Брюнет шатается, падает навзничь. Его товарищ выкрикивает:
- Это всё, на что ты способен?!
Красавчик, с ножом в руке, прыгает вперёд, спотыкается о кирпич, и кувырком летит под ноги лысому. В мгновение ока на полу образуется куча мала.
Шатаясь, делаю шаг к барахтающимся противникам. Лысый, даром, что волосы все седые, прижимает парня лицом к пыльному полу, выкручивает руку с ножом. Крепко сжимаю эфес потными пальцами, размахиваюсь, рублю сплеча.
Брызжет кровь. Лысый застывает и медленно валится набок. Красавчик сталкивает его с себя и вскакивает на ноги. Лицо его в кровавых кляксах белее простыни.
- Живой? - спрашиваю. Голос сипит и срывается.
Арнольд кивает, не отводя глаз от тела. Да, зрелище не для слабонервных. Лысый лежит на боку, дёргает ногами, из перерубленной шеи хлещет кровь. Рядом неподвижно застыл брюнет, на лбу у него набухла здоровенная шишка. Непонятно, дышит или нет.
Перевожу дыхание, наклоняюсь над зашибленным. Щупаю пульс. Вроде живой. За спиной у меня красавчик сгибается пополам, отходит в угол, и его тошнит на обломки кирпичей.
Развязываю кушак на поясе брюнета, и связываю бедолаге руки. Потом снимаю пояс с лысого, и повторяю тот же номер с ногами. Пусть отдохнёт.
Возвращается Арнольд. Утирает рот ладонью, гладкое личико уже порозовело, глаза блестят. Парень присаживается рядом с лысым и сноровисто снимает с трупа синий балахон. Вертит в руках и откладывает в сторонку. Снимает сандалии, тоже откладывает. Оглядывает кинжал, радостно цокает языком. В мешок летит какой-то свиток, пара стеклянных пузырьков, и какой-то камушек.
Красавчик переходит к брюнету, и скоро тот уже лежит на полу в одних подштанниках. Арнольд сияет, как новая монета.
- Это мы удачно с тобой сюда зашли, Эрнест! - сообщает, улыбаясь, как сытая акула.
Нагибаюсь над брюнетом, вытираю клинок о его подштанники. Поднимаю с пола балахон, натягиваю на себя. Одёжка оказывается мне коротка, подол болтается над полом, как юбка, синяя ткань трещит подмышками. Подбираю второй балахон, протягиваю красавчику:
- Надевай.
Арнольд морщит нос, неохотно одевается. На нём балахон болтается, как на вешалке.
- Думаешь, так будет теплее?
- Думаю, они тут не одни. Кто зажёг эту свечу?
Парень кивает, улыбка сползает с его лица. Подбирает с пола рогатый посох, пристукивает древком о камни:
- Триста золотых. Я богач, Эрнест. Теперь бы ещё найти парочку старых бочонков с нубинийским вином, и можно идти к Серене.
Глаза его мечтательно закатываются:
- Она мне обещала кое-что дать...
- Дай-ка сюда кинжал, - говорю сухо. И когда это красавчик успел договориться с Сереной?
Парень моргает. Неохотно вытаскивает из мешка длинный нож лысого, и отдаёт мне. Разглядываю нож. Странный материал рукоятки, не то кость, не то камень. Клинок гладкий, блестящий, от рукояти вниз идут затейливые буковки надписи.
Арнольд склоняется над клинком, разглядывает надпись:
- Странно. Никогда не видел ничего подобного.
- Что тут странного?
- Руны. Тут написано: "Вечная жизнь". Никто не желает противнику вечной жизни.
Пожимаю плечами. Мало ли кто что напишет?
- Ты не понимаешь, Эрнест. Это магическое оружие. Здесь должно быть написано его свойство. Удар ледяного клыка, например. Или укус змеи. Ожог молнии, наконец. Но кому нужен вечный враг?
Провожу пальцами по клинку, гладкий металл обжигает кожу ледяным холодом. Плечо, ушибленное ударом посоха, внезапно скручивает судорога. Я вздрагиваю, разжимаю пальцы, и кинжал со звоном падает на пол.
Глава 10
Беру кинжал за головку рукоятки, как гадюку, двумя пальцами, поднимаю с пола. Распускаю завязки у мешка. Блестящий клинок пропадает в тряпичной темноте. Утираю ладонью потный лоб. Здорово меня приложили той рогулькой. Левый бок горит огнём, рука словно чужая.
Красавчик провожает жадным взглядом канувший в мешок нож. Я выглядываю в коридор. В глубине мрачной каменной кишки мягко светят огоньки свечей.
Что ж, если назад пути нет, остаётся идти вперёд, и будь что будет. Надвигаю на лоб капюшон и выхожу в темноту.
Арнольд топает следом, пристукивает древком посоха по каменным плитам. Два диковинных монаха идут на неведомую службу.
В полутьме коридора перед нами мигают огоньки, и на грани слуха раздаются приглушённые голоса. Они множатся, и звучат гулко, как в бочку. Должно быть, эхо.
Стены неожиданно раздаются в стороны, потолок уходит куда-то ввысь. Зал. Большой, мрачный зал. Мы вышли на балкон, перегороженный низенькой оградой. Огоньки обернулись двумя жаровнями. Плоские металлические чаши на ножках полны горящих поленьев. Над чашами пляшут жаркие языки пламени, плюются искрами в темноту.
Никогда бы не подумал, что в старой крепости могут быть такие огромные помещения. Лоскуты огня бросают рыжие блики на высокие, в два этажа, каменные стены. Внушительный свод подпирают массивные ноги колонн на прочных квадратных основаниях.
Внизу, в гулкой полутьме зала, расставлено ещё несколько жаровен. Они расположились вокруг возвышения в центре зала. К возвышению, сложенному из крупных каменных блоков, с четырёх сторон ведут широкие лестницы. Узкие ступени заметно просели посередине, серый, потускневший от времени камень выщерблен по краям.
Лестницы у возвышения круто поднимаются вверх. Они ведут к небольшой площадке, по углам которой торчат гранёные столбики. Верхушки столбиков украшены ромбовидными кристаллами. В отблесках пламени кристаллы сияют белым огнём.
Арнольд при виде кристаллов издаёт сдавленный стон. Парень вцепляется в барьер, вытягивает шею и пожирает глазами загадочную площадку посреди зала. Того гляди, кувыркнётся с балкона.
- Как хорошо, что я с тобой пошёл, - бормочет, не отрывая глаз от кристаллов. - Как удачно!
Совсем у парня от жадности крыша поехала. Пока он глазеет на сияющие ромбы, я вижу, что внизу, под колоннами, собирается кучка граждан в синих халатах. Все галдят, как стая ворон, но слов не разобрать. Вот халаты расступились, встали полукругом у одной из лестниц. Из-за спин собравшихся появились двое крепких мужиков в балахонах. Они вывели на свет третьего, по виду своего собрата, и потащили к возвышению.
Человек, крепко схваченный за локти, идёт, с трудом передвигая ноги, опущенного лица не разглядеть под капюшоном. Его тащат вверх по ступенькам, выводят на площадку. Только сейчас замечаю, что там, ровно посредине между сияющими столбиками с кристаллами, есть низенький постамент. С виду это небольшой фонтан с бороздками по периметру и углублением посредине. Фонтан совершенно сух, нет там никакой воды. Только чернеет дырка для стока жидкости.
Двое балахонов подтащили человека к столику. Собрание затихло. Звякнули цепи, беднягу уложили спиной на стол. Свесившиеся руки и ноги жертвы растянули и быстро приковали к каменным столбикам.
Один из палачей сорвал с жертвы балахон, и тут уже ахнул я. Вцепился в хлипкие перила и свесился с балкона рядом с Арнольдом.
На каменном возвышении раскинулась такая красотка, что у меня враз пересохло в горле, и я едва не выронил саблю вниз, на каменные плиты.
Мне кажется, я о такой всегда мечтал. Не помню, как и когда это было, но там, внизу, лежит воплощение моих желаний, не больше и не меньше. Атласная кожа светится в полутьме, шикарные локоны растрепались, округлые бёдра едва прикрыты полоской ткани, талия такая тонкая, что можно обхватить двумя ладонями. Ножки стройные, а грудь такая, что я только взглянул и издал придушенный стон почище, чем мародёр Арнольд.
Что Серена! Никакого сравнения. Простецкая булочка против шоколадного торта с изюмом.
Меж тем на возвышение взобрался ещё один тип в балахоне. Поднял руки, повернулся кругом. Широкие рукава свесились вниз, и стали видны металлические наручи на запястьях.
- Братья! - низкий голос раскатился по залу. Красивый такой, бархатистый голос. - Сегодня свершится то, чего мы ждали так долго. Вы знаете, каких жертв нам это стоило. Вы знаете, что будет, когда мы сделаем то, что должны. Мы готовы пойти на это. Больше ждать нельзя. Наконец тайный враг открыл нам своё лицо. Наконец мы можем увидеть то, что было скрыто во тьме. Уничтожим воплощение зла! Развеем по ветру немыслимую тяжесть, что сковывала нас, освободимся от оков! Станем свободными!
Оратор опускает руки, поворачивается к красотке на столе. Вытягивает из широкого рукава тугой свиток, разворачивает его. На полотне пергамента крупными буквами написано несколько строк. В свете жаровен заглавные буквы отливают густым багрянцем.
Двое в балахонах обнажают мечи. Один встаёт слева, другой справа от девицы. Тот, что слева, заносит меч над головой, другой направляет остриё прямо в сердце. Вижу, как подрагивает клинок в его руке, кончик лезвия почти впивается в нежную кожу.
Оратор поднимает свиток повыше, произносит первое слово. Голос его громом раскатывается под сводами зала. Девица вскрикивает, густые локоны её окутываются сизой дымкой, словно под ней зажгли невидимый костёр.
В голове у меня будто взрывается дымовая шашка. Не думая, перемахиваю через перила и прыгаю с балкона.
Без колебания сигаю с высоты почти двух этажей. Врезаюсь спины синих балахонов. Жилистые тела слегка смягчают падение. Перекатываюсь по каменным плитам. От удара об пол мутится в глазах, перехватывает дыхание. Однако, крепкие у меня косточки! Накачанные мышцы ноют, в глазах плывёт, но вроде ничего не сломано.
Почти на ощупь нахожу лестницу к постаменту. Зажимаю ушибленный бок ладонью, хромая, бегу вверх по ступеням. Балахоны кричат, мечутся по залу, но никто не спешит вслед за мной. Взбираюсь на площадку. Двое палачей как стояли, так и стоят, поблескивают в руках занесённые над жертвой клинки.