Дома наполнила ванну с пеной, зажгла свечи, налила в бокал вина. Вода была тёплой, хотелось расслабиться, глаза закрыть, уснуть. Но я думала. Как «женщину» меня уже использовали. Сколько мне тогда было? Двадцать три, точно.
Тогда все было иначе. Воплощение их замыслов заняло два месяца. В июне меня увезли в соседний городок, уже там натаскивали, так, чтобы история от зубов отлетала. Я изображала студентку. Невинную красавицу. Невинности тогда во мне было — ни на грош. Я уже чувствовала на себе тяжесть всей этой грязи, что липла ко мне.
Оттуда я уехала сама. Добралась на поезде до приморского городка. Жильё уже было снято. И инструкции у меня были четкие. И новое имя… От меня требовалось втереться в доверие к одному из мужчин. Это было непросто — он всюду ходил с охраной. Помог нелепый случай. Как только я не изгалялась — и пробежки устраивала на набережной вблизи его особняка, и пейзажи малевала, не имея к тому ни малейшей склонности. Пейзажи, надо сказать, получались откровенно отвратительными. Однако стопка их росла, а внимание не привлекалось. Точнее он иногда поглядывал на меня, оценивающим мужским взглядом, но не больше. Этого хватало, чтобы все моё нутро сжималось в страхе — цену таким взглядам я уже знала.
Но терпела. Напоминала про долг. Человеческая жизнь, это вам не шутки! Про Сеньку. Что он мой залог, а я его. Что Лялька только стабилизировалась, пусть и не сразу меня вспомнила. И вновь малевала.
А тем вечером я почти сдалась. Возвращалась с пляжа, на глаза слёзы наворачивались — устала. Домой хотелось, пусть и там покоя нет. Уже темнело. Отдыхающие не очень заботились ни о своём поведении, ни о каких-либо нормах. В итоге я наступила на осколок бутылки. Ногу обожгло болью. Доковыляла до фонаря, посмотрела — выглядит ужасно. Осколок проколол шлепок на тонкой подошве и впился в ступню. На асфальт капрала кровь, неестественно тёмная и густая. Я села на лавку и расплакалась.
Там он меня и нашёл. Был, естественно, с охраной. Сел, ногу мою осмотрел, цокнул.
— Нехорошо вышло, — протянул он. — Ну-ка, хлопцы, окажем девице, попавшей в беду помощь.
Меня подхватили на руки и понесли, я только пискнуть и успела. На большой чужой кухне обработали ногу, повязку наложили, и всунули в руки большую кружку с горячим чаем. Слишком сладким.
— Пей, — велел он. — Много крови потеряла. Сейчас ещё шоколадку найду…была.
Он мне нравился. Может тем, что заботился обо мне, пусть и недолго. Или тем, что его звали Димой, пусть и на моего Диму он был нисколько не похож, и старше его лет на двадцать. Он был хорошим. Наверное… Но если смотреть с этой стороны, разве Николай Юрьевич пройдёт мимо раненой девицы? Рыцари хреновы…
Спать с ним было не противно. Он был ласков. Иногда, лёжа возле него ночью я воображала, что возьму, и все ему расскажу. И он меня спасёт. Он же добрый. И меня и Сеньку, и Ляльку. Но потом понимала, что не будет ничего такого. Что не настолько занимаю его я, со своими идиотскими пейзажами. Не бывает сказок, не в этой жизни.
Мы встречались уже три недели. Я практически переехала к нему. Парни, трое охранников, даже подшучивали надо мною, по доброму. Они тоже мне нравились … Но в условленную ночь, ровно в двенадцать я пошла и открыла дверь. Потом стояла в ванной и выйти наружу боялась. Постучали.
Они все были мертвы. И мальчики из охраны, и Дима. Пол заляпан кровью. Я шагала осторожно, чтобы не наступить на пятна, и думала, что меня тоже убьют. Просто за то, что много видела. Тогда я уже многое знала, и почти считала это суровой нормой. Всех убивают, и вообще люди умирают. Все. Только отживают разный срок.
Двух мальчиков убили в постелях. Дежурил Ванька, успел выбежать…это его кровь в коридоре. И сам он лежал, вытянувшись вдоль стены. Молодой, наверное мой ровесник. Диму убили в кабинете. Там крови было ещё больше, я входить не стала, торопливо прошла мимо открытой двери.
— Страшно? — подмигнул мне Пашка.
Ненавидела его. Почему убили не Пашку? Впрочем, и его убьют. Только позже и без моей помощи. Я села в кресло и сложила руки на коленях. Остро пахло бензином — им поливали коридоры, намереваясь сжечь дом. Интересно, меня сразу убьют или оставят гореть заживо? У меня сил даже бояться не было. Пусто на душе. Это же я их убила, я. Могла бы предупредить…
— Ну чего расселась? — буркнул Пашка. — Пошли.
Меня не убили. Впоследствии я очень об этом жалела. Наверное, я и тогда уже была проституткой… Но хотя бы не так открыто.
Вода в ванной остывала, пена осела. Я встала завернулась в полотенце. На полочке, в красивой подставке женский розовый станок. Интересно, можно располосовать вены безопасным? Или сходить за ножом? Глупости, ножи все тупые…
У меня были парики. Выбрала я рыжий. Этот цвет со мной никак не ассоциировался. Я лелеяла надежду, что останусь неузнанной. Тщательно, соблюдая каждый шаг его надела, убедившись, что он надёжно зафиксирован.
Глаза у меня очень узнаваемые. Димка говорил — золотые. На этот случай у меня были контактные линзы. Одно движение — и они серые. Я сама себя не узнавала. Макияж. Броский, проститутка, так проститутка. Сексуальное бельё. Оставлю его там, если не умру, конечно… Маленькое чёрное платье — классика.
Шубу надевать не стала. Учитывая, что все вещи сожгу потом — недопустимая трата. Хотя, я вроде как умирать собиралась… Что бы там ни было, к назначенному часу я была готова. Выпила ещё один бокал, поверила, открыв форточку.
— Не скучай, — сказала Рудольфу. — Ты же все равно меня не любишь. А если не вернусь, Сенька о тебе позаботится. Он добрый, пусть ты и считаешь иначе.
Спустилась вниз. Машина Игоря уже стояла у подъезда. Пунктуален. Хотя, разве с Николаем Юрьевичем можно иначе?
— Тебя не узнать, — хмыкнул Игорь.
— Долго жить буду, — отозвалась я, и снова закурила.
Глава 9
Дима
Алкоголь бесновался в крови, стучал наковальней в голове. Я зашёл за угол, хотел было закурить, но понял, что тогда меня просто вырвет. Все же не стоило столько пить… С алкоголем я был на вы, особенно, после того, как понял, что сердечных ран, он, увы, не лечит.
И я был чертовски прав. И за сомнительное удовольствие быть пьяным сегодня, я расплачусь адской головной болью завтра. И все. А где же дивиденды?
— Деньги, — сказал я сам себе, остановившись перед дверью. — У тебя много денег, чувак. Очень много. И станет ещё больше. И сейчас, дорогой мой, ты не просто бухаешь, ты завязываешь полезные знакомства. И все эти пьяные уроды, что трахают сейчас проституток, они — полезные.
Именно в тот момент, что я беседовал с дверью я понял, что я действительно пьян. Это рассмешило. Быть пьяным — очень смешно.
— Ты сам такой, — теперь я обращался к двери, словно она олицетворяла моё альтер эго. — Пьяный в жопу и идёшь трахать проститутку.
А вот это уже не смешно. Если подумать, так даже грустно. И домой очень хочется. А где мой дом? Квартира роскошная съёмная? Квартира в Москве? Мамина? Я так стремился в родной город и только сейчас понял, что дома у меня нет. Остро, до боли в груди захотелось к Кате. Какой с пьяного спрос? Можно даже не объяснять ничего. Просто постучаться, она впустит. А потом в охапку её, и прижаться, и вдыхать запах её волос. И все, не нужно ничего больше.
Но даже в задурманенном алкоголем мозгу, где-то очень глубоко и далеко жил разум. Он твердил, что я этого не сделаю. Потому, что у меня есть Юлька. Жизнь новая. Потому что своей любовью я давно переболел.
Поэтому я толкнул дверь. Оказывается, я замёрз за то время, что с ней беседовал, и теперь тепло просто обрушилось на меня, от него покалывало в самых кончиках пальцах, а алкоголь в моей крови цвёл пышным цветом. Я не хотел идти дальше, через маленькую комнату с кожаным диваном, бутылкой вина на журнальном столике. Я понял, это сей уголок именно для секса. Маленькая гостиная, совмещенный сан. узел, и комната, в которой меня ждала девушка.
Входить я не хотел. Сделал это себе назло. Она, девушка, мой специальный заказ, сидела ко мне спиной. Горела только настольная лампа, комната терялась в сумерках. Свет играл на её рыжих волосах. Они были прямыми, строгое каре, кончики не касались плеч. Девушка чуть ссутулилась. Выпирали позвонки, едва прикрытые тонкой тканью платья. Казалось, согнись она ещё немного, и позвонки прорвут ткань, вырвутся на волю шипами. Странно, девушка словно уже ненавидела меня.
Смешная. Все вокруг смешное, когда ты пьян. Я коснулся её плеча помимо воли. Она чуть дернулась, странная проститутка, право слово. Зацепила меня этим, своей необоснованной ненавистью. Я же ничего ей не сделал…пока. Захотелось пойти дальше. Молния, едва заметная, хорошо спрятанная от любопытных глаз, на боку. Я потянул к ней руку, девушка сжалась. Потом решилась, и даже руку приподняла, дабы мне не мешать. Платье сползло на талию, собралось складками. В комнате было тепло, но её кожа пошла мурашками. Я провёл по ней пальцем, пытаясь их согнать, стереть.
Я хотел её, эту безымянную рыжую девушку. Она напомнила мне Катьку, в наши первые дни. Тогда страсть в ней боролась с врожденной стыдливостью. Сбрасывала одежду, а сама руками прикрывалась, и одновременно губами к моим тянулась… Как давно это было.
Я опустился на колени перед стулом, на котором сидела девушка. Хотелось быть с ней на одном уровне. Подумал было — надо развернуть её к себе лицом. Но тогда она перестанет быть на Катю похожей… Я уткнулся лбом в её спину, и кожей чувствовал, что она мелко дрожит. И руки у меня наверняка холодные… Неважно. Пусть холодные. Скользнул ими к её груди, сжал в ладонях. Грудь была упругой, от холода соски сжались.
Она проститутка, напомнил я себе. Но казалась такой чистой…ее кожу хотелось пробовать на вкус, что противоречило моей брезгливости, принципам. Но я сдался, лизнул спину, проведя языком как раз по позвонкам. Она вкусная, и на вкус на запах…
Девушка всхлипнула. В волосах блестит рыжина, словно напоминая, что она не Катя. Я поступил просто — выключил свет. Теперь можно заблуждаться сколько моей душе угодно.