– Не удалось, значит, тебе в историю войти, Юра, – хмыкнул лифтер, – ну это ничего, там и без тебя много лишних людей.
Размеренно читающий текст диктор вдруг замолчал, а когда через несколько секунд вновь заговорил, голос его звучал взволнованно.
– Как только что нам сообщили, потерпел крушение пассажирский самолет Боинг -777. Катастрофа произошла почти сразу после вылета, лайнер даже не успел набрать заданную высоту. По появившейся только что, но пока еще непроверенной информации, причиной трагедии стали действия командира экипажа Геннадия Булаева. Сразу после взлета он сумел вывести из строя второго пилота, после чего вышел на связь с диспетчером аэропорта. Геннадий Булаев заявил, что не видит дальнейшего смысла в своем существовании после того, как узнал об измене своей жены. На просьбу диспетчера подумать о ни в чем не виноватых пассажирах, летчик лишь спросил: «А чем они лучше меня? Почему я должен умереть, а они нет?», после чего сеанс связи оборвался, а самолет спустя несколько секунд исчез с экранов радаров. Как нам сообщили в аэропорту вылета, на борту лайнера находились двести девяносто три пассажира и восемь членов экипажа. Мы будем ждать новой, уточняющей информации об этом трагическом происшествии.
…
Вступая в схватку, никогда нельзя быть уверенным в ее исходе. Иногда проигрывает явный фаворит, от которого вдруг отвернулась фортуна, а иногда фаворита и вовсе нет, противники примерно равны в силе и мастерстве. Макс знал, что он проиграл. Это было совсем не первое и отнюдь не последнее его поражение. Великое множество неудач растворилось в прошлом, быть может еще большее число ждет его впереди. Может ли служить утешением, что число побед было отнюдь не меньшим? Разве что с точки зрения статистики. Но сейчас, глядя как медленно растворяется, исчезает с игрового стола доска уже ненужными фигурами Гранина, Рокотова, Минниханова и многих других, оказавшихся втянутыми в эту историю вопреки своей воли, Максу было вовсе не до сравнения общего числа побед и поражений. Он знал, что со временем он вновь увидит многие фигуры, только уже на других досках, в других партиях, но некоторые уже не появятся никогда. Их он не смог спасти, хотя многие в него верили, верили до самого последнего момента, пока стремительно набирающий скорость Боинг с диким ревом не ударился о землю.
Доска окончательно растворилась. Исчезла. Игра была окончена. Точнее, была окончена партия, одна из многих миллионов, которые разыгрывались одновременно на множестве досок, которыми был заставлен огромный, уходящий в бесконечность стол.
Макс моргнул, прогоняя непрошенную слезу. На месте исчезнувшей доски был виден черный матовый квадрат столешницы. Макс моргнул еще раз и увидел, как только что освободившееся место заполняется новой доской. Ее очертания постепенно становились все четче, затем из ниоткуда на ней одна за другой начали появляться фигуры.
– Как же я устал, – пробормотал Макс, глядя на заставленное десятками фигур игровое поле. Он сжал руки в кулаки и яростно выкрикнул. – Как же устал, отец! Сколько можно мучить меня?
– Потерпи, – возник из ниоткуда тихий шепот, – потерпи, сын мой!
– Отец, – на измученном лице Макса проступила слабая улыбка, – ты меня слышишь? Я так устал, мне надо отдохнуть.
С трудом переставляя ноги, Макс дошел до дивана и обессиленный на него рухнул. Подложив ладонь себе по щеку, Макс вновь улыбнулся и прошептал.
– Я только немножечко.
– Спи сынок, спи! – тихо прошептал в ответ старик и бросил взгляд на часы. Повинуясь его взгляду, стрелки часов замерли. Время остановилось. Замерли холодные, серые волны залива, замерли в небе раскинувшие крылья вечно голодные чайки, замерли, спешащие по своим делам люди.
Лифтер убрал под стойку ненужный ему пока радиоприемник. Вместо него на столешницу он поставил шахматную доску с расставленными на ней фигурами. Партия была в самом разгаре. Черные только что сделали ход и съели белую пешку. Старик склонился над доской и задумался. Теперь был ход белых.
…
Проводив долгими взглядами отъезжающую от подъезда скорую, Дмитрий Евгеньевич позвонил одному из своих коллег, уже ехавших в аэропорт, и объяснил, что сегодня улететь никак не сможет, но постарается присоединиться к группе в самое ближайшее время. Закончив разговор, он хмуро посмотрел на жену, та отвернулась, не выдержав его пристального взгляда.
Вместе они зашли в подъезд и молча дождались, когда успевший умчаться на восьмой этаж лифт, вновь вернется вниз. В лифте они тоже молчали, каждый уставившись в свою точку на грязной стене лифта. Лишь, войдя в квартиру и разувшись, Хлыстов наконец нарушил затянувшееся молчание.
– Ну, дорогуша, а теперь самое время поведать мне, что за таинственная поездка в Краснодар у тебя намечалась? К кому это ты туда намылилась?
– Ни к кому, – равнодушно ответила Ксюша. За последний час она так измоталась и морально и физически, что теперь чувствовала только одно желание – лечь и молча долго лежать, уставившись в потолок, а потом закрыть глаза и наконец уснуть, – ни к кому я в Краснодар не намылилась. Я и в Краснодар вовсе не собиралась ехать.
– Я вообще-то ваш разговор слышал неплохо, своими ушами слышал.
Хлыстов прошел на кухню и, обнаружив на столе недопитый бокал с коньяком, сделал большой глоток, после чего уселся на стул, закинув ногу на ногу. Ксюша, осторожно ступая, чтобы не пораниться о все еще лежащие на полу осколки стекла, тоже подошла к столу и заняла оставшийся стул.
– Все-то ты слышишь, что не надо, – грустно вздохнула она и взяв со стола уже почти пустой бокал допила остающийся в нем коньяк, – а ведь могли бы все всем быть довольны.
Хлыстов, сложив на груди руки, молча ждал продолжения.
– Помнишь, мы пару дней назад здесь на кухне ругались? А потом мама пришла и вдруг тебя поддержала.
– Ну, было дело, – кивнул Дмитрий Евгеньевич.
– Было. Я после этого пошла к ней в комнату, чтобы понять, что вообще происходит. А потом, когда вышла, сказала тебе, что вы оба ненормальные, но с вами двумя спорить сил у меня не хватит. Помнишь?
– Да все я помню, – раздраженно бросил Хлыстов. – Что из того, что я это помню?
– А то, что пока я была у нее в комнате, я поняла кое-что еще.
– И что именно? – Хлыстов попытался иронично улыбнуться, но получившаяся кривая улыбка больше походила на гримасу отчаяния.
– Сейчас расскажу, – Ксюша столь же успешно попыталась улыбнуться ему в ответ, налей только еще чего-нибудь, только не такого крепкого.
– Не крепкого у нас нет. Я тебе коньяк с соком разведу, нормально будет.
Хлыстов достал из холодильника литровую пачку апельсинового сока, наполнил бокал почти до краев, после чего добавил совсем немного коньяка. Себе он достал еще один бокал, в который вылил все, что еще оставалось в бутылке. Бокалы негромко звякнули, соприкоснувшись воздухе, после чего каждый сделал по небольшому глотку.
– Я весь во внимании, поторопил Дмитрий Евгеньевич супругу.
– Ну, слушай, – начала свой рассказ Ксюша.
…
Заскочив в комнату, Ксюша заперла дверь на защелку и решительно подскочила к матери.
– Я не понимаю, мама, – тихо прошипела она, впившись взглядом в невозмутимое лицо Маргариты Александровны.
– Конечно не понимаешь. Потому что ты дура. Вся в отца пошла, царствие ему небесное. Ты хочешь, чтобы муж твой карьеру сделал?
– Ууу, – промычала Ксюша нечто неопределенное, не желая вот так сходу соглашаться с матерью.
– «Ууу,» – передразнила Маргарита Александровна, – ну чисто корова. Пролетит Дима мимо должности, вот тогда будет тебе «Ууу», по полной программе будет. Значит так, надо ему ехать в эту экспедицию, пусть едет. Пусть свои черепки ищет, может найдет тот, который ему нужен, я только рада буду.
– Но я, – Ксюша попыталась было что-то сказать, но была бесцеремонно остановлена.
– Заткнись. Ты хочешь на море. Мама это уже слышала. Хочешь на море, поезжай на море, не привези только потом оттуда гадость какую-нибудь. Ладно, надеюсь на это у тебя мозгов хватит. Хотя, если честно, я уже сомневаться стала, что они у тебя вообще имеются.
– Мама, – только и смогла в очередной раз за день произнести ничего не понимающая Ксюша.
– Объясняю, бестолковым, – усмехнулась Маргарита Александровна, – хочешь на море, поезжай на море, с мужем только зачем ругаться? Мужа любить надо. А то ведь как он должность получит, вокруг него сразу, поди, рыбы кружить начнут Студенточки всякие, аспиранточки. Я ж была в вашем институте как-то раз, видела в каких юбках они там ходят. Точнее, их-то я видела, а юбок не очень углядела.
– Ну зачем ты выдумываешь, у нас приличный университет.
– Ой, тоже мне, университет. Сейчас любая богадельня – университет. Не важно! Главное, что девок у вас там в коротких юбках немеряно шастает и помоложе тебя будут, да и пофигуристей. Ты тоже, кстати, могла бы на фитнесс походить, а то зад наела, скоро шире моего будет.
– Что я наела? – Ксюша повернулась боком к высокому, во весь рост, зеркалу, украшавшему дверцу шкафа и внимательно осмотрела свое отражение, – нормально у меня там все.
– Что ты наела? И там наела, и бока, вон, уже выпирают. Следить за собой надо!
– Ты мне вначале объясни, как я на море попаду, если ты с Димочкой во всем соглашаться удумала, – процедила Ксюша, – а уж потом, коли у меня ума хватит тебя понять, мы и мой зад обсудить сможем. И вообще, может я там на море пилатесом заниматься буду, подтяну форму.
– Знаю я, какой там пилатес, – вздохнула Маргарита Александровна и покосилась на дверь, проверяя закрыта ли задвижка. Убедившись, что дверь заперта, женщина махнула рукой, указывая на кровать, – сядь, послушай, чего тебе умный человек скажет.
Ксюша неохотно заняла указанное ей место и нетерпеливо уставилась на мать.
– В общем так, у меня есть одна знакомая, Магда Григорьевна. Она, конечно, еще молоденькая, но ума, скажу тебе, ей не занимать.
– Магда? Странное имя. Это кто ж она будет?