завидует обезьяне, с ним что-то не в порядке. Это Коробочкин понял без психоаналитика. И обеспокоился. Когда орангутанг Вася обхаживал повизгивавшую от наслаждения дамочку, майор ему позавидовал.
Через несколько дней после случившегося Станислав Сергеевич затребовал судебно — медицинские акты всех суицидов за последнее время.
Никакой служебной надобности в этом не было. Коробочкин и не вчитывался в текст протоколов, взгляд его скользил по фотографиям самоубийц.
Только увидев изображение женщины, подарившей орангутангу любовь, сыщик уразумел, почему он заинтересовался свежими самоубийцами.
Пожилая дама ушла из жизни на другой день после случая в зоопарке.
Осознала, что с ней произошло? Судя по видеозаписи, любительница животных не была нимфоманкой, в самозабвении кинувшейся в объятия орангутанга. Она зашла в клетку с отрешенным видом, чувственность в ней пробудилась лишь после грубых ласк обезьяна Васи.
— Тетка не понимала, что с ней происходит! — проговорил Коробочкин вслух. — Когда ей рассказали про секс с Васей, она удавилась!
У сержанта Капралова была другая версия случившегося. Романтическая.
— Станислав Сергеевич, эта тетенька на другой день опять приходила в обезьянник! Хотела к Васе протыриться, а ее оттуда поганой метлой! Вот она с горя в петлю и полезла! Любовь зла…
— Козел! — злобно выругался Коробочкин, вспомнив о прелестной невесте Капралова.
Если бы майор Коробочкин проследовал за Игреком от подъезда дома Ирины до ворот Воробьевки, он пополнил бы свою копилку курьезов.
Водителю троллейбуса пришла в голову фантазия свернуть в переулок, хотя провода повелевали двигаться прямо. К удивлению гаишника, водитель был абсолютно трезв и ничем, кроме невразумительного «меня потянуло в переулок…», объяснить свой поступок не мог.
Разгневанная старушка, услышав от нервного автовладельца на переходе классическое: «Машина давит, а не ебет!», просунула в открытое боковое стекло машины свой костыль, чем нанесла нахалу моральный и физический ущерб.
Возле мясного магазина расфуфыренная дамочка бросила бездомной дворняге только что купленную вырезку. Не исключено, что, осознав смысл своего поступка, гуманистка свела счеты с жизнью.
Все экстраординарные случаи и множество им подобных не были замечены Коробочкиным по причине его пребывания в другой точке земного шара. Интересно, что вышеописанные катаклизмы ускользнули и от внимания Игрека, бывшего от них на расстоянии протянутой руки.
Долговязый уяснил, что в его жизни произошло два потрясающих события.
Первое. Он без памяти влюбился в маленькую балерину. («Без памяти» было сказано для красного словца.)
Второе. Он ее изнасиловал.
Осознав высоту, на которую он сначала взлетел, и пропасть, в которую потом ухнул, Игрек всю дорогу до Воробьевки твердил:
«Я ничего не хочу… Я ничего не хочу… Я ничего не хочу… — никаких пауз в своих заклинаниях он не делал, чтоб ненароком чего‑нибудь не захотеть. — Все мои желания разрушительны… — разнообразил глюк свои причитания, предаваясь самобичеванию. — Я ангел зла…»
«Ангел зла — это не ангел, а сатана».
«В меня вселился сатана…»
«Он живет во всех людях…»
«Но мой сатана всесилен! Я не могу с ним совладать!»
«Раз у тебя есть такое желание, в твоем теле пребывает не только дьявол, но и ангел! То один одерживает верх, то другой!»
Утешительная мысль окрылила ангела, утвердив его существование в глубинах души слабого человеческого существа.
Оттягивая неизбежное возвращение в Воробьевку, Игрек забрел в школу. Такое с ним случалось и прежде. Его принимали за переростка. Иногда Долговязый даже заходил в класс, серой мышкой забивался в уголок.
«Я новенький!» — отвечал он на недоуменные взгляды учителей.
На сей раз Игрек угодил на собрание. Обсуждался моральный облик школьницы, которая готовилась стать матерью. Скользкая тема насторожила глюка. На всякий случай он вновь обратился к своей молитве:
«Я ничего не хочу… Я ничего не хочу…»
Суровая директриса вызывала к доске девочек, замеченных в проституции.
Иные воинственно защищались:
— А я бесплатно!
— Я всего один раз… и то мой оказался импотентом…
— А я ни разу! Меня менты оклеветали, потому что я им не дала!
Могучая грудь директрисы притягивала взор Игрека, поэтому он вновь исступленно запричитал:
«Я ничего не хочу… Я ничего не хочу…»
— Сексом можно заниматься только со скелетом!
Громогласное заявление педагога вызвало у детей переполох.
— Как?
— Надежда Тимофеевна, у скелета же нет члена!
— Научите!
— Извольте! — с вызовом объявила весьма аппетитная тетенька (о чем свидетельствовали плотоядные взгляды подростков).
В углу кабинета уныло стоял скелет, время от времени лениво пошевеливая верхними конечностями.
К изумлению детей, Надежда Тимофеевна с профессиональной сноровкой обнажилась, явив обалдевшим ученикам слегка увядшие прелести.
— Безопасный секс! — провозгласила директриса на манер шталмейстера в цирке! — Достав из сумочки каучуковый фаллос, Надежда Тимофеевна на учительском столе с блеском исполнила сексуальный номер.
— А скелет тут при чем? — не поняли юные проститутки.
— Скелет очень сексуальный! На него надо любоваться!
«Я ничего не хочу… Я ничего не хочу… Я хочу!»
Понурый дылда покинул собрание, никем не замеченный.
«Я хочу умереть! Я хочу умереть!» — это желание глюк осознал, когда не сумел предотвратить обнажение директрисы. Ангел хотел одного, а дьявол — другого.
Победил дьявол. Высоконравственная директриса пала его жертвой.
«Я хочу умереть!»
Игрек не выпрыгнул из окна, а преспокойно спустился по лестнице и вышел на улицу.
Мимо него пулями проносились машины.
«Я хочу умереть!»
Один шаг в сторону с тротуара дался самоубийце с трудом. На второй его уже не хватило.
«Я хочу умереть!»
«Хоти, сколько влезет!» — кто это сказал? Ангел или дьявол? Может, они вступили в сговор, чтобы сохранить Игреку жизнь? Оба не хотят покидать его бренное тело?
Самый сильный человек на свете не имел власти лишь над одним существом: над самим собой.
Псих от отчаянья с маху врезал кулаком по стене дома.
— У, бля! — от боли взвыли в один голос ангел и сатана.
Игрек понял, зачем Вседержитель сохранил ему жизнь, когда узрел в больничном саду Алевтину.
Нескончаемые размышления о Боге и Дьяволе довели глюка до того, что материализация духа Ведьмы его ничуть не удивила. Возродившись, возлюбленная показалась Игреку не столь прекрасной, как в его грезах. Воображение романтичного юноши, убитого гибелью подруги, рисовало ослепительную красавицу, от чьей улыбки распускаются розы.
Перед обалдевшим дылдой предстала тощая, длинная особа, с синюшным цветом лица, будто явилась с того света. Ничего общего с роковой женщиной, внушавшей глюку необузданную страсть.
Игрек скривился от досады: из‑за этой чувырлы пострадают его любовные воспоминания. Самое приятное, что хранилось в памяти Долговязого.
— Ты мне не рад?
Жалостливая улыбочка совсем не шла той, от которой прежде исходило гибельное очарование нечистой силы.
Лживым голосом Игрек бодро произнес:
— Я очень рад, что ты жива.
— Где ты был?
Глюку надоело врать. Чего ради!
— Я познакомился с девушкой.
— Она красивая?
— В темноте, — глуповато пошутил Игрек и сразу в этом раскаялся. — Она и при свете красивая. Как фарфоровая статуэтка. На солнце — прозрачная.
«Хотя кишки не видны», — подумал Долговязый. Но промолчал.
Приблизившись к Игреку, Алевтина остановилась от него на расстоянии шага. Как ни стремилась, преодолеть оставшуюся часть пути Ведьма не могла. Мертвая зона вокруг Ангела не пускала ее. В разреженном воздухе враждебности Алевтина задыхалась.
— Я хочу ее увидеть!
«Она тебя тоже!» — чуть не вырвалось у Игрека.
— Она не хочет тебя видеть! — схитрил он.
— Ты ей про меня рассказал?
«Она увидела тебя в моем сне!» — снова едва не сорвалось у Ангела с языка.
— Рассказал.
— И что она сказала?
— Промолчала.
— Как ее зовут?
— У нее разные имена.
— Каждый день — новое? — Ведьме это показалось естественным.
— Нет, всего два. Родители ее назвали Юлей, а на самом деле она Ирина.
— Я ее буду звать Ольгой… — решила Алевтина.
Игрек едва разобрал шепот бывшей возлюбленной.
— Вряд ли ей это понравится!
— Она же об этом не узнает.
— Тогда — пожалуйста.
Ведьма впала в задумчивость, называемую Игреком потусторонней. Когда такое случалось с ней раньше, Ангела это пленяло. Тело любимой было с ним, а душа пускалась в полет.
Теперь же отрешенный вид Ведьмы вызвал у глюка раздражение. Ему наскучило дожидаться возвращения девушки. Совершенно посторонней. Выходца с того света.
— А здоровье как? — ничего лучше Игрек не придумал.
— Чье? — Алевтина перевела на Ангела отсутствующий взгляд.
— Твое.
— У меня нет здоровья… А может, есть. Я не знаю, где оно…
— Здоровье нации в опасности! — с надрывом сообщил весьма кстати подвернувшийся безумец. — Бледная спирохета распространяется по воздуху. Сифилис можно получить при вдохе и наградить им — при выдохе. Опасайтесь воздушных поцелуев!
Воспользовавшись удобным случаем, глюк откланялся, подарив Алевтине воздушный поцелуй.
Как поступить с особо опасным преступником, Коробочкин не знал. Даже если б удалось доказать его участие в актах терроризма и убийствах санитара Колюни и больного Мальчикова, любой суд поднял бы следователей на смех. И направил на принудительное лечение в Воробьевку.
Игрек представлялся Коробочкину сумасшедшим, который совершенно безнаказанно может шмалять из невидимого автомата направо — налево. Возможно, он действует не по злому умыслу. Таким его создал Господь Бог. Но законопослушным гражданам от этого не легче.