– Да что-то уже расхотелось, – честно признался Хлыстов, – вот, думаю, может спать лечь сегодня пораньше.
– И то верно, – одобрила теща, – пожалуй, и я пойду, прилягу.
Не успела Маргарита Александровна войти в свою спальню, как тут же дверь вновь приоткрылась и на пороге появилась разгневанная Ксюша.
Заскочив в комнату, Ксения заперла дверь на защелку и решительно подскочила к матери.
– Я не понимаю, мама, – тихо прошипела она, впившись взглядом в невозмутимое лицо Маргариты Александровны.
– Конечно не понимаешь. Потому что ты дура. Вся в отца пошла, царствие ему небесное. Ты хочешь, чтобы муж твой карьеру сделал?
– Ууу, – промычала Ксюша нечто неопределенное, не желая вот так сходу соглашаться с матерью.
– «Ууу,» – передразнила Маргарита Александровна, – ну чисто корова. Пролетит Дима мимо должности, вот тогда будет тебе «Ууу», по полной программе будет. Значит так, надо ему ехать в эту экспедицию, пусть едет. Пусть свои черепки ищет, может найдет тот, который ему нужен, я только рада буду.
– Но я, – Ксюша попыталась было что-то сказать, но была бесцеремонно остановлена.
– Заткнись! Твой муж должен поехать в эту командировку. Точка.
Дмитрий Евгеньевич в нерешительности стоял посреди прихожей. Из-за закрытой двери комнаты Маргариты Александровны доносились приглушенные женские голоса. Мать и дочь, очевидно, спорили, причем спорили ожесточенно. Хлыстов усмехнулся. Поддержка со стороны тещи пришлась как нельзя кстати, он уже терял последние силы и терпение в бесконечных разговорах с Ксюшей. Дмитрий Евгеньевич подумал, что после всех этих диспутов неплохо было бы лечь спать пораньше.
Хлыстов уже почти заснул, когда разъяренная Ксюша выскочила из комнаты матери и забежала в спальню. В кармане жены пиликнул телефон, давая знак о том, что получено сообщение.
– Это я тебе фотографию объявления сбросила, – выкрикнула Маргарита Александровна из своей комнаты, – всё-таки пять месяцев по цене трех. Сходи, дочка!
Глава 13, берущая за душу до такой степени, что автор несколько раз всплакнул за время её написания
Когда двери небоскреба разошлись в стороны, пропуская Марию, на улице уже стемнело. Десятки фонарей заливали всю площадь перед зданием искусственным светом. В холле большая часть светильников была выключена, горела лишь пара ламп над входом, да еще две освещали тщедушную фигуру лифтера, облокотившегося на стойку и, как обычно, слушающего невнятное бормотание радиоприемника. Услышав шаги, старик убавил громкость и вышел из-за стойки.
– Поздний визит, – пробормотал он вместо приветствия и моргнул, чувствуя, как в глаз попала соринка.
– Да уж, поздний, – Мария нервно закусила губу, – но лучше поздно, чем никогда.
– Это как сказать, – покачал головой старик и, не став развивать беседу, шагнул к дверям лифта.
Вслед за ним подошла Мария и, чуть помедлив, коснулась рукой сенсорной панели. Когда панель замерцала под ее ладонью, а двери лифта разошлись в стороны, Мария не смогла сдержать разочарованного возгласа.
– Что-то не так? – лифтер удивленно смотрел на нее.
– Все так, – Мария быстро совладала с эмоциями, – музыка почему-то не играет.
Она зашла в лифт и повернулась лицом к дверям, которые в этот раз почему-то не закрывались дольше обычного. Старый лифтер стоял прямо перед ней, ей показалось, что его глаза как-то странно блестят, но скорее всего дело было в неравномерном освещении.
– Прошлый раз ты спрашивала, – неожиданно заговорил с ней старик, очевидно имевший возможность притормозить отправление лифта, – кому из вас двоих, тебе или Магде я бы отдал яблоко?
– Яблоко? – она не сразу поняла, о чем речь, – ах, да. Помнится, ты решил съесть его сам.
Лифтер улыбнулся, его рука скользнула в карман спецовки и извлекла из него здоровенное бело-желтое яблоко, которое вообще непонятно как могло уместиться в небольшом кармашке.
– Я передумал, – старик улыбнулся, обнажив потемневшие, но еще крепкие зубы, – вот твое яблоко. Бери, белый налив, между прочим.
– Спасибо, – Мария взяла яблоко и тут же спохватилась, – говорят, через порог передавать примета плохая, поссоримся.
– Нет, – лицо старика стало угрюмым, – уже не поссоримся.
Двери лифта бесшумно захлопнулись. Мария вздохнула. Из их с Павлом затеи ничего не вышло. Глупо было полагать, что все окажется так просто, и она сможет стать человеком лишь потому, что сама этого захотела. Ведь с Павлом все было совсем иначе, для него это превращение было совершенно неожиданным, это было возмездие. Теперь он обречен стареть, постепенно становиться немощным, зная, что где-то рядом есть она, вечно молодая, вечно прекрасная и вечно недоступная для него Мария.
Она хотела было убрать яблоко в карман плаща, когда почувствовала легкое подобие невесомости. Странно, подобные ощущения она обычно испытывала лишь тогда, когда стремительно опускающийся лифт нес ее вниз, после очередного визита к Максу. Когда же он шел вверх, все тело вжималось в пол, наливаясь тяжестью.
Сейчас лифт несомненно опускался. Мария отступила к дальней стене и подняла голову, вглядываясь в стремительно мелькающие на небольшом табло цифры. Двадцать девять… сорок четыре… шестьдесят семь…
Цифры на экране мелькали так быстро, что уследить за ними не представлялось возможным даже для нее. Единственное, что было отчетливо видно, это маленькая черточка в левой части экрана, обозначающая знак минус.
Минус сто. Двери лифта распахнулись. Мария прижалась спиной к стене и так стояла, не дыша. За спиной неподвижно застывшего Алекса, на противоположной стене гостиной она увидела знакомую картину Мунка, точно такую же, как та, что совсем недавно висела в гостиной Макса. «Интересно, у них обоих оригиналы? – неуместная мысль промелькнула в сознании, словно убегающая от кота мышь, – и почему они вешают на стены одно и то же?»
Алекс некоторое время удивленно ее рассматривал, потом ухмыльнулся и, отступив на шаг, сделал приглашающий жест рукой.
– Ну выходи, коль приехала.
Она по-прежнему не могла пошевелиться.
– Выходи, говорю, чего комедию ломать, – голос Алекса прозвучал более настойчиво, – а то я ведь могу зайти, помочь, – он усмехнулся. – Что так смотришь, не веришь? А зря! Это я уехать на нем не могу, а зайти – запросто.
Страх Мария победить не смогла, он все также сжимал ее в своих безжалостных объятиях. И тем ни менее, она, сделав сначала один неуверенный шаг, а потом еще, медленно вышла из лифта и застыла прямо перед Алексом.
– Молодец, героическая женщина! – похвалил тот и улыбнулся. – О, яблочко! Это мне?
Он забрал у Марии яблоко и понюхал его.
– Надеюсь, не отравленное? А то ведь не зря говорят, бойтесь данаек, дары приносящих. Ладно, чем черт не шутит, попробую.
Он вгрызся зубами в яблоко и аппетитно прочавкал.
– Очень даже ничего. Вкус знакомый какой-то. Словно когда-то давно в детстве пробовал, но где не могу вспомнить.
Алекс на мгновение нахмурился и еще раз понюхал яблоко.
– Не, не может быть, чтоб оттуда, – пробормотал он и вновь впился зубами в сочную мякоть, – теперь, красотка, давай с тобой разберемся, а то ведь одними яблоками сыт не будешь. Даже такими.
Глаза Алекса потемнели, а лицо постепенно начало меняться. Мария с ужасом видела, как сквозь человеческие черты начинает проступать его истинный облик. Она попятилась назад и уткнулась спиной в закрытые двери лифта. Неужели это все? Как быстро… Двадцать три года человеческой жизни и тысяча триста лет ангельской в одно мгновение пронеслись перед глазами.
– Почему? – прошептала она, обращаясь к Тому, кто больше не хотел ее слышать.
– Почему? – ухмыльнулся Алекс, – ты спрашиваешь, почему?
За несколько мгновений его облик полностью преобразился. С тела исчезли все волосы, включая ресницы над ставшими абсолютно черными, неживыми глазами, исчезла голубая рубашка-поло, исчезли модные, не доходящие до щиколоток брюки, да и вообще вся остальная одежда, вместо идеально остриженных и отполированных ногтей мощные узловатые пальцы теперь украшали острые, размером с медвежьи когти, а из оскаленной пасти выпирали не меньшего размера клыки.
– Я объясню тебе, дева, почему он низверг тебя, – прорычал тот, кто совсем недавно был Алексом. – Твой дружок, Павел, по глупости своей и самонадеянности не исполнил волю своего господина, за что был отвергнут и возвращен в человеческий мир. Его будущее пока сокрыто от меня, но, думаю, он проживет долгую по человеческим меркам жизнь и быть может даже получит второй шанс на то, что вы в слепоте своей и глупости зовете спасением. А знаешь почему?
Повелитель тьмы расхохотался Марии прямо в лицо, от чего ее обдало жаром, словно из раскрытой печи.
– Потому что он всю свою долгую, нелепую жизнь будет страдать. Страдать каждый день, оплакивая твою погибель, причиной которой стал он сам. Ведь это он подтолкнул тебя к предательству. Ты, предала своего господина, более того, ты надеялась в этом предательстве обрести выгоду.
Неожиданно, он подмигнул Марии и произнес вполне по-человечески, с легкой, отеческой укоризной.
– Оно так часто бывает, думаешь по-быстрому выиграть, сделал ставку и проиграл, – он вздохнул, – не в ту игру, дева, ты сыграть удумала, да и не с теми, кто тебе по зубам.
Два гигантских черных крыла взметнулись в стороны, закрывая от Марии свет многочисленных висящих на потолке светильников.
– А вот тебя на зубок попробовать можно, – прогремел голос и черные крылья сомкнулись за спиной Марии, заключив ее в гигантский кокон, из которого было уже не вырваться.
…
Вино или шампанское? Павел никак не мог определиться, поэтому купил в супермаркете и то, и другое. Вернувшись домой, он убрал шампанское в холодильник, а вино, немного поколебавшись, поставил на подоконник, после чего занялся приготовлением ужина. Их первый настоящий совместный ужин более чем за тысячу лет! Начало новой, человеческой жизни. Павел налил на сковороду масло и улыбнулся, не каждому дается шанс прожить вторую жизнь. Должно быть, она преподнесет им немало сюрпризов. Два куска свиной шейки, еще утром замаринованные в винном ук