжело. – За то, что соврал. Я поступил неправильно.
Он сглотнул, облизывая пересохшие от нервов губы. Ему с трудом давались откровения, и как иронично, что он был откровенным всего дважды после исчезновения Адама, и оба раза – с Кристофером. Оба раза – чтобы защитить его от его же мыслей.
– Да, это я был на той вечеринке, – признался Теодор, хоть признание уже и не имело значения. Он чувствовал, что должен был сам это сказать. – И не я должен был пойти к тебе в комнату. Я перехватил Малкольма на полпути, наплел ему что-то, чтобы он ушел. Потому что я не мог позволить ему навредить тебе. Никому не мог позволить.
Кристофер вдруг обернулся, внимательно глядя на него, и от его нечитаемого взгляда Теодору стало некомфортно, как будто его вывели обнаженным на ледяную улицу. Но он уже не мог замолчать. Кристофер ждал от него продолжения, его красивые темные глаза сверкали в обманчивом свете фонаря.
Теодор опустил голову и подошел чуть ближе, хватаясь ладонями за холодные перила.