Ребята кивнули почти одновременно, соглашаясь с Кристофером, уже забив на попытки казаться невозмутимыми. На самом деле, им было очень любопытно, несмотря на то, что они искренне переживали за Теодора, потому что чувствовали себя героями какого-то фильма про подростковую любовь. Открытый гей и главный Казанова школы – ну прям мечта сценаристов.
Кристофер глубоко вдохнул и на выдохе отдал Теодору телефон. Тот нахмурился, сосредоточенно глядя на экран, и те долгие секунды, пока он смотрел видео, все напряженно ждали. Что решит делать Теодор? Они и вправду поддержат его, даже если он не найдет в себе сил выступить, но все же…
Глаза Теодора остекленели.
– Оу, – выдохнул он, и его пальцы чуть подрагивали, когда он возвращал телефон в такую же дрожащую руку Кристофера. Он поднял голову, встречаясь с ним взглядом, и от эмоций в глазах Теодора – от паники, недоумения, боли и страха – Кристофер снова начал плакать.
Теодор медленно поднялся, и Кристофер сделал шаг назад, но тот внезапно притянул его к себе, крепко обняв и заставив изумленно охнуть.
– Чего ты ревешь? – требовательно поинтересовался он, но голос его подвел, отчаянно надломившись в конце. Из-за плеча Кристофера он пересекся взглядом с Остином, потом с Итаном, Джесс, Лиззи.
Они смотрели на него с пониманием, с сочувствием, с решимостью поддерживать до конца. Ни в чьем взгляде Теодор не увидел осуждения, или презрения, или отвращения. Всего того, чего так боялся.
– Тебе не обязательно казаться сильным, – качнув головой, пробормотал Юта, переполненный сожалением по отношению к этому человеку, которого всего месяц назад изо всех сил ненавидел.
Всем стало почему-то неловко от того, как бережно держал Теодор в своих руках плачущего Кристофера. Никто не ожидал, что Теодор способен кого-то вот так обнимать.
– Мне очень страшно, – едва слышно признался он ребятам, выдавливая из себя улыбку. – Я собирался сказать всем, но я и представить не мог, как страшно мне будет.
Кристофер заплакал сильнее, пряча лицо на его груди, и Теодор инстинктивно поцеловал его в макушку, гладя по спине. Сердце как будто было сжато в кулаке, и дышать было тяжело.
Кто-то вот так просто отнял у него право на каминг-аут, и он чувствовал себя так, словно его нагого вытолкнули на сцену перед тысячами зрителей. Он осознал, что все, кто сидит сейчас в зале, видели это видео, они будут смотреть на него и знать, что он не такой гетеросексуальный, каким пытался казаться все эти годы.
Он прижал к себе Кристофера чуть крепче, вдыхая его аромат. Это успокаивало. Кристофер успокаивал. Теодор зацепился за эти мысли как за спасательный круг, и они не дали пойти на дно.
Он пытался привести себя в чувство. Кристофер был с ним, всегда будет с ним.
Будет с ним на сцене рука об руку.
Родители в зале, и они уже приняли его.
Все ребята в этой комнате готовы его поддержать.
Плевать на тех, кто может отвернуться, да? Именно это он когда-то говорил Кристоферу. В это нужно было поверить и самому.
Этот момент бы все равно настал. Теодор бы все равно признался в своей ориентации, рано или поздно. Пусть это случилось сейчас не по его воле, но этого уже не изменить. Зато теперь у него есть полное право открыто и гордо называть Кристофера своим парнем.
– Теодор, – осторожно начал Итан, – если ты не захочешь сейчас выступать, то мы… мы поймем.
Кристофер судорожно вцепился в его кофту, обнимая еще сильнее, а Теодор непонимающе нахмурился. Не захочет выступать? Почему он должен? Такой мысли даже не возникло в его голове.
– Я вышел бы на эту сцену, даже если бы мне сломали ногу, – сказал он, и Марк выдавил из себя смущенный смешок на этих словах. – Мы слишком долго этого ждали, чтобы так просто сдаться из-за каких-то мудаков.
Лиззи счастливо завизжала, первой бросившись к Кристоферу с Теодором, крепко их обнимая, и остальные ребята со смехом к ней присоединились, собираясь в дружный круг.
– Если испортите друг другу прически, я всех поубиваю! – радостно сообщила Лиззи, и все тут же отстранились и разошлись по разным углам, неловко посмеиваясь.
– Теодор, твой костюм, – Томас бросил ему рубаху и штаны. – Переодевайся быстрее.
Кристофер выпустил Теодора из объятий, и Лиззи драматично охнула, увидев его раскрасневшееся заплаканное лицо.
– Ах ты тупица, – она силой усадила его на стул, пока он не оклемался. – Весь мой макияж испортил!
Пока Теодор переодевался, она подкрашивала Кристофера. Внутрь заглянул разнервничавшийся мистер Уилсон.
– Вы готовы? Начнем через две минуты.
– Все готовы, учитель! – с готовностью отчитался Марк, спотыкаясь о чей-то ботинок и чуть не наворачиваясь, но удерживая равновесие и ослепительно улыбаясь. Мистер Уилсон окинул его страдальческим взглядом, а потом по очереди посмотрел на всех остальных.
– Ребята, я в вас верю, – громко сообщил он. – Вы все молодцы, и мы надерем директору Джонсу зад!
– Что вы собрались делать с моим задом, мистер Уилсон? – раздался за его спиной прохладный голос директора, и учитель в панике округлил глаза, под дружный смех подростков оборачиваясь и скрываясь в коридоре.
Из комнатки был выход прямо на сцену, поэтому часть ребят уже покинула гримерную, перебегая на другой конец. За мгновение до того, как Кристофер успел убежать вместе с остальными, Теодор схватил его за руку, натыкаясь на вопросительный взгляд.
– Раз уж тут все равно все в курсе, – произнес он, подаваясь вперед и коротко целуя опешившего Кристофера в приоткрытые розовые губы. – Удачи на сцене, малыш.
Кристофер покраснел и замер, круглыми ошарашенными глазами глядя перед собой, и Теодору пришлось подтолкнуть его к выходу.
– Поверить не могу, что терпеть влюбленного Теодора настолько невыносимо, – закатив глаза, прокомментировала Джесс, когда Кристофер отошел от потрясения и убежал. Но потом выражение ее лица смягчилось, она тепло улыбнулась и хлопнула его по плечу. – Я горжусь тобой.
– Может, это прозвучит странно, – ответил Теодор, в последний раз глядя в зеркало и встречая свой горящий решительностью взгляд, – но я тоже собой горжусь.
Он только собрался выйти, как внутрь заглянул мистер Уилсон и позвал его. Теодор обернулся, и мужчина ободряюще ему улыбнулся.
– Ты должен играть влюбленность, да? Играй, и все получится.
Теодор нашел взглядом Кристофера на другой стороне сцены. Тот стоял с закрытыми глазами, видимо, подготавливая себя к выходу. Костюм подчеркивал стройную фигуру и светлую кожу лица, отчего он выглядел еще привлекательнее, чем обычно. Всегда растрепанные волосы в этот раз были аккуратно уложены и открывали высокий лоб и брови вразлет. Дрожащий выдох сорвался с губ Теодора, когда вся паника вдруг растворилась вместе с этим выдохом.
– Думаю, с этим не возникнет проблем, мистер Уилсон.
Теодор старался не смотреть на зрителей вообще.
Они слились для него в одно пестрое пятно, и он мысленно выстроил между ними и собой сплошную стену. На эти полтора часа он не Теодор Хейз, ориентацию которого раскрыли так внезапно и так жестоко, на эти полтора часа он Орфей, который борется за свою любовь в лице Эвридики.
Он всегда был уверенным в себе, но от волнения перед выступлением избавиться не мог со вчерашнего вечера. Когда он узнал, что видео с ним залили в интернет, волнение превратилось в тревогу и практически задушило. Но в тот момент, когда он вышел на сцену, а занавес медленно раздвинулся, когда он оказался в центре внимания, зал погрузился во тьму, включились лампочки, которые они так старательно выкрашивали, волнение вдруг исчезло, превратившись в непоколебимое спокойствие.
Легкость, с которой заученные наизусть строчки срывались с губ, словно окрыляла. Он погрузился в роль, будто в теплую воду, и обрел второе дыхание. И все остальное отошло на второй план.
Подростки из школьного кружка стали настоящими актерами, скользили по сцене как единый организм, не пропуская ни единой партии, не запинаясь, не отставая и не ускоряясь.
Они создали совершенно другой мир, изобразили его так талантливо и трогательно, что затянули в него всех, кто смотрел со стороны.
Тишина в зрительном зале практически звенела, пока на сцене разворачивалась история, и Теодор кожей чувствовал чужой восторг. Все забыли о том видео и о новой сенсации, настолько их затянула пьеса.
Среди зрителей прокатился шумный вздох, когда бедная Эвридика умерла после свадьбы, с которой началось повествование. Все оглушительно зааплодировали, когда Орфей спустился в Преисподнюю, представая перед Аидом. Все с трепетом замолкли в тот момент, когда Орфей обернулся, обрекая Эвридику на смерть во второй раз.
То, как зал реагировал на них, было просто невероятно. Все получалось так легко, как будто они погрузились в этот миф, вернулись во времени назад, как будто они и были настоящими героями этой истории, будто это действительно происходило с ними, и теперь они делились этим со зрителями.
Казалось, что все трудности, через которые они прошли, пока готовили эту постановку, вели к тому, что она получилась настолько хороша.
Кто-то из зрителей громко зарыдал, когда умер сам Орфей, встречая свою Эвридику в подземном царстве. Им сыграли еще одну свадьбу, и Теодор держал Джесс за руки, признаваясь ей, но его взгляд был направлен поверх ее плеча на стоящего поодаль Кристофера.
Тот смотрел на него в ответ, легко улыбаясь, и Теодору стало так тепло, но одновременно так волнующе, как будто его окружили светлячки.
– Я клянусь любить тебя до самой последней секунды существования этого мира, – громко начал он, и Орфей признавался Эвридике, но Теодор – Теодор признавался Кристоферу. – Клянусь защищать нашу любовь, клянусь хранить это чувство. И я клянусь, что, если нас что-то разлучит, я всегда буду находить к тебе дорогу.
В глазах Кристофера заблестели слезы. Он такой нежный, чувствительный и добрый мальчик, и Теодор все еще не мог поверить, что ему посчастливилось стать его возлюбленным.