Эпплтон бьет локтем в бок. Меня пронзает внезапная боль, и я понимаю, что он умудрился сломать мне одно-два ребра.
Я лежу ничком на полу и захлебываюсь кровью.
Продолжаю себя убеждать, что в случае проигрыша мне не придется каждый вечер ложиться спать, волнуясь, что Кейд Эпплтон и его засранцы сделают или не сделают с Грейс. Она – мое слабое место. Неважно, как я проверну это дело, но Кейду нужно восстановить достоинство, а мне? Мое эго и вполовину не так важно, как важна для меня Грейс.
Все происходило как в замедленной съемке. Возбужденные лозунги постепенно стихли, и я услышал панические крики, призывающие Макса остановить бой. Я взмолился Богу, в которого даже не верю, чтобы Кейд отправил меня в нокаут, прекратив эти мучения, но завершающий удар так и не наступил.
В какой-то момент мне даже подумалось притвориться, что я в отключке, но мои навыки выглядеть вырубившимся не так сильны. И все же я не дал отпор. Даже не предпринял таких попыток. Это не бой. Я просто позволяю Эпплтону делать все, что он хочет. Таково мое наказание за то, что нанес ему поражение.
Кейд пихает меня на мат и прижимает к земле, пробуя какой-то маневр из японской борьбы, отчего кажется, что он хочет сожрать мне задницу. А потом, когда мы оказываемся прижаты друг к другу, мне наконец удается процедить сквозь зубы и полный крови рот.
– Просто заканчивай уже. Ты еще когда зашел на ринг, знал, что я устрою эту хрень, так чего тянешь?
– О, я в курсе, Сент-Клер. – Эпплтон смотрит на меня с наполовину беззубой улыбкой. – Но видишь ли, победы мне мало. Для начала я хочу над тобой поглумиться.
На следующий день я очнулся в реанимации.
Огляделся, постепенно приходя в себя, и увидел, что к моей руке подсоединена капельница, пульс мониторят, а я весь обмотан бинтами, и рука загипсована…
Я скосил глаза вниз. На мне была больничная рубашка. Я бы такую ни в жизнь не надел. Скажу коротко: нежно-голубой ни черта не мой цвет.
– Доброе утро, солнышко! – Голос Истона прозвучал слишком громко и радостно для такого случая.
Дверь распахнулась, и друг неторопливо вошел в палату. Я закрыл глаза, отказываясь слушать его хрень без бокала крепкого вискаря.
– Приятно видеть, что ты очнулся. Здорово же ты напугал нас вчера вечером!
– Почему ты говоришь, как будто тебе восемьдесят? – прохрипел я, пытаясь проглотить немного слюны. Затея неудачная. Слюна-то не появилась. В глотке было суше, чем между ног у девчонок Макса. Я запыхтел.
Ист сел на соседний стул, и я услышал шарканье в палате. Он находился тут не один, но открывать глаза, чтобы посмотреть, кто вошел в комнату, в мои планы не входило.
– Вчера ты чуть не умер, – напомнил Ист.
– Спасибо, капитан Очевидность. Тебе больше некуда податься, что ли? Может, встанешь рядом с Гудзоном и предупредишь туристов, что там сыро, или уедешь на Аляску и напомнишь про холодную погоду?
– Господи, он не только зуба лишился. У него и чувство юмора кончилось, – делано мелодраматично вздохнул Рейн с другого конца палаты.
Сердце остановилось от его голоса. А кого я еще ждал, черт возьми?
Грейс. Я ждал Грейс.
– Твои родители уже едут, и не хочу ничего слышать по этому поводу, – предупредил Ист. – Они чуть кирпичей не наложили, узнав, что с тобой случилось.
Первым порывом было откусить ему голову за то, что им рассказал. Но у него и выбора особо не осталось. Как еще Ист мог объяснить мою затянувшуюся экскурсию в больницу?
Поэтому я задал следующий вопрос.
– Что вы сказали больничному персоналу?
– Каскадерские трюки на байке. – Рейн плюхнулся на койку рядом со мной. – Вполне оправданно, учитывая, что Кейд и его лизоблюды после боя разобрали по косточкам бедняжку Кристину. – Он цокнул языком. – Надеюсь, ты не рассчитывал на поездочку с ветерком, потому что твой байк сейчас не настроен на веселье.
Я нахмурился, лежа с закрытыми глазами.
– Если верить Максу, Эпплтон сейчас светится счастьем, так что мы хотя бы знаем, что он не попытается еще что-то учудить, – предложил Ист трезво оценить ситуацию.
Все равно дерьмово.
– Все тип-топ.
– Ну и кому теперь восемьдесят? – Ист открыл банку колы и поднес ее к моим губам, даже не подумав вставить трубочку.
Вот сволочь. Я медленно глотнул, и жидкость обожгла мне глотку. Вроде приятно.
– Каков вердикт? – Я наконец открыл глаза и показал на свое лицо.
– Разбитый нос, три сломанных пальца до боя, два треснутых ребра и неопределенное количество синяков, – пересчитал на пальцах Ист.
– Разве согласно страховому праву не запрещено давать личную информацию не членам семьи? – хмуро спросил я.
– О, медперсонал и не разглашал эту информацию. Просто у меня два глаза и оба видят, – парировал Истон.
– Даже этого не хватило, чтобы дотащить твою задницу до неотложки, – признался сидевший с другой стороны Рейн. – Но потом ты решил прилечь на пол после боя и задремал, и мы не могли добудиться до тебя десять минут. Истон настоял, что у тебя сотрясение. В итоге Тесс, теперь моя девушка, с которой ты вел себя как урод, приняла ответственное решение вызвать «Скорую». И хорошо, потому что у тебя уже начали какие-то внутренние органы отказывать. Все еще ненавидишь мою девушку?
– Всегда, – удалось просипеть мне.
Рейн засмеялся и щелкнул меня по ребрам. Я грязно выругался.
– Имей совесть. Я только что дрался с настоящей сволочью.
– Это за то, что спал с моей девушкой.
– В таком случае… – Я повернулся к нему, схватил за запястье и вывернул, чуть не сломав. Рейн вскрикнул. – Это за то, что обзывал мою девушку.
Мы вели себя как двенадцатилетние подростки, но сейчас самое время, поскольку я мог списать все на обезболивающее.
– В последний раз повторяю, Сент-Клер, она больше не твоя девушка.
– Увидим.
Я перевел взгляд на Истона. Говорить вслух необязательно. Он прекрасно понимал, о чем я хочу спросить.
Где она?
Она приезжала ко мне?
Она знает, что я выкинул?
И почему так поступил?
Истон сглотнул, отвел глаза, встав, чтобы вытащить закуски из пакета, и поставил их на мою тумбу.
– Мы пытаемся до нее дозвониться. Уверен, она скоро ответит.
– Да, – бодро добавил Рейн. – Сейчас выходные. Люди не проводят выходные, уткнувшись в свои телефоны.
– Скоро она будет сидеть рядом, – похлопал меня по руке Истон.
– И на лицо тебе сядет. И не один раз. Вот увидишь. Девчонки любят, когда за них заступаются. А ты вообще чуть из-за нее не умер, – указал Рейн. – Ну, хотя бы парой минетов она тебя вознаградит, да?
Я закрыл глаза, засыпая и желая больше никогда не просыпаться.
Глава 24
Когда я снова проснулся, стоял поздний вечер.
В палате находились мои родители. Их силуэты в темноте прижимались друг к другу. Они стояли у окна и обнимались – как в то утро, когда я лежал на снегу после смерти Обри.
В горле прочно обосновался уже знакомый ком. На минуту у меня был соблазн притвориться, что я еще сплю. Но Грейс Шоу научила меня одной вещи: убегать от проблем – дурацкая затея, так как они все равно вернутся и надерут тебе задницу.
Я выпрямился на больничной койке и демонстративно громко откашлялся.
Они одновременно повернулись. Мама не ахнула и не заплакала. Она нежно обвела меня взглядом, словно погладила пальцами. Папа, который постарел на десяток лет с тех пор, как мы виделись последний раз около пяти лет назад, вздрогнул, словно это он принимал на себя удары Эпплтона.
– Сынок.
Одно слово, но оно прозвучало как из недр океана и отозвалось эхом где-то у меня в груди.
Родители казались измотанными и потеряли на двоих килограммов десять. Я едва узнавал маму и папу, а еще понимал, что приехали они сюда исключительно ради меня. Папа первым рванул ко мне. Он наклонился над койкой и привалился ко мне телом, обнимая осторожнее и нежнее, чем за всю мою жизнь. Мы не обнимались половину десятилетия.
– Па, да не скромничай. Это твой единственный шанс на объятие, ведь мне не сбежать, – пробурчал я.
Я почувствовал, как его теплое тело задрожало, и папа стиснул меня крепче. Он смеялся и плакал одновременно. Когда папа выпрямился и отошел, настал черед мамы.
Я обвел их взглядом и криво ухмыльнулся.
– Разволновались, когда я не прислал на этой неделе денег, да?
Дерьмовый ход и такой в моем стиле. Ни папа, ни мама не поморщились и не извинились. Мама упрямо смотрела на меня. Что-то изменилось с нашей последней встречи. В ее взгляде я увидел прежнюю маму, какой она была до смерти Обри. В ее глазах появилась уверенность вкупе с обещанием вздрючить меня, если я снова буду безобразничать.
– Мы приехали сообщить, что не позволим тебе покончить с собой из-за случившегося с Обри. Мы понимаем, что ты огорчен. Мы тоже огорчены. И всегда будем. Мы потеряли нашу дорогую девочку. Но, ей-богу, Уэст Кэмден Сент-Клер, мы не собираемся терять еще одного ребенка. Не из-за вины. Не из-за горя. Не из-за чего-то еще. Больше никогда. Ты переживешь нас и будешь получать от жизни удовольствие.
Она выпрямила спину и посмотрела в мои глаза с такой яростью, что у меня по спине холодок побежал.
– Я ненавижу себя, – хрипло признался я. – Чертовски сильно. И не понимаю, почему вы нет.
– Ты не виноват. – Папа взял меня за руку.
Я отвел глаза. Вероятность, что я заплачу, была слишком высока, чтобы рисковать зрительным контактом.
– Даже если и так, мы все равно тебя любим и всегда простим. Мог бы ты сделать все по-другому? Да. Но ты не сделал. Уэст, ты не совершал преступления. Просто так случилось, что последствия твоих неудачных решений оказались в большей степени трагичны.
– Я нарушил обещание Об.
– Мы все порой нарушаем обещания. – Мама взяла меня за другую руку, и теперь мне больше ничего не оставалось, потому что родители были здесь, рядом. Я больше не мог от них убегать. Игнорировать. Самоустраняться. Притворяться, что могу заткнуть их чеком.