– Да это же издевательство! – вскрикивает Элвис и тут же переводит взгляд на меня. – К тебе идем?
– Нет.
Даже они не знают, где я живу. И пусть это остается неизменным. Меня устраивает мое уединение несмотря на то, что большую часть дня я нахожусь у здания завода и упаковываю синтетик.
Элвис закатывает глаза. Он не понимает моей одержимости скрывать место, где я живу. Как-то он пытался проследить за мной, но я заметила это и оторвалась. Элвис не знает о том, что я увидела его в ту ночь. Пусть все так и остается.
– Тогда к Монике, – говорит Сид.
Девчонка кивает.
– Мама на работе. Не знаю, придет ли домой.
Мама у Моники работает на третьей улице. Там, кроме проститутских домов и наркопритонов, ничего нет. И могу уверить вас, мама Моники никогда не употребляла наркотики. Она выживает, как может. И кто будет винить ее в этом? Уж точно не я. На прошлой неделе она предложила мне место. Одна из девочек перебрала с синтетиком и не увидела машину, что неслась на запредельной скорости. Та сбила ее. Проститутку, вышедшую из строя, даже не потрудились похоронить, она ведь не жена мэра и родственников у нее не было, или они предпочли превратиться в невидимок и оставить все, как есть. На следующий день обычная уборочная бригада смыла останки с мостовой и выкинула в контейнер, который позже переправили за пределы купола.
Мы поднялись на семнадцатый этаж. Ноги гудели, но я продолжала шагать по круглой лестнице. Маленькая темная квартира встретила нас чистотой. Не было разбросанных вещей, пыли, да и обычной грязи, присущей нашему дому.
– Мама любит порядок, – словно в оправдание сказала Моника.
А мы тем временем заливали пол потоками дождевой воды. Она стекала с нас вперемешку с грязью.
Элвис не парился по поводу чистоты. Он сел прямо на пороге и начал раскладывать все, что сумел снять с покойной. Остальные принялись делать то же самое.
В итоге у нас оказалось семь браслетов, пять цепочек, три брошки, пара огромных сережек, семь колец и огромный бриллиант. Да уж, мэр решил показать, насколько дорога была ему жена. Поговаривают, что он действительно в ней души не чаял. Я не была ни на одном из парадов или праздников, где бы имела удовольствие увидеть это.
Больше возможности и не представится.
– Это жесть! – восклицает Элвис и проводит руками по взлохмаченным темным волосам. – Мы богаты! Мы, мать вашу, богачи!
С краденым на руках – мы преступники.
– Когда нужно это отдать? – спросила я.
– Завтра. В полночь.
– Кто тебе заказал это? – поинтересовалась я, снимая промокшую куртку.
Я уже трижды спрашивала об этом у Элвиса, но он постоянно уходил от ответа. Догадываюсь, что это кто-то из толстосумов, ведь только у них есть марки в электронном виде. Перевожу взгляд на запястье. Штрихкод, на котором запечатлена вся моя жизнь. Но не это важно, скоро на нем появятся марки, и я смогу обеспечить себе сносную жизнь на какое-то время. И мне не придется соглашаться на предложение мамы Моники.
– Не важно, – отмахнулся от меня Элвис. – Я все устрою, а деньги отдам вам уже послезавтра. Условие заказчика, чтобы кроме меня никто не был в курсах этого дела. Я и так пошел на риск, сказав вам об этом… приключении.
Сид смыкает зубы и шипит:
– Если ты нас кинешь…
– Дружище, ты знаешь, где я живу, как думаешь, я настолько глуп, чтобы кинуть тебя?
В маленькой комнатушке становится слишком мало места для недоверия. Я молчу, но это не означает, что я доверяю Элвису. Нет. В нашем краю доверие обернется к тебе задом. А про обнажить душу я и вовсе молчу. Любая слабость – это оружие, которым другие воспользуются.
Пообщавшись еще около двадцати минут, мы разошлись. Все сворованные драгоценности остались у Элвиса.
Немного послонявшись по зданию, я отправилась к себе. Забралась на сорок третий этаж. Выше меня жили только птицы. Толкнула дверь и протиснулась в единственную комнату. Раньше я жила на тридцатом этаже, но после смерти Мэри, перебралась выше. Не спрашивайте, причины этого глупого бегства я не знаю до сих пор. Тут мне было спокойнее. На два этажа ниже меня никого нет, а выше и подавно. Раньше я жила в квартире с тремя комнатами и кухней, здесь же только одна комната, ни о какой кухне не может быть и речи. Но есть ванная – моя отдушина.
Разуваюсь и прохожу в ванную. Скидываю с себя мокрую одежду, забираюсь под душ, включаю воду и ополаскиваюсь под тонкими струями холодной воды. Натягиваю трусы, спортивный лифчик – лучшее, что есть в моем гардеробе, спортивные штаны и футболку с длинными рукавами. Закидываю мокрые вещи в поддон и обследовав карманы достаю оттуда тонкое кольцо. Обручальное. Все не доверяли Элвису, а в итоге обманула их я.
Не знаю, удастся ли мне обменять кольцо с гравировкой, но я попробую. Марок мне за это не дадут, но зато я смогу получить необходимое. Никто не заметил, что одно кольцо потерялось. И в случае, если Элвис нас кинет, я не останусь в дураках.
Убираю кольцо в лифчик и подхожу к маленькому и очень старому холодильнику. Открываю его и смотрю на пустоту. На что я надеялась? Что фея принесет мне пирог? Закрываю дверцу, получается это не с первого раза, и ложусь на раскладушку. Засыпаю я практически сразу, проспав несколько часов, открываю глаза и сажусь. Устремляю взгляд в сторону входной двери. Мне кажется, или я слышала какой-то звук?
Моментально становится жутко. Вслушиваюсь, но больше ничего не слышу. Может, мне просто показалось? Медленно встаю с кушетки, стараюсь не издать ни единого звука. Рука тянется к бите, которая жила здесь еще до меня, смыкаю пальцы и плотно обхватываю рукоять. Медленным, даже слишком медленным шагом направляюсь к двери. Сердце колотится, как сумасшедшее, оно мешает мне расслышать то, что таится за тонкой деревянной преградой. Останавливаюсь возле двери и прикладываюсь ухом. Тихо. Сглатываю слюну и протягиваю руку к замку. Резко поворачиваю его и распахиваю дверь. Напротив меня стоит Ник в капюшоне.
Шок и страх заставляют меня вздрогнуть, и от этого я просыпаюсь в полнейшей темноте и тишине.
Кошмары – мои друзья и соратники уже несколько лет.
2. Полночная прогулка
Я остановилась у длинного строения, которое расположено слева от главного здания завода. Солнце только-только начало подниматься и освещать Синт, жаль, что сегодня я его больше не увижу. Передо мной стояли по меньшей мере семь женщин. Я знала всех их в лицо, некоторых даже имена слышала, но ни с кем не общалась. Придя на работу, я испытывала одно лишь желание, поскорее оттуда свалить. Каторжный труд практически без выходных и краткосрочный перерыв на еду и туалет, это все, что ожидало каждую из нас за дверью с красной неоновой надписью "вход", последняя буква перегорела пару лет назад, а первая мигает уже второй месяц.
– Вчера, – сказала худая женщина с седыми висками. Ее карие глаза впали от голода, но сейчас они сверкали, словно она смотрела на еду, а не на столь же изможденную собеседницу. – Говорят, сразу после того, как мэр ушел с кладбища.
Сильвия, да, именно так звали эту женщину. Она одна из самых ярых сплетниц. У Сильвии в загашнике всегда находилась пара-другая интересных, как ей казалось, историй.
Вторая собеседница тяжело вздохнула, а я старалась делать вид, что их разговор меня совершенно не интересовал. В противовес напускной незаинтересованности, я подступила ближе и повернула голову боком, убрав прядь волос за ухо. От местных сплетниц я узнаю больше, чем могла надеяться, выходя сегодня из дома.
– Говорят, они надругались над ней. Вспороли нити на веках. И рот разинули так, что он треснул по краям. Даже одежду сняли с бедняжки.
По нашей маленькой очереди пробежал шепот ужаса и недовольства. Глаза сами собой, без моего ведома скосились на Сильвию, которая рассказывала небылицы. Никому мы ничего не разрезали и не открывали. Если этому и есть место быть, то случилось все уже после нашего ухода.
– Изверги, – с отвращением прошептала другая женщина, и я ее полностью поддержала, правда мысленно.
– И не говори, – кивнула Сильвия. – Но сейчас их ищет большая часть блюстителей.
Да твою же! Блюстители. От этих ничего хорошего не жди. Вспоминаю спрятанное кольцо, его нужно выкинуть или, по крайней мере, спрятать где-то вне дома. Если нас поймают за расхищение могилы и грабеж, то тут же припишут все, что описала женщина из очереди. В какое дерьмо мы вляпались? Я откручу Элвису яйца! Говорила же, не надо нам это. Но нет, он не постеснялся напомнить мне, что я ему должна. Умерла бы без его помощи. Отправилась бы в след за Мэри быстрее пули, выпущенной из пистолета блюстителя.
– И что их ожидает в случае поимки?
Я так благодарна за этот вопрос, что готова пожать руку интересующейся женщине.
К моему величайшему сожалению, другая сплетница не ответила, и мое сердце ухнуло к пяткам. Женщины уходят, а я жду, когда подойдет моя очередь к Розалин. Мысли уносят в далекое прошлое. Я уже сталкивалась с блюстителями и повторения этого не желаю. Мерзкие поганцы, которые могут потребовать от любого, кто не носит форму или не живет у парка Памяти все что угодно, а в случае отказа пристрелить или отправить на суд под выдуманным предлогом.
– Клеймо!
От крика проверяющей, я подняла взгляд на Розалин. Моя очередь дошла, а я и не заметила. Не знаю сколько ей лет и как давно Розалин стоит на проходе, но по лицу видно, она не любит свою работу так же, как и я свою. Подаю правую руку, и она наводит на мое запястье сканер. Красный луч не приносит мне никакого дискомфорта. Заглядываю в экран к Розалин и вижу свое фото, а рядом с правой стороны показатели. Кроме веса, роста, крови, там описана вся моя жизнь. Она хранится в файле, который мне никто никогда не покажет. Помнится, мэр говорил, что корпорация сделала эти метки для того, чтобы заботиться о нас. Более детально он не рассказывал. Никто и не спрашивал, ведь у трибуны стояли блюстители с оружием наперевес. Каждый синтовец знает – блюститель