– Позвони брату и попроси тебя подменить, – просто ответил он. – В любом случае, я буду у кафе через пятнадцать минут, будь добра закрыть все к тому времени.
Ева заворачала что-то, но Теодор уже положил трубку, включая музыку на магнитоле и прибавляя звук. Телефон мигнул и отключился, но он даже не заметил. Приятное волнение покалывало кончики пальцев, и он кусал губы, чтобы сдержать счастливую улыбку.
Он не мог не думать о том, что в школе его ждет Кристофер, и совсем скоро он будет называть его своим парнем, и целовать, и обнимать настолько часто, насколько захочет.
Теодор остановился у кафе, из которого уже вышла Ева, такая смешная и миниатюрная в огромной куртке, шапке с помпоном и с надутыми губами. Он подождал, пока она закроет кафе на ключ, и вышел из машины, распахивая для нее дверь пассажирского сиденья.
Ева пыталась делать вид, что недовольна, но, когда Теодор сел внутрь, принимаясь самозабвенно подпевать какой-то песне о любви, не выдержала и рассмеялась.
– Впервые вижу тебя таким счастливым, Теодор, – заметила она, пристегиваясь, и Теодор тронулся с места.
– Да, – рассеянно ответил он, мельком взглянув на нее, его глаза сияли. – Наверное, это потому, что я впервые настолько счастлив.
Они болтали о всяких мелочах, Теодор рассказал, про что будет постановка, Ева рассказала о девушке, с которой недавно познакомилась, о том, как дела в кафе.
– Честно говоря, я не думал, что ты так легко согласишься оставить работу, – улыбнулся он. – Думал, силком придется тебя вытаскивать.
– Ну раз уж ваше высочество приехал за мной лично, – фыркнула Ева.
– С тех пор как ты открыла это кафе, мы стали редко общаться, – уже серьезнее сказал он. – Ты ведь была единственной, с кем я дружил после того, как Адам…
Теодор осекся, не зная, как правильно закончить и что вообще сказать. При мыслях об Адаме в душе всегда появлялась какая-то скорбь, как будто он мертв, хотя все вовсе не настолько страшно. Теодор почему-то чувствовал себя виноватым из-за того, что он тут, он смог полюбить другого парня, он счастлив. Наверное, жизнь Адама и вправду закончилась в тот момент, когда его мать застала их за поцелуем, а жизнь Теодора продолжилась.
– Эй, – Ева прервала поток мыслей, уводящих все дальше от радости. – Мы оба знаем Адама. Он бы не хотел, чтобы ты чувствовал себя виноватым.
Еве, должно быть, было еще больнее вспоминать Адама, потому что она была с ним ближе, чем с Теодором. Она не знала ничего о поцелуе, о причине, по которой тот так стремительно покинул город, но наверняка догадывалась, что между ними с Теодором все было не так просто и связывала их не только дружба.
Ева ловко перевела тему, и Теодор позволил ей себя отвлечь – с этой девушкой забыть о плохом не составляло труда. Спустя несколько минут они подъехали к школе, и он припарковал машину, забирая костюмы и блокируя дверцы.
– Мне нужно к ребятам, чтобы подготовиться, найдешь дорогу сама? – попросил он девушку и, дождавшись ее кивка, сорвался с места, забегая в здание.
Он так торопился к актовому залу, что совсем не заметил, как на него все оглядываются, не услышал ни одного смешка за спиной, не увидел ни одной насмешливой ухмылки.
– Он не отвечает на звонки, – Кристоферу с трудом удавалось контролировать панику в голосе. Ребята – почти все уже одетые, накрашенные и готовые к представлению – столпились вокруг него, и он не знал, что им сказать. Они впервые видели его настолько растерянным и беспомощным, и от этого становилось не по себе. Потому что даже если Кристофер, который в любой ситуации старается сохранять хладнокровие, отчаялся, то у них не было шансов.
У него предательски подрагивали пальцы, телефон едва не выскальзывал из вспотевших ладоней, и он снова и снова перескакивал со вкладки с телефонной книгой на вкладку с постом на школьном форуме.
У него сжималось горло от страха, тревоги за Теодора и боли. Все знали о том, что он гей, но никто и понятия не имел об ориентации Тео, и ему требовалось столько сил, чтобы объявить об этом, Кристофер боялся даже представить, что он почувствовал, когда увидел пост.
Никто не станет осуждать его, если он решит не приходить. Это не просто прийти на уроки, это выступление на сцене. Сотни глаз будут направлены на него, глаза тех, кто сейчас грубо высмеивает его за спиной.
– Теодор не пришел? Пятнадцать минут осталось! – голос мистера Уилсона перекрыл гул, поднятый встревоженными ребятами. Они слышали, как в зале уже начали собираться люди, и от этого тревожный холодок бежал по коже. День, которого они так ждали, грозил превратиться в катастрофу.
– Мистер Уилсон, – глухо позвал Кристофер, пробираясь через ребят к учителю и пряча от него покрасневшие в уголках глаза. – Я не думаю, что Тео… придет.
Эти простые слова оказались такими болезненными, что Кристофер едва сдержал подступающие слезы.
– Что это значит? – на повышенных тонах поинтересовался и без того нервный мистер Уилсон, и Кристофер без лишних комментариев показал ему пост. Воцарилась звенящая тишина, пока учитель смотрел видео, и его глаза расширялись, становясь похожими на блюдца. Досмотрев видео, мужчина перевел на Кристофера ошарашенный взгляд. – Это ты и… Теодор? Теодор Хейз?
Кристофер обнял себя руками, будто боясь рассыпаться на части от стыда и боли, и расстроенно посмотрел на мистера Уилсона.
– Я не знал, что к этому придет, – сожалея, прошептал он. – Мы не должны были показываться вместе до премьеры. Мне так жаль, мистер Уилсон, прошу, простите меня…
– Ох, ребенок, – пробормотал мистер Уилсон, обнимая его и осторожно гладя по голове. – Ты не виноват. Мы сейчас что-нибудь придумаем. Не расстраивайся.
Эти слова были зыбкими и неуверенными, но что еще он мог сказать? Что он мог сделать с тем, что исполнитель главной роли не появился за пятнадцать минут до начала?
В этот раз Джонатан Уилсон действительно был бессилен.
Ребята, похожие на побитых щенков, толпились позади, обмениваясь грустными взглядами. Кажется, быть неудачниками написано у них на судьбах, – каждый раз, когда все налаживается, случается что-то более тяжелое.
Кристофер глухо всхлипнул, сжимая в руках телефон. Он никогда в своей жизни не испытывал плохих чувств по отношению к другим, но сейчас он искренне и всей душой ненавидел тех, кто выложил этот пост. Не из-за того, что на этом видео был он, а из-за того, что мог почувствовать Теодор.
Он так сильно боялся, что Теодору будет больно. Он не пришел на собрание, пропустил прогон, не отвечал на звонки. Он же… он же не мог что-то с собой сделать?
От этой мысли Кристоферу стало настолько страшно, что слезы непроизвольно покатились по щекам.
– Ну же, успокойся, – мистер Уилсон похлопал его по спине.
Кристофер отстранился, торопливо вытирая мокрое лицо, и в этот момент дверь резко распахнулась, и в маленькую комнатку, которую они переоборудовали под гримерку, ввалился запыхавшийся Теодор.
Его шапка перекосилась, куртка была расстегнута, он тяжело дышал и солнечно улыбался, не замечая странные лица ребят.
В гробовой тишине, наполненной изумлением, он стянул с себя куртку, бросил костюмы на стул, уже заваленный другой одеждой.
– Простите, что опоздал! – извинился он. – Проспал, а потом по делам съездить нужно было.
Все смотрели на него, открыв рты, и он замер, по инерции ища взглядом Кристофера. Улыбка сползла с его лица, сменившись обеспокоенностью, когда он увидел его покрасневшие влажные глаза.
– В чем дело? – настороженно спросил он, делая шаг в его сторону и протягивая руку к щеке, но потом застыл, будто вспомнил, что еще никто о них не знает и у него нет права на такое открытое проявление привязанности. – Почему ты плачешь?
Может, неловкое движение его руки и могло кого-то обмануть, но наполненный тревогой голос сразу раскрыл глубокую привязанность к этому парню, и щеки Кристофера невольно чуть покраснели.
Первой в себя пришла Лиззи.
– Джесс, Томми, Итан, переодевайтесь, – она кивнула на костюмы. – Теодор, садись перед зеркалом, я тебя подготовлю.
Все тут же оживились, принимаясь суетиться, только Кристофер стоял на месте, ошарашенно глядя на Теодора.
– Я попрошу директора дать нам еще десять минут, – объявил мистер Уилсон, выходя из тесной гримерки. Джесс забилась в угол, заставив всех парней отвернуться и прося Кристофера подержать куртку, чтобы закрыть ее, пока она торопливо натягивала на себя платье. Кристофер на автомате прикрыл ее, сам то и дело оборачиваясь на Теодора, который что-то бурно рассказывал Лиззи.
Когда Джесс оделась, к ним подошли Юта и Марк.
– Теодор ни о чем не знает, – едва слышным шепотом озвучил Юта мысли Кристофера.
Он кивнул, тревожная морщинка пролегла между бровей.
– Нужно ему рассказать, – поразмыслив, твердо заявил он.
– Может, не стоит? – робко поинтересовался Марк. – Он же может просто не выйти на сцену…
– Но так будет казаться, что мы его используем! – возмутился Кристофер, и, к удивлению всех троих, Джессика его поддержала.
– Это будет несправедливо по отношению к нему, – кивнула она. – Если он не захочет выходить на сцену, у него будет на это полное право. Будь я на его месте, я бы предпочла знать.
Кристофер благодарно улыбнулся ей, а Марк стушевался, смущенно почесывая затылок.
– Я не думал, что это так прозвучит, – извиняющимся тоном пробормотал он.
Кристофер решительно сжал телефон в руке, подходя к Теодору и встречая его теплый взгляд в отражении зеркала.
– Эй, малыш, – он осекся и побледнел, осознавая, что сказал. Бегло взглянул на остальных. Марк покраснел, а остальные старательно делали вид, что не слышали. Кристофер едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Еще актерами назывались! Теодор тем временем неловко откашлялся. – Что-то… не так?
– Тео, – откашлявшись, начал он, ловя его взгляд и удерживая зрительный контакт, – я покажу тебе кое-что… Я хочу, чтобы ты знал, что каждый в этой комнате тебя поддерживает. И будет поддерживать, даже если ты решишь не выйти на сцену.