– Эгре вряд ли появится быстро, – усмехнулся герцог. – Думаю, он не обидится, если вы потанцуете, пока его нет. Или вы боитесь, что Бернар вас опять оскорбит?
Я горячо начала уверять, что не боюсь: не хватало только разозлить герцога вместо того, чтобы заручиться его поддержкой. Ничего, у меня еще будет возможность рассказать, что собой представляют и тот, кого он считает своим сыном, и тот, кого он считает беспокоящимся за безопасность герцогства.
Когда «маркиз» повел меня в танце, чувство неправильности, возникшее при его появлении в зале, усилилось, и я никак не могла понять, почему, пока мой партнер не улыбнулся очень знакомо и не сказал с привычными интонациями:
– Инорита, жаловаться нехорошо.
Вот теперь все стало на свои места, а если закрыть глаза, то больше не казалось неправильным. Сразу вспоминался поцелуй под дубом, который так беспокоил меня в последнее время и который я постоянно чувствовала вне своего желания. Слишком необычные ощущения он подарил. Зато теперь я с уверенностью могла сказать: руки на моей талии принадлежали жениху, а никак не тому, за кого он пытался себя выдать. Наверное, тоже поскупился на тактильную составляющую.
– Глаза закрываете, потому что стыдно мне в лицо смотреть? – насмешливо спросил он.
– Вовсе нет. – Глаза я открыла и решила сразу дать ему понять, что его нынешняя игра для меня секретом не является: – Анри, на что я могла жаловаться? На то, что вы меня поцеловали? Думаете, герцог бы проникся и пригрозил вам смертными карами, а то и лишил занимаемой должности?
– Если уж вам приспичило назвать меня по имени, – после короткой, почти неуловимой заминки, ответил «маркиз», – могли бы сначала узнать, что меня зовут Бернар. Не помню, чтобы я вас целовал, но это мы всегда можем исправить. Прямо сейчас. Хотите?
– Бернаром зовут маркиза де Вализьена, – усмехнулась я. – Вы же Анри, граф Эгре. Неужели вы думали, что я вас не узнаю? Нет, личина у вас безупречна, не волнуйтесь, сквозь нее ничего не пробивается. На расстоянии вас от настоящего маркиза не отличить.
«Маркиз» усмехнулся. Знакомой такой улыбкой, но неподходящей для лица Бернара. Тот бы сейчас наверняка опять скорчил одну из тех гримас, на которые был мастер и которые подходили к его лицу намного больше, чем к лицу иноры Маруа.
– И, кстати, герцог в курсе представления, которое вы устраиваете? Не вводите ли вы его в заблуждение, как и остальных в этом зале?
– Вас же, как оказалось, не ввел, – не стал больше отпираться Анри. – Кстати, как вы догадались?
– Вы мне не ответили, знает ли герцог об этом безобразии?
– Знает и поддерживает. К сожалению, маркиз не может присутствовать на балу, а пищи для слухов он и без этого дал предостаточно за последнее время. Поэтому и решили, что под его видом на балу появлюсь я, но ненадолго. Не волнуйтесь, Шанталь, у вас будет возможность потанцевать с женихом, о которой вы переживали. Не помню, чтобы вы обещали ему первый танец, но он согласен и на второй. И на третий. В компенсацию пропущенного первого.
Его игру я не приняла.
– Вам не удастся обмануть тех, кто хорошо знает маркиза или вас, – заметила я. – Вы ведете себя в точности как глава герцогской безопасности, а не как он.
– Откуда вам знать, как ведет себя маркиз? Вы же его видели всего один раз, и то в не слишком вменяемом состоянии. Вполне может быть, что в состоянии обычном он похож на меня намного больше, чем вы думаете.
Я лишь насмешливо приподняла брови. Бернар на Анри не походил ничуточки, даже когда не притворялся инорой Маруа. И если мой жених переставал казаться глыбой льда, он не становился безалаберным разгильдяем, не обращающим внимания на собственную безопасность. Попади он в ситуацию, подобную той, в которой сейчас Бернар, уверена, он бы уже из нее вышел без потерь, или с потерями, но незначительными. Уж Анри не торчал бы под женской личиной столько дней.
– Не уверена, что у кого-то возникнет желание копировать ваши привычки вплоть до мелочей, – все же сказала я.
– Право, интересно, ваша наблюдательность распространяется на всех или ограничивается мной одним.
Говорить, что у меня была возможность сравнить, не стоило. Анри поймет все правильно и так, как нужно ему самому. Его руки на моей талии продолжали тревожить и при открытых глазах. Но главное – путались мысли и хотелось говорить о другом. Пожалуй, зря я начала этот разговор.
– Если это польстит вашему самолюбию, считайте, что ограничивается, – холодно ответила я. – Если вам неприятно, могу понаблюдать за кем-нибудь еще.
– Почему же неприятно, напротив, – улыбнулся он. – Наблюдайте. Для меня это, конечно, оказалось неожиданностью, но приятной.
– Вот еще, наблюдать за вами, – недовольно сказала я. – Этим и без меня есть кому заняться. Мне не нравится наш разговор, давайте поговорим о чем-нибудь другом.
– Давайте, – легко согласился он. – Почему вы сказали, что хотели пожаловаться герцогу, что я вас поцеловал? Это же неправда, поцеловали меня вы. Кстати, почему вы это сделали, Шанталь?
Этот разговор мне нравился еще меньше, тем более что ответа на вопрос я не знала.
– Почему это неправда? – делано возмутилась я. – Да, сначала я поцеловала вас. По-дружески поцеловала. А потом уже вы поцеловали меня. Так что все честно. И потом, у меня оснований жаловаться на ваш поцелуй намного больше, чем у вас – на мой.
Потому что я его не могу забыть. Потому что мне кажется, что тот, кто так целуется, не может быть преступником, и я пытаюсь найти ему оправдание. Потому что мне хочется повторить это безобразие. Даже сейчас хочется, хотя я вижу перед собой Бернара, говорящего голосом Бернара. И лишь некоторые движения и интонации заставляют мое сердце биться чуть чаще, чем следует. Не давала покоя мысль о том, что под этой оболочкой скрывается Анри, отчего он казался еще более притягательным, чем если бы сейчас был в собственном обличии.
– И какие же у вас основания? – любезно поинтересовался «маркиз».
– Ваш поцелуй был слишком неприличным.
– Не более неприличным, чем любой поцелуй жениха и невесты, – усмехнулся Анри. – Когда двое любят друг друга, ничего неприличного между ними не остается. Но вернемся к тому, почему вы все же меня поцеловали.
Пожалуй, сейчас я бы предпочла вернуться к тому, какие отличия имел облик лжемаркиза от маркиза настоящего. Тема поцелуев слишком опасна. Игра, в которую Анри играл много дольше, чем я, правила которой он знал назубок, как и свои сильные и слабые стороны. Думаю, меня он тоже видел насквозь и сейчас лишь развлекался. Эта мысль отрезвила, и я внутренне собралась, хотя в голову так и не приходило ни одного путного ответа.
– Вы были очень убедительны, – выдала я первое, что пришло в голову. – Так убедительны, что я не устояла. Да и обстановка была столь романтичная: в тени векового дуба и все такое.
– Птички на ветвях пели… – Анри меня поддержал, хотя усиленно пытался не расхохотаться, на что указывали дергающиеся уголки его рта. – А розы на клумбе так благоухали, что заставили вас растерять остатки здравого смысла.
– Да, розы у вас пахнут совершенно безнравственно, – подтвердила я. – Вы, наверное, специально подбирали сорта, чтобы бедные инориты полностью теряли благоразумие.
– Уверен, что уж вы-то его не потеряли, – не слишком любезно ответил Анри. – И у вашего поцелуя имелась иная причина.
Его проницательность меня не порадовала. Неприлично заявлять подобное девушке, которая делает все, чтобы жених уверился в ее полных и безоговорочных любви и восхищении.
– Какая же причина, по-вашему, толкнула меня на столь странный поступок?
Я попыталась улыбнуться как можно более беззаботнее.
– Сейчас это неважно, – ответил он. – Чего бы вы ни добивались, итог вышел не таким, на который рассчитывали. Зря вы это сделали, Шанталь.
Испугалась я много сильнее, чем когда мне казалось, что Анри может открыть, кто спрятан под видом иноры Маруа. Неужели все мои чувства и желания являются для него открытой книгой? Ментального воздействия я не ощущала, но, возможно, столь опытному специалисту достаточно обычного наблюдения?
– Почему?
Я старательно улыбалась, делая вид, что ничего особенного не происходит.
– Потому что у меня появилось желание довести нашу помолвку до логического конца в Храме, – неожиданно ответил он.
– А раньше не хотелось? – заинтересовалась я.
– Не хотелось, – ответил он.
Собственно, его слова подтвердили мою уверенность, что при заключении помолвки он руководствовался чем угодно, кроме чувств ко мне. Но оставалось непонятным, почему вдруг он говорит об этом сейчас, и столь странно говорит. Тон его отличался от обычного, но это и не была манера Бернара.
– И что заставило вас изменить первоначальное решение?
– Вы, Шанталь, – ответил он. – Видите ли, я не могу забыть наш поцелуй, как ни пытаюсь. И поскольку, что бы вы там ни говорили, инициатором поцелуя были вы, начинаю думать, что я вам тоже не безразличен.
Я не знала, что ему на это отвечать. Я не была уверена, что все это не игра, что он не пытается таким образом заручиться моей поддержкой в своих махинациях. Причина, по которой он ко мне посватался, да еще столь некрасивым образом, также была неясна. Слишком много между нами стояло чего-то неопределенного, зыбкого, чего-то такого, что не позволяло даже думать о возможности совместного будущего.
– Не говорите пока ничего, Шанталь, – неожиданно сказал Анри. – Вернемся к этому разговору позже. Когда придет время.
Глава 24
На вопросительный взгляд «иноры Маруа» я лишь покачала головой. Больше поговорить с герцогом мне не удалось. После танца Анри подвел меня к отцу, а потом через некоторое время пригласил уже в собственном виде. «Маркиз» же в зале больше не появлялся. Наверное, глава герцогской безопасности побоялся, что несоответствия замечу не только я, но и кто-то посерьезнее. От предложения полюбоваться розами, в этот раз герцогскими, я отказалась, поскольку не думала, что их красоты отвлекут жениха от меня. И это изменившееся отношение тревожило, поскольку я не могла понять, насколько оно искреннее. Не является ли это попыткой повлиять на меня для каких-то, известных только Анри, целей?