– Губерт! – властно окликнул он начальника городской стражи, – еще недавно округлого, пышущего здоровьем весельчака с пышными рыжими усами. Теперь округлость его щек, осталась лишь в воспоминаниях, а усы понуро висели, утратив, очевидно, всякую надежду на наступление лучших времен.
– Да, господин, – подбежавший Губерт уставился на Павла водянистыми, окончательно потерявшими блеск глазами.
– Выбери дюжину надежных воинов, таких, которые не потеряют голову при виде мяса.
– Мяса? – голос Губерта предательски дрогнул.
– Да, мяса, – Павел кивнул, – я решил, с сегодняшнего дня начнем забивать лошадей.
– Из конюшни самого Принципса?
– А что, остались еще у кого-то? Мне казалось, с остальными ты расправился в первые две недели.
– Будет сделано, – совладал с собой Губерт, – двух, как и прошлый раз, и варим похлебку?
– Да, и проследи лично за раздачей. Чтобы хватило всем.
– Понял, – Губерт кивнул, – я пойду?
– Вот еще, – Павел остановил начальника стражи, – проследи, чтобы рубили как можно мельче, а при раздаче котлы постоянно перемешивали.
– Прослежу, – коротко бросил Губерт и кинулся выполнять полученное распоряжение.
– Я проверю, – напутствовал его Павел.
По неровным каменным ступеням он поднялся на стену, где уже заняли свои места лучники. Открывающаяся с высоты картина глаз не радовала. Все подступы к городу были заняты вражеской армией. Тысячи шатров, заполняли собой все пространство до самого горизонта. Сколько человек привел с собой Аль-Самх ибн Малик, посчитать было невозможно. Возможно, сто тысяч, а быть может, и больше. В любом случае численность армии неприятеля в разы превышало все население, укрывшееся за крепостными стенами, включая детей и женщин. Пытаться решить судьбу города в открытом бою, означало всего лишь шанс на быструю смерть для тех кому повезет пасть в битве. Тем же, кого удача обойдет стороной, можно только посочувствовать. О зверствах сарацинов рассказывали столько, что уже невозможно было отличить правду от вымысла, но то, что в плен им лучше не попадаться, было понятно каждому христианину.
Оставалось только ждать. Ждать, постепенно теряя силы, теряя людей, когда Эд – Принципс Аквитании соберет достаточно большое войско и вернется, чтобы сразиться с вторгшимся в его владения врагом и освободить осажденную Тулузу. То, что на это потребуется немало времени, Павел понимал изначально, однако теперь, оглядывая с крепостной стены силы неприятеля, он чувствовал, что начинает сомневаться. Сомневаться в том, что Принципс вообще сумеет собрать настолько большое войско, чтобы разбить армию Аль-Самха. Надеяться на помощь могущественного майордома франкского королевства Карла не приходилось. После того как аквитанский герцог провозгласил себя Принципсом, властителем независимой Аквитании, отношения между двумя правителями трудно было назвать дружественными. Скорее, это были два волка, каждый из которых лишь выжидал момента, чтобы разорвать глотку другому. Что же, теперь на одного из волков напали псы. Быть может, Карлу стоит задуматься о том, что, расправившись с его соперником, эти псы не остановятся и примутся за него самого. Но вряд ли майордому франков происходящее видится также, как ему, Павлу, с высоты крепостных стен осажденной Тулузы.
– Ты думаешь рассмотреть что-то новое?
Павел обернулся и увидел поднявшуюся на крепостную стену Марию. Ветер развевал ее светлые, чуть рыжеватые волосы, а бьющее в глаза солнце заставляло щуриться, от чего ее похудевшее за последние месяцы, но такое же прекрасное, как и раньше лицо, казалось совсем детским.
– Ты зачем здесь? – он шагнул навстречу жене, – а если нас опять начнут обстреливать?
– Так прям и начнут? – многочисленные веснушки, высыпавшие на ее лице, заплясали от смеха, – такая жара, они теперь будут спать весь день до вечерней молитвы.
– Вот, правильно, и ты лучше отдохни. От хождений сил не прибавится, а их сейчас беречь надо.
– Знаешь, – она подошла совсем близко и взяла его за руку, – больше всего сил я трачу, когда о тебе думаю. Где ты, что ты делаешь? А вот сейчас, когда ты рядом, я могу о тебе совсем не думать. Так что получается, меньше всего сил я трачу, когда нахожусь здесь, рядом с тобой.
Павел еле сдерживался от того чтобы не прижать ее к себе и не осыпать ее лицо поцелуями, но поблизости было слишком много посторонних глаз.
– На самом деле, я и так собирался отправить к тебе посыльного, – наконец нашел выход Павел, – хотел попросить твоей помощи.
– Да, и что надо делать? Бить неприятеля? – Мария оглянулась по сторонам. – Где мои лук и стрелы?
– Нет, – Павел усмехнулся, – я знаю, что ты упражняешься, но сегодня твое мастерство нам не понадобится. Есть дело поважнее.
– Что же это? – заинтересовалась Мария.
– Я отправил Губерта с дюжиной воинов в конюшни.
– Ты все же решился? – Мария вздохнула, сильнее стиснув его руку.
– У нас нет другого выхода, – у воинов должны быть силы, чтобы держать оружие. Да и зерна осталось не так много, чтобы кормить им лошадей. Я хочу, чтобы ты там за всем присмотрела. Губерт конечно достойный начальник стражи, но мне будет спокойнее, если ты будешь присутствовать и при готовке, и при раздаче.
– Усылаешь, значит меня, с глаз долой, – Мария улыбнулась, показывая, что разгадала хитрость супруга, – хорошо, я пойду. А то, как бы повара не приступили к трапезе раньше, чем к приготовлению пищи.
– И то верно, сходи, – улыбнулся Павел. Хотя ему и было приятно видеть лицо жены, но все же он будет чувствовать себя спокойнее, когда она спустится с крепостной стены.
Перед тем как уйти она все же не удержалась и поцеловала его. Частая дробь ее шагов уже затихла, а Павел все стоял и улыбался, глядя в сторону лестницы.
– Что-то у магометан неспокойно сегодня, – неслышно подошедший командир лучников Лантфрид заставил Павла вздрогнуть и обернуться, – суетятся больше обычного.
Прикрыв глаза от палящего солнца ладонью Павел несколько мгновений напряженно всматривался вдаль. В гигантском лагере Аль-Самха, обычно затихающем после полудня, становилось все более оживленно. Куда-то мчались, поднимая за собой клубы пыли всадники, выбегали из шатров еле различимые на таком расстоянии фигурки пеших воинов.
– Неужели к штурму готовятся? – Павел удовлетворенно заметил, что в голосе Лантфрида нет страха, – может оно так и лучше будет, чем ждать, когда мы сами с голоду ноги протянем.
Словно подтверждая слова командира лучников о предстоящей атаке, взведенная требушета распрямилась и выплюнула в сторону городской стены очередную каменную глыбу. Пролетев почти над самыми зубьями укреплений, гигантский камень рухнул где-то в городе. Павел увидел, как требушет вновь начали приводить в исходное для метания камней положение. Неужели сарацины думают таким нехитрым способом напугать защитников города? Павел никак не мог понять, что творится в лагере неприятеля. Хаотично мечущиеся среди шатров миниатюрные фигурки вражеских воинов постепенно удалялись, направляясь куда-то к западу.
– Я не пойму, они там что, бьются с кем-то? – Лантфрид, прищурясь, пытался что рассмотреть почти у самой линии горизонта, – точно бьются! Неужели Принципс?
С такого расстояния что-либо разглядеть, а уж тем более понять, кто напал на вражеский лагерь, было невозможно. В любом случае, кто бы это ни был, это был союзник, хотя кто еще мог прийти на помощь осажденной Тулузе, кроме как верховный правитель Аквитании. Павел почувствовал, как кровь забурлила в его венах. Наконец-то!
– Всех воинов к западным воротам! – разнесся над крепостной стеной его голос, – приготовиться к атаке!
– Но разве нас атакуют? – удивился Лантфрид.
– Нас нет, – Павел стиснул пальцы на рукояти меча и горделиво улыбнулся, – атаковать будем мы!
Спускаясь вниз, он торопливо перепрыгивал через несколько ступенек.
– Бегом в конюшню, – приказал он одному из воинов, – седлать всех коней, всадникам, как только будут готовы, собраться у западных ворот. И коня мне, живо!
Воин бегом бросился выполнять приказ, на бегу чуть не столкнувшись с другим, запыхавшимся стражником. Тот подбежал к Павлу, тяжело дыша, с искаженным от ужаса лицом и выпалил непонятное.
– Там… там на площади… она…
– Что? – не понял Павел, – кто на площади?
– Иди, она зовет тебя, – прохрипел стражник.
Павел сделал несколько неуверенных шагов в ту сторону, куда указывал запыхавшийся гонец, а затем ужасная мысль обожгла его мозг, и он побежал так быстро, как ни бегал никогда ни до, ни после этого дня.
Гигантский, выпущенный из требушета камень врезался в стену одного из домов, от чего во все стороны тут же полетели осколки. Один из них угодил пробегавшей мимо злосчастного дома Марии в голову чуть повыше виска. Крови из раны вытекло совсем немного, а лицо и вовсе не пострадало. Когда, растолкав собравшуюся толпу, Павел пробился к жене, она лежала спокойно и едва заметно улыбалась, словно ожидая его появления.
– Господи, как ты напугала меня, – он опустился рядом с ней на одно колено, – а я, представляешь, не весть что подумал.
Мария по-прежнему тихо улыбалась, не обращая на Павла никого внимания. Он схватил ее за руку и пришедшее понимание того, что он держит безжизненную плоть, заставило его скрючиться от боли. Люди в толпе негромко переговаривались, обсуждая произошедшее, когда вырвавшийся из горла Павла безумный, полный боли и ярости вопль заставил их замолчать. А затем длинная, нескладная фигура скрючилась и замерла, обнимая мертвое тело. Никто не решался подойти к Павлу, пока наконец Лантфрид не положил Павлу на плечо руку.
– Пешие воины готовы к выступлению. Всадники тоже.
Павел обернулся и посмотрел куда-то сквозь лучника, словно, не понимая кто он, и что за слова он произносит.
– Не время слез, Павел, – сдержанно произнес Лантфрид, – время битвы. Мертвых мы будем оплакивать по возвращении.
Командир лучников протянул Павлу руку, и тот, ухватившись за нее, неловко встал.