Серафим Терентьевич злился, ругал себя за эту суетность последними словами — и тем самым только отдалял блаженство небытия.
Старый Гоголев впал в забытье. До него донеслись глухие, как из‑под подушки, голоса. Серафим Терентьевич сообразил, что лежит в могиле и слышит происходящее на земле. Именно так он и представлял себе всегда жизнь покойников.
Голос Зои Сергеевны, глухой, без всякой интонации:
— Преставился! Какой ужас!
«Ничего ужасного! — с удовлетворением отметил Серафим Терентьевич. — Мягко и тепло. А главное — на душе покойно… Погоди, у меня же нет души! — Покойник встревожился, но сразу же успокоил себя: — Души, может, и нет, а что-то вместо нее все-таки осталось!»
— Я мертвецов боюсь! — продолжал женский голос.
«Ну и дура!» — беззлобно отреагировал покойник.
— Надо зеркало занавесить! — голос Дениса Ильича.
«Что ж вы, братцы, запамятовали!» — не одобрил Серафим Терентьевич.
Сердце Гоши Гоголева изнылось от тоски. Когда он вернулся домой, Зоя Сергеевна и Денис Ильич сидели в кухне, подальше от покойника. По их лицам, при его появлении враз поскорбевшим, Гоша сразу понял, что непоправимое свершилось.
Ему не требовалось настраиваться на особую волну — как всегда бывает перед встречей с покойником. Георгий Антонович сразу шагнул в комнату с гробом.
Его поразило, что покойник был, как живой. Гоша поправил свесившуюся из гроба руку — холодная.
— Ну что? — прошептала рядом Зоя Сергеевна, словно боялась потревожить мертвеца.
— Все в порядке! — громко ответил Гоша. — Я достал дедушке могилу!
Леденящий холод, распространившийся по телу Серафима Терентьевича в секунду сменился жаром. Значит, он еще жив! Какой ужас! Но зато внучек раздобыл для него чудесную могилу! Какое блаженство!
Почти покойник подскочил в гробу.
— Ты достал мне могилу? Какое счастье! — сияющий дедушка обнял правнука. — Я так боялся умереть, не узнав этого!
Гоша всхлипнул от радости и сразу же стал с остервенением чесаться.
Денис Ильич почувствовал себя лишним на этом семейном празднике.
Зою Сергеевну воскрешение старца очень испугало, до мушек в глазах, в чем она, однако, не призналась, сознавая, что пугаться не смерти, а воскрешения — как-то неэтично.
Чтобы скрыть свой постыдный испуг, Зоя Сергеевна подошла к окну, взглянула на улицу.
— Дедушка, где ваша машина?
— Я ее подарил! — с добродушной улыбкой сообщил Серафим Терентьевич.
Гоша помялся и сказал беспечно:
— Смешно. Нашу машину я тоже подарил!
Весь мир сузился для Зои Сергеевны до размеров пустого гроба.
Пожилой элегантный господин с букетом роз зашел в отель «Савой». Наметанный глаз швейцара сразу определил в нем иностранца, причем при деньгах. Не туриста. Но и не бизнесмена.
Серафим Терентьевич высматривал Ингу. Прежде ему почему-то не приходило в голову, что девушки может не быть, и американец растерялся. Другая девушка — длинноногая блондинка — покуривала в кресле «Мальборо» и бросала на проходящих мимо нее мужчин такие же взгляды, как и его знакомая Инга: слегка пренебрежительные, но призывные. Эффект в результате получался будоражащий.
Сквозь женщин блондинка смотрела, будто те были стеклянными. Но на одной — полной брюнетке — ее взгляд споткнулся, она занервничала, поднялась. Брюнетка подошла к блондинке (впрочем, обе были крашеные). Наверно, это было не ее место или не ее время.
— Вы Веронику ждете? — спросила у Серафима Терентьевича брюнетка.
— Ингу, с вашего разрешения.
— Она вам на это время назначила?
— Нет, нет! — дедушка замотал головой. — Когда можно будет к ней наведаться?
Девушки обменялись взглядами. В результате блондинка, кивнув Серафиму Терентьевичу, чтоб подождал, отправилась в ресторан.
Брюнетка не спускала со старика настороженного взгляда.
— У вас бабки есть?
— Бабки? — дедушка оскорбился. — У меня даже одной бабки нет!
— Вы займете Ингу на весь вечер?
— Надеюсь. Если она согласится…
Инга сидела за столиком с подружкой. Девушки часа два сидели с теми же чашечками кофе, беззаботно болтали, но вели при этом прицельный огонь взглядами.
— К тебе старикашка — америкашка! — сообщила блондинка.
Не припомню такого! — Инга растерянно потерла лоб, как школьница у доски. — Может, он японец?
— Как с ветерана возьми с него полцены.
Инга издалека увидела толстенького американца. И пришла в веселое расположение духа.
— Мадемуазель, вам надо глянуть в зеркало, может, вы уже тоже старушка! — сказала она сама себе вслух.
Серафим Терентьевич галантно преподнес своей даме букет.
— Спасибо, сэр! У вас какое-то смешное имя… Фима?
— Серафим! — дедушка был слегка уязвлен.
— Вы опять в ресторан? — полюбопытствовала Инга.
— Нет, я к вам. Я же вам обещал, что приду.
Инга поморщила лоб, вспоминая такое событие, засмеялась.
— Не припомню. А что мы будем делать?
— Пообедаем. Для начала.
— Для начала? — Инга снова засмеялась. — Вы меня интригуете!
В семье Гоголевых назревал тяжелый разлад. Зоя Сергеевна и Гоша пытались засунуть гроб на антресоли, но из этого ничего не выходило.
— В конце концов, какое нахальство! — не вынесла этой пытки Зоя Сергеевна. — Мы ухлопали машину, чтоб выбить ему могилу, а он и не думает умирать!
— Зоя, как тебе не совестно! — пристыдил Гоша жену. — В чем у него только душа держится.
Семейный скандал погасил звонок в дверь. Это был Федор.
— Вы чего, господа хорошие! — вместо приветствия проорал Федор. — Могилу думаете занимать или как?
— А куда спешить? — растерялся Гоша. — Могила за нами…
— Послушайте, милый! — Зоя Сергеевна задрожала от ненависти. — Это могила стоила нам «Запорожца», а этот трухлявый гроб — «Роллс-Ройса»…
— Трухлявый? — Федор был потрясен такой напраслиной.
— И мы воспользуемся ими, когда сочтем нужным! — отчеканила Зоя Сергеевна.
Федор был оскорблен до глубины души.
— Мне это все вообще до фени! Я по дружбе к вам прибежал!
— Приехал! — разоблачила Федора Зоя Сергеевна, кивнув на «Роллс-Ройс» под окном.
— Только учти, дорогуша, — Федор обращался теперь исключительно к Гоше. — Если вы завтра могилу не займете, ее другие заполнят!
Зоя Сергеевна сжала кулаки:
— За захват чужой могилы полагается…
— Смерть! — грустно пошутил ритуальный работник. — Помяни мое слово, Георгий! Могилка — блеск! Никто ее для вас держать не будет!
— А «Запорожец»? — Гоша от беспомощности чуть не плакал.
Федор ласково шлепнул его по плечу:
— Мешкова тоже понять можно. Каждый, кому не лень, на него бочку катит. Ревизии, туды — сюды… Ребятки, занимайте могилу!
— Но если мы пока не можем! — Теперь уж и Зоя Сергеевна посмотрела на Федора в ожидании помощи.
Ритуальный работник пожал плечами:
— Это ваши проблемы. — И закончил убежденно: — Такая могила пропасть не должна!
Обитатель шикарной могилы в превосходном состоянии духа развлекал в ресторане прелестное существо. Профессия еще не успела наложить на нее свой отпечаток, а может быть, подслеповатый кавалер не мог его рассмотреть.
Начавшийся флирт пьянил Серафима Терентьевича. Только теперь, вплотную приблизившись к столетнему возрасту, он научился ценить улыбку женщины, ее смех… Легкое, как бы случайное касание руки… Горячий шепот…
— Вы правда американец? — с милой улыбкой спросила Инга. — Не похожи.
— Это комплимент? — в тон ей спросил дедушка.
— Колкость!
Оба засмеялись.
— Добрый вечер. Что будем кушать? — Вышколенный официант смотрел на Ингу так, будто видел ее первый раз в жизни, хотя еще 15 минут назад она сидела за его столиком.
— Гера, давай, что всегда! — попросту попросила Инга.
Официант понимающе кивнул.
— Когда вы обратно — ту — ту? Или вы на «Боинге»?
— Никогда.
Вытаращенные от удивления глаза Инги.
— Вы что, серьезно?
Американца забавляло изумление девушки. Он кивнул.
— Серафим, может, вы с тараканчиком? — Инга покрутила пальцем у виска.
— Разумеется. С тараканищем! Вот таким!
Когда отсмеялись, Инга разочарованно вздохнула:
— А я-то хотела сделать вам предложение.
— Какое?
— Предложить руку и сердце. Ну и все остальное.
— Это интересное предложение! — с серьезным видом протянул Серафим Терентьевич. — Я подумаю.
Сидящие за соседними столиками не могли понять, почему эти двое так дурачатся, кто они: не дедушка же и внучка, в самом деле?!
Супруги Гоголевы в полном молчании стояли у окна и с похоронным видом наблюдали, как зафыркал, зачихал «Роллс-Ройс». Когда драндулет исчез за поворотом, Зоя Сергеевна сказала, как о давно решенном:
— Заказывай похоронную машину!
— Он же еще живой! — Гоша был в ужасе. Передним стояла чужая женщина. Железная.
— Я ничего не знаю! — даже голос у жены изменился. Стал утробным. — Он сам говорил, что хочет умереть на Родине…
— Но если у человека пока не получается… — Гоша всеми силами стремился не потерять чувство юмора. Но вместо ответной улыбки он увидел суровое, волевое лицо жены.
— У нас нет ничего. Нет дачи. Нет машины. Нет золота. В этой жизни у нас есть только могила. Одна на всех. Если мы ее упустим, я умру!
Гоша пытался понять, не сошла ли его жена с ума. Нет, она казалась совершенно нормальной. Значит, он рехнулся?
Странно, но трагические события, разыгравшиеся в доме Гоголевых, совершенно не затронули Серафима Терентьевича, бывшего всегда очень восприимчивым в подобных случаях. А на сей раз ему не икнулось, не чихнулось. Гусару хорошо смеялось. И виновницей этого безумства была, конечно, Инга.
— Неужели вы хотели бы стать американкой? — с деланным испугом спрашивал ее старый ловелас.
— Ага, очень.
Серафим Терентьевич продолжал беззаботно болтать с Ингой, не замечая, что она уже не с ним. Даже когда они чокались бокал