И вот, еще одно, конечно не такое радикальное как смерть профессора Солнцева, но несомненно удачное стечение обстоятельств. Этот недотепа Корюшкин, очевидно разомлевший от необыкновенной для их города летней жары, гулял по набережной в шлепанцах и ухитрился, споткнувшись о выпирающий из-под тротуарной плитки канализационный люк, сломать себе сразу два пальца на левой ноге. Казалось бы, какая мелочь, палец, пусть даже два, но врачи, проявив редкостную в наше время заботу о пациенте, замотали больную ногу гипсом чуть ли не по колено и прописали минимум две недели абсолютного покоя.
Две недели. Не так уж и много, особенно летом, когда до наступления занятий остается еще полтора месяца. Неприятно, конечно, но терпимо, особенно для человека образованного, любящего взять в руки толстенный том классической русской литературы или перелистнуть воспоминания Шлимана. Лежи себе, шурши страницами, почитывай не спеша. Опять же, можно открыть дверь на балкон и выставить здоровую, не скрытую под гипсом ногу наружу, подставить ее тщедушному северному солнцу, которое, впрочем, в этом году весьма усердно выполняет свою работу.
Все именно так и было бы, и профессор Корюшкин пережил свою травму без особых трудностей, если бы не одно важное обстоятельство. Экспедиция должна была вылетать через несколько дней, причем это была не абы какая экспедиция, а экспедиция, которую он, «ведущий специалист по ранним цивилизациям Средней Азии и Ближнего Востока» должен был возглавить.
Выйдя из лифта, Дмитрий Евгеньевич некоторое время в нерешительности потоптался на лестничной площадке, но, в конце концов, набрался смелости и протянул руку к дверному звонку. Жена открыла почти сразу, Хлыстов даже подумал о том, что возможно, она караулила под дверью, ожидая его прихода, а быть может даже наблюдала в дверной глазок и видела, как он бесцельно мечется от лифта к противоположной стене и обратно. От этого Хлыстову стало неловко, он даже почувствовал, как его затылок покрывается мелкими капельками пота, тем ни менее, собрав волю в кулак он как ни в чем ни бывало улыбнулся супруге и позволил ей поцеловать себя в губы. Поцелуй оказался не столь мимолетным, как ожидал Хлыстов, жена, крепко обхватив его шею руками, буквально повисла на нем, а еще через пару мгновений Дмитрий Евгеньевич почувствовал, как язык его благоверной все глубже пробирается ему в рот. Чувствуя нарастающее возбуждение, Хлыстов попытался было отстраниться, он слишком долго готовился к предстоящему разговору, чтобы теперь его отложить на неопределенное время, но супруга, оттолкнувшись от пола, подпрыгнула и ловко, отработанным движением обхватила его поясницу ногами.
– Я соскучилась, – прошептала она прямо в нос Дмитрию Евгеньевичу.
Придерживая левой рукой свою ненаглядную за ягодицы, Хлыстов вошел квартиру и свободной правой захлопнул за собой дверь.
– Я тоже, – наконец признался он и немного приподнял брови, задавая беззвучный, но понятный им обоим вопрос.
– Она опять отправилась в свою секту, у них там квартальное собрание, – внесла ясность жена, – минут десять как ушла, так что час у нас есть точно.
Не наклоняясь, Хлыстов стянул с себя легкие летние туфли и, перекинув вес своей ноши на правую руку, двинулся в спальню.
…
Олег сомневался. Вообще-то, он всегда себя считал человеком решительным. Другое дело, что не так часто в жизни бывали ситуации, когда ему надо было принимать серьезные решения, но сейчас, похоже, такое время наконец настало. Во всяком случае жена Олега, Ирина, была в этом уверена.
– Скажи мне, ты так всю жизнь провести хочешь? – ее широкобедрая, еще не оправившаяся после недавних родов фигура загородила экран телевизора.
– Так, это как? – прикинулся непонимающим Олег, пытаясь увидеть хоть что-нибудь из транслируемого на спортивном канале поединка по боям без правил.
– Вот так, ничего не делая.
Ирина совершила стремительный рывок к журнальному столику, и Олег не успел помешать ей завладеть пультом. Погасший экран убедительно давал понять, что на этот раз от разговора уклониться не получится.
– Я же только с работы, – он постарался воззвать к благоразумию супруги, – сутки отпахал, можно меня хотя бы сегодня не трогать?
– Кого ты пахал? Диван в каптерке? – возмутилась Ирина, – у тебя ведь что здесь, что на работе, разницы нет никакой, ты ведь только дрыхнешь.
– Ну ладно уж, нет никакой разницы, – попытался возразить Олег, – там ведь работа.
– Ну да, – Ирина кивнула, – здесь ты со мной спишь, а там сам с собой, вот и вся разница. Это что за работа такая, охранником для здорового мужика? Чего там на этом вашем ЖБИ вообще охранять можно?
– Вот ЖБИ и охраняем, – Олегу стало обидно, что жена так пренебрежительно относится к его труду, – и нормальная работа у меня, график хороший. Сутки через трое, где ты еще найдешь?
– Сутки через трое, – жена явно была не согласна с его мнением, – так у тебя и зарплата – сутки через трое. Ты знаешь, сколько пачка памперсов стоит? А коляска?
– А что коляска? – удивился Олег, – коляску же мы купили. Еще одну надо?
– Нет, Олежа, еще одну не надо, – жена устало опустилась рядом с ним на диван. На всякий случай Олег отодвинулся немного в сторону, – ты знаешь, что я на коляску у мамы денег занимала? А то, что я отдать обещала, это ты знаешь?
– Ну так не надо было, – Олег с удовольствием бы отодвинулся еще дальше, но уже упирался в подлокотник, – сами бы выкрутились.
– Олег, устала я выкручиваться уже, – совсем беззлобно произнесла Ирина, – сил уже нет, честно тебе скажу. Ладно, вдвоем, когда были, а сейчас как? Ребенку ты объяснять будешь, что ни на что денег нет, потому как папе нравится три дня подряд на выходном быть?
– Не в деньгах счастье, – Олег сам никогда в эту фразу не верил, но сейчас других вариантов защиты у него не нашлось, – объясню как-нибудь.
Поняв бессмысленность разговора, Ирина вышла из комнаты и вскоре ожесточенно загремела кастрюлями на кухне. «Сейчас ведь Никитку разбудит», – с тоской подумал Олег, и действительно, через несколько мгновений квартира наполнилась пронзительным детским плачем. Еще разок громыхнув на кухне чем-то тяжелым и, похоже, чугунным, Ирина демонстративно неторопливо прошла в спальню. Вскоре в квартире вновь стало тихо. В принципе, можно было вновь включить телевизор и еще часок-другой посмотреть бои без правил, но настроение было испорчено. Натянув стоптанные кроссовки и ничего не сказав жене, Олег вышел из квартиры.
…
Единственное окно комнаты выходило на западную сторону и летними солнечными вечерами оно бывало освещено тем ярко-рыжим, насыщенным, но мягким светом, который бывает только на рассвете или перед самым закатом. Вот и сейчас солнечные лучи, проходя через незашторенное окно бесцеремонно ласкали обнаженную грудь супруги Дмитрия Евгеньевича, придавая ей сходство с крупным спелым апельсином, точнее сразу с двумя апельсинами. Хлыстов положил ладонь жене на грудь, и его рука тоже окрасилась в оранжевый цвет.
– Я сегодня был у Савицкого, – Дмитрий Евгеньевич счел, что сейчас самое подходящее время для начала разговора.
– А то я не знаю, – снисходительно улыбнулась супруга.
– Ну да, живу в обстановке тотального контроля, – притворно вздохнул Хлыстов.
– Еще неизвестно, кто кого контролирует, – отозвалась жена и перекатилась на живот.
Теперь солнечные лучи широкой оранжевой полосой ложились ей на спину. Дмитрий Евгеньевич подумал, что минут через десять, если супруга останется неподвижной, а солнце сместится еще немного на запад, то полоска света будет падать прямо на ягодицы его ненаглядной, от чего те превратятся в две аппетитные оранжевые дыни. Хлыстову тут же стало стыдно из-за пошлости своих мыслей и он смущенно пробормотал:
– Ну перестань, я же тебе полностью доверяю.
– Ага, именно поэтому ты устроил меня на место секретарши у этого вашего Савицкого. Потому что он старый и ты можешь не опасаться посягательств на мою невинность.
На самом деле двадцатишестилетняя Ксюшенька уже десять лет как могла не опасаться посягательств на свою невинность, ввиду утраты таковой еще в то время, когда она была самой красивой ученицей десятого «Б» класса, но смысл ее высказывания был Хлыстову понятен.
– Ты в курсе, что он постоянно пялится на мою попу? – Ксюша перевернулась на бок и подложила руку под голову, – я пару раз оглядывалась, когда выходила из кабинета, так он аж прям шею вытягивал из-за монитора, чтоб рассмотреть получше, а когда понял, что я заметила, покраснел, знаешь, как Сеньор Помидор. Помнишь, мультик такой был? Я когда-то давно смотрела, еще когда совсем мелкой была.
– Ну да, про Чиполино, – рассеянно отозвался Хлыстов, не зная, как перейти к сути разговора.
– Ты представляешь, его запретили, оказывается. Я недавно в интернете читала. Говорят, он… сейчас, подожди, – Ксюша набрала полные легкие воздуха и медленно произнесла по слогам, – дис-кре-ди-ти-ру-ет. Вот! Надо же такое слово придумать.
– Дискредитирует, а кого? – все так же рассеянно спросил Дмитрий Евгеньевич, погруженный в собственные размышления.
– Не знаю, – пожала обнаженными плечами Ксюша, – кого-то дискредитирует. Или, может, компрометирует. Но не меня, это точно. А что ты про Савицкого начинал говорить?
– Про Савицкого? – Хлыстов понял, что дальше тянуть не имеет смысла. – Да, был я у Савицкого. Разговаривал с ним по поводу вакансии заведующего кафедрой.
– Ну так как? – Ксюша прильнула к мужу и попыталась заглянуть ему в глаза. – Когда мы будем праздновать твое назначение?
– Если бы все было так просто, – вздохнул Дмитрий Евгеньевич, – ты же знаешь, что Корюшкин тоже метит на это место.
– И что с того? – надула губы Ксюша, – он дурак этот ваш Корюшкин, и нос у него картошкой. Я бы никогда человека с таким носом заведующим кафедрой не поставила.
– Одна надежда, что Савицкий решит у тебя проконсультироваться по этому вопросу. Ты же понимаешь, Корюшкин старше меня, а в нашем учреждении, это считается большим плюсом, потом, у него больше публикаций. Ну и в конце концов, я сам…