дного серого, который незадолго до того умчал Коркорана от опасности, то он спокойно ел овес из яслей рядом, в том же самом сарае.
Увы, если бы только добрые граждане Сан-Пабло смотрели в тот день не только на улицу и на веранду перед отелем! Сколько интересного они могли бы увидеть!
Коркоран мог вскочить на своего великолепного вороного. Во всем Сан-Пабло не нашлось бы животного, равного этому коню, способного поспорить с ним в скорости. Достаточно было бы одного слова, и он молнией помчал бы своего господина за угол сарая, а потом, лавируя между стогами сена, на окраины, и дальше, в открытые просторы пустыни. Им бы очень повезло, если бы удалось приблизиться на расстояние револьверного, а может быть даже и ружейного выстрела, к тому времени как он оказался бы за пределами города, в пустынном горном краю.
Но в тот момент, когда свобода была так близка, в дело вмешалась неумолимая судьба. Судьба является человеку в разных обличьях — иногда в светлом, а иногда и весьма мрачном. Что касается Коркорана, то на этот раз судьба выступила в обличье испуганной свиньи, которую за минуту до этого случайно задела пуля сорок пятого калибра. Ей слегка поцарапало кожу, даже не до крови, однако животное почувствовало сильную боль, словно от укуса громадного шмеля. Она даже забыла завизжать и просто бросилась наутек, не выпуская из пасти какого-то вкусного корня, помчалась вокруг сарая, проскользнув на большой скорости прямо между ног Коркорана. Он даже не успел разглядеть, что ему угрожает, заметил только, как на земле мелькнуло что-то грязно-серое, и в тот же момент его без всяких церемоний сбило с ног, и он оказался лежащим на спине, сильно перед тем ударившись головой о ком земли, превратившийся в камень на безжалостном солнце пустыни, и глаза у него закрылись.
Забытье продолжалось не долее минуты. Когда он снова открыл глаза и сел, его уже схватили не менее дюжины рук, связали, так что он едва дышал и почти не мог пошевелиться. После этого преследователи отступили, предоставив шерифу завладеть пленником.
— Пусть кто-нибудь наденет ему на голову шляпу. — Это единственное, что сказал Майк Нолан. — Неужели вы хотите, чтобы бедный парень совсем ослеп?
Затем он приказал поднять пленника и увести его в отель. Коркорана посадили в большое кресло вестибюля, где шериф освободил его от веревок, заменив их наручниками и надев ему на ноги кандалы.
За все это время Коркоран не промолвил ни слова, не ответил ни на один вопрос. Лицо его хранило непроницаемое выражение до тех самых лор, пока шериф не спросил его:
— Как это случилось, что вы не торопились с этим выстрелом?
Коркоран улыбнулся шерифу:
— Верните мою трость, и я вам все объясню.
Шериф не мешкая выполнил его просьбу и вопросительно глядел на пленника.
— Видите ли, все дело в том, что за мной наблюдал шериф Нолан, — сказал Коркоран, — что заставило меня нервничать.
Это было единственное объяснение, до которого он снизошел. Толпа его нисколько не трогала. Люди из толпы были для него все равно что деревянные идолы. А вот для шерифа у него всегда была наготове улыбка, он даже разговаривал с ним, когда это требовалось.
— Можно подумать, что вы ему, Нолан, лучший друг! — воскликнул один из присутствовавших.
— А разве не так? — спросил шериф.
— Когда вы собираетесь судить его и затем повесить?
— За что это?
— Ну как же, за то, что он пытался убить Роланда и пристрелил Крэкена.
— Вы бы сами повесили его за то, что он застрелил Крэкена?
— Я спрашивал не об этом.
— Это был честный поединок, разве не так?
— Ну…
— Всем известно, что по Крэкену давно плакала пуля, ведь так?
— Послушайте, шериф…
— Если будет доказано, что Коркоран действительно пытался убить Роланда, как это утверждает Дорн, то он отправится в тюрьму. Если же никто этого не докажет, то он — свободный человек. Вот так обстоят дела.
Именно это, хотя и несколько более подробно, он позже сообщил Вилли Керну.
— Как мы можем ему помочь? — печально спросил Вилли.
— Черт побери, Вилли Керн! — взорвался шериф. — Я, что ли, должен думать о том, что ты можешь для него сделать?
— Это убьет мисс Мерран, — мрачно заметил Вилли.
— Она что, все время плачет? — нервничая, спросил шериф.
— Да нет, просто лежит в темной комнате, и все.
— И ничего не говорит? Не слышно, как она плачет?
— Оттуда ни звука не доносится, шериф.
— Клянусь небом, — воскликнул Нолан, — какой же болван этот Коркоран! От такого сокровища отказываться!
Вилли удалился, усевшись у дверей комнаты мисс Мерран, о чем-то размышляя, прислушиваясь, чувствуя, что он просто лопнет, если не услышит какого-нибудь звука, свидетельствующего о ее горе, — ибо за дверью царило мертвое молчание.
Глава 35
В общем и целом поимка преступника доставила Сан-Пабло гораздо меньше удовольствия и развлечения, чем ожидалось. Поединок, правда, был что надо — лучшего нельзя было и желать. И Сан-Пабло чувствовал себя одним из зрителей на матче с призами — их, правда, достаточно хорошо развлекли, однако участниками боя они остались недовольны.
Один участник был убит, к удовольствию зрителей, а вот другого заключили в тюрьму. И только единственный в Сан-Пабло радовался от души. Это был тот самый Габриэль Дорн, чей злонамеренный язык явился первопричиной неприятностей, которые обрушились на голову Коркорана.
Он чувствовал себя в полной безопасности. Ухватив за бороду льва, он добился того, что топор правосудия обрубил этому льву лапы. Могло ли произойти что-либо более приятное для Габриэля Дорна?
Поэтому в тот самый вечер он начал пить виски еще до ужина, продолжал это делать во время трапезы и после ее окончания. Спиртное обычно не затуманивало ему мозги, у него лишь слабели ноги, и когда кто-то постучал, он с большим трудом добрался до двери, чтобы ее открыть.
На пороге стоял Вилли Керн.
— Мисс Мерран просит вас зайти к ней, мистер Дорн, — серьезно сообщил ему мальчик. — И побыстрее.
— Просит к ней зайти? — язвительно осведомился Габриэль. — А я-то думал, что она так увлеклась…
— Габриэль! — раздался сердитый окрик из глубины комнаты.
— Ладно, ладно! — проворчал Габриэль Дорн. — Чего ей от меня нужно?
— Не знаю, — сказал Вилли. — Она сказала, что вы единственный человек, который может ей помочь.
— Натурально, — подтвердил Габриэль. — В таком случае я иду немедленно. — Он с большим трудом облачился в пальто и надвинул на голову шляпу.
— Габриэль, ты сошел с ума! — воскликнула его мамаша. — Ты же пьян, и она это сразу поймет.
— Я, может, даже больше чем просто пьян, — отозвался любезный Габриэль, — а только наша Китти такая дурочка, что ничего не заметит. Интересно, за каким чертом я ей понадобился?
— Обожди немного, намочи голову холодной водой, мой мальчик…
— Молчать! — прикрикнул на мать «ее мальчик» и, качаясь на неверных ногах, вышел наружу, даже не прикрыв за собой дверь, так что слабый свет лампы несколько скрадывал темноту ночи.
— Вам помочь? — спросил Вилли.
— Убирайся к черту! Не вертись тут под ногами, а не то я… не то я… Куда ты меня ведешь?
— Она там, у тетушки миссис Макаррен.
Габриэль Дорн, по-прежнему плохо держась на ногах, перешел через дорогу и углубился в кустарник на противоположной стороне.
— Эй! — вдруг крикнул он. — Нам не туда…
Он обернулся к своему провожатому и тут же почувствовал, как тощая нога мальчишки скользнула между его ногами и вот он уже лежит на спине, а Вилли сидит у него на груди, приставив к горлу остро отточенный кончик ножа. Габриэль набрал воздуха в легкие, чтобы крикнуть, однако Вилли заставил его замолчать, чуть сильнее надавив на нож.
— Я тебе отрежу голову! — пригрозил Вилли Керн.
— Тебя за это повесят! — вскричал трус. — Я… я…
— Что ты там наплел насчет Коркорана? — спросил Вилли Керн. — Насчет того, что он нанял тебя, чтобы ты убил Роланда? Ты напишешь, что все это ложь?
— Кто тебя подослал? — злобно прошипел Дорн.
— Напишешь или нет? — неумолимо продолжал Вилли.
— Убери нож! Убери его, а то еще зарежешь меня… по нечаянности. Я… я все напишу, что ты хочешь.
Это была очень странная сцена. Габриэль Дорн сидел на земле, скрестив ноги, на коленях у него лежал старый конверт. Одной рукой он зажигал спички, другой писал, а над ним из-за спины склонился Вилли Керн и читал написанное, упираясь в то же время кончиком ножа ему в спину.
Признание было написано быстро. Но когда Габриэль Дорн собрался уже его подписать, Вилли его остановил.
— А откуда ты взял сто долларов, которые у тебя были? — спросил он.
— Будь ты проклят, никогда тебе этого не скажу! — яростно выкрикнул мистер Дорн.
— Напиши это тоже, — зарычал Вилли, и мистер Дорн, почувствовав, как острый кончик ножа врезается в кожу, написал: «Тед Ренкин дал мне сто долларов за то, чтобы я убил Коркорана».
Затем поставил свою подпись, и Вилли выхватил бумагу у него из рук. Когда Дорн поднялся с земли, Вилли уже исчез в темноте ночи. Что же касается мистера Дорна, то он, понимая, что не пройдет и десяти минут, как на его поиски отправятся вооруженные всадники, не стал терять времени и тоже скрылся.
Что с ним было дальше — никому не известно. Он бежал из Сан-Пабло, и его никто больше не видел. Кто-то говорил, что он бежал без остановки до железной дороги, а оттуда на буфере проехал до самой крайней точки Востока. Во всяком случае, он навсегда исчез из жизни Кейт Мерран и Коркорана.
Что до Коркорана, то было признано, что Крэкена он убил в честном поединке. Все согласились, что честнее не бывает. То, что он украл серого, — сущие пустяки. Разве лошадь не вернули в целости и сохранности? А утверждение Дорна? Но ведь этот почтенный джентльмен сам же от него отрекся!
Итак, Сан-Пабло не успел еще перевести дыхание, как Коркоран был освобожден из тюрьмы.
В кабинете шерифа он застал самого шерифа, мисс Мерран и Генри Роланда. Майк Нолан взял на себя роль оратора.