Если да, то не мне ее судить. По сути, я выдал ей свою старую уловку «никаких обязательств». Быстро пролистав мой дебильный устный договор и подписав его мелким почерком, Грейс согласилась претендовать только на грязный секс. Вся трагедия в том, что мне не хватило мужества ее трахнуть. Хотя, весьма вероятно, все к этому и шло.
Но я понимал, что секс с ней подорвет мою решимость оставить ее в покое.
А мне действительно, правда-правда, нужно оставить ее в покое.
Мое увлечение этой девчонкой зашло слишком далеко, пришло время дать задний ход. Если она, конечно, не согласится на секс без обязательств. Тогда на хрен мою логику и на хрен данные самому себе обещания. Я возьму Грейс любыми возможными способами.
Я поднялся с пола и, оглядевшись, почуял запах дымящегося заварного кофе и свежих круассанов. Я тут же заметил их на прилавке, а рядом записку.
Первым делом я схватил записку, а это уже плохой признак. Девяносто девять процентов парней сначала бы потянулись за едой.
Пришлось присмотреть за бабушкой (у Марлы выходной).
Береги себя. Я установила будильник на твоем телефоне, прозвенит за полчаса до прихода Карли и Виктора.
Техас
Я заулыбался как идиот. У меня не было никаких оснований считать, что похож на идиота, но таковым я себя почувствовал.
Засунув ее записку в задний карман, я добрался до выпечки и кофе и вышел из трейлера. Какая радость, что сегодня не моя смена. Хотелось просто принять душ, доспать и, наверное, уже потом заскочить к Техас, узнать, не захочет ли она потусить. Во время нашей прогулки я потратил кучу денег на тупую модную кепку и пирог фрито, но оно того стоило. Придало мне сил. Сделало пятницы более сносными. Или стоит сказать – чуточку менее жуткими.
Тут я вспомнил, что нужно разослать сообщение всем, кто работает в «Плазе», с предупреждением, что Грейс Шоу до конца жизни не разрешается впускать в наше прекрасное заведение. Одной проблемой меньше.
Направляясь к байку, я насвистывал, а всю дорогу домой вспоминал, как Техас слизывала с пальца мою сперму, пока у меня не остановился мыслительный процесс. Член уперся в твердое кожаное сиденье, а это неуместно и чертовски неудобно. Однако перестать об этом думать – впустую терять классное воспоминание.
Я был уверен, что даже если умру в зрелом возрасте ста лет, имея кучу воспоминаний, это мгновение будет мелькать перед глазами, пока я не сыграю наконец в ящик.
Я припарковался перед обветшалым домом, который мы снимали на пару с Истом, снял шлем и отправился к крыльцу. И замер сразу же, как заметил ее.
Какого черта она тут забыла?
От гнева кровь медленно закипала в венах, предвещая, что все мое тело, будь оно проклято, растает от злости и превратится в лужу. У меня так свело скулы, что еще одна наносекунда – и зубы раскрошатся в пыль. Я засунул в рот яблочный леденец, не потрудившись снять темные очки.
– Кэролайн.
Обычно я называл ее мамой, но сейчас слишком разозлился на нее. Выглядела она паршиво. Джинсы с высокой талией и немодная желтая блузка помялись. Волосы стали полностью седыми, а ведь мама даже не была старой.
Я прошел мимо. Мама бросилась за мной как щенок, поднимаясь по ступенькам на крыльцо. Я презирал себя за такое к ней отношение. Но и ее ненавидел за то, что поставила меня в подобное положение.
– Что тебя привело? – стоя к матери спиной, я забренчал ключом в замочной скважине.
– В последнее время ты совсем на мои звонки не отвечаешь.
Краем глаза я видел, как она выкручивает пальцы, смотря в землю как нашкодивший ребенок. Моя мать больше всех на свете любила обниматься. Даже сильнее Техас, которая, как я заметил, обнимала свою подружку Карли, бабушку и черт знает кого еще. Должно быть, мать умирает от невозможности обнять собственного сына спустя пять лет.
– Твой отец сказал, что мне стоит полететь и проведать тебя самой. Твое благополучие намного важнее денег.
– Я в порядке. Теперь можешь уезжать. – Я плечом распахнул дверь. Она протестующе заскрипела. Я вошел в дом. Мама в нерешительности поплелась за мной, зная, что я не прочь ее прогнать. При ней не было чемодана. Хорошо. Во всяком случае, она не собирается задерживаться.
Мама оглядела комнату. Особо тут не на что смотреть. Наш небольшой с двумя спальнями дом нуждался в ремонте. Гостиная вмещала в себя диван и телевизор. На кухне стояли оранжевый стол в стиле ретро и четыре пластиковых стула. Желто-серые обои кое-где облупились, порвались по краям. Так и бывает в самом дешевом жилье, какое я смог найти в Шеридане. А этот бедный придурок Истон решил меня сопровождать. Не мог смотреть, как я живу тут без него.
А кстати…
Я обернулся и бросил на мать хмурый взгляд. Она прекрасно поняла, о чем я спрашивал, и подняла руки вверх.
– Разумеется, я пыталась узнать, дома ли он. Думаю, он не ночевал здесь.
Поясняю: Ист склеил девчонку и не стал тащиться домой.
– Я удивлен, что ты притащила сюда свою королевскую задницу. Ист же держит тебя в курсе моих дерьмовых дел.
Я так часто увиливал от общения с родителями, что Исту пришлось звонить им каждую неделю, просто чтобы сообщить, что я еще жив. Он рассказывал им цензурную версию моей жизнедеятельности, не упоминая о подпольных боях, непристойных связях и публичных конфликтах с профессорами.
– Я не хотела его беспокоить. – Мама потянулась, чтобы поправить мне воротник.
Я шлепнул ее по руке.
– Какая жалость, что ты не оказываешь мне ту же любезность.
Я прошел на кухню и, достав из холодильника молоко, отпил прямо из коробки. Мама села за стол, пытаясь уйти в себя и занимать как можно меньше места.
– Ты не приезжал домой с тех пор, как начал здесь учиться.
– Мне ли этого не знать. – Я вытер молочные усы тыльной стороной руки, запихнул коробку в холодильник и с шумом его захлопнул.
Сел напротив матери. Она не уйдет, пока не достанет меня расспросами. Ничего не остается, как быстрее с ними покончить.
Мама положила руки на стол и стала смотреть не на меня, а на них.
– Тебе тут нравится?
– Вполне неплохо.
– Очень перспективно, да? Милый городок.
– Охренительно славный.
– Думаешь, после окончания останешься здесь?
– Я даже не думаю о том, что хотел бы съесть на ужин.
Я осторожничал и не спрашивал, как дела дома. Было ощущение, что это скользкая дорожка, которая может привести к настоящей беседе.
– Мы очень тебя любим и скучаем.
– Спорим, еженедельные денежные пособия вы любите сильнее? – приподнял я бровь.
Мать оторвала взгляд больших карих глаз, в которых стояли крупные слезы, от рук и быстро перевела их на облупившиеся обои.
Я вздохнул, развалился на стуле, скрестил руки и уставился в потолок.
– Короче, что у вас происходит? – заворчал я.
– У меня все хорошо, спасибо, что спросил. Стало лучше по всем фронтам. Принимаю таблетки. Еще работаю в «Уолмарте». В прошлом месяце меня повысили. Теперь я кассир. Окружение приятное, и я выхожу погулять и пообщаться.
Она медленно подвинула пальцы, чтобы коснуться моей руки. Меня чуть не вырвало.
– Я теперь сама зарабатываю. – Мама выпятила грудь вперед, набравшись уверенности. – Все не так мрачно, каким кажется, Уэсти. Скоро мы выберемся из этой передряги. Но мы и не рассчитывали, что ты будешь помогать финансово. Ты не виноват.
Вот только я виноват. Это моя вина, что они вообще оказались в такой ситуации. Мама все же положила ладонь на мою руку и наклонилась ближе.
– Давай сходим в центр города. Хочу купить тебе мыло, шампунь и новые футболки. Может, подстрижем тебя. Хочу посмотреть город, в котором ты живешь. Хочу заниматься всеми этими мамиными обязанностями, которых лишилась, когда ты сюда переехал. Пожалуйста, Уэсти?
Она с таким отчаянием впилась ногтями мне в руку, что под ними почти показалась кровь.
Мать потратила нажитые непосильным трудом деньги, которые я ей отправил, на совершенно внезапный для меня перелет. А потом предложила отправиться за покупками.
Мне автоматом захотелось высмеять ее, но я понимал, что если выгоню мать, то тут же влетит от Иста, который устроит мне трепку. К тому же я буду чувствовать себя виноватым.
Проводить время с матерью не входило в список текущих дел, да вы и не нашли бы там такой пункт, даже если бы дочитали эту хрень до конца. И все же даже я понимал, что выйти с ней в свет будет не так унизительно, как сидеть тут вдвоем и пережидать поток вопросов и объятий, с которыми она, конечно, полезет мне на шею.
– Что скажешь? – мать расплылась в неуверенной, искусственной улыбке. Она была не к месту. Как криво висящая на стене картина. Я знал, как она улыбается по-настоящему.
Я все еще помнил, хоть и смутно.
Я сжал ее руку и почувствовал, как ушло из ее тела все напряжение, как только она притянула меня в объятия.
– Да насрать.
Через час мы уехали из города, обвешанные приблизительно тысячью пластиковых пакетов с носками, футболками, банными принадлежностями и покупками. Волосы мне аккуратно подстригли. По бокам прошлись машинкой, сверху оставили подлиннее.
Я чувствовал себя богатым, но разорившимся идиотом.
Я не привык покупать новые шмотки. Носки у меня были такими дырявыми, что я перестал носить их еще полгода назад, а когда мои футболки выцвели настолько, что невозможно стало определить их оттенок, я решил проблему, надевая их наизнанку.
А вот мылом и зубной пастой я реально пользовался (жизнь стала бы довольно отстойной без активной половой жизни), но всегда ездил за дешевой хренью в магазин, где все продается за доллар. Или еще лучше – ходил на пару вечеринок в неделю и совершал налет на туалет так, словно это супермаркет.
Мама даже с большой натяжкой не тратила много денег, а сто процентов этой суммы исходило от меня. И все же новые футболки и боксеры заставили меня почувствовать себя одной из тех заучек из фильмов, которые преобразились с помощью полностью обновленного гардероба и замены личности.