Размышляя таким образом, я все же дошла до сейфа и нерешительно потянула дверцу, которая распахнулась сразу, словно только этого и ждала. Футляров с драгоценностями было множество, но привлекли меня не они: взгляд зацепился за фигурку, которую в деталях описывал Бернар.
Мне бы радоваться, что я ее нашла тут же. Но я так расстроилась, что не сразу решилась вытащить. Значит, Анри точно замешан. Как это не-осторожно с его стороны – хранить столь компрометирующие вещи в местах, где их может увидеть всякий и убедиться в преступных наклонностях лорда Эгре…
Я осторожно взяла фигурку в руки. Артефакт был неактивен, возможно, потому, что из него извлекли тот красный кристалл, что ярко сиял при проведении ритуала. Артефакт перекочевал из сейфа за мой корсаж, а я начала лихорадочно искать кристалл, который требовалось найти до появления Анри. В глубине души шевелилась надежда, что жених не столь уж виноват: вдруг ритуал был не тем, что подумал Бернар. Мысль оставить находку в сейфе я отбросила, хотя и очень хотелось: нельзя нарушать договоренности. Да и если Анри действительно замешан во всех этих штучках с запрещенной магией, брак с ним для меня закончится так же, как и для его покойных жен. Нет, мне нужна трезвая голова, а значит, из нее необходимо выбросить все эти глупости о поцелуях и всем таком. Глупости не выбрасывались, но я постаралась сосредоточиться на поисках.
Я пересмотрела все шкатулки и футляры с драгоценностями, но искомого кристалла там не было, поэтому перенесла свой интерес на верхнюю полку с бумагами. Возможно ли, что кристалл там, где-нибудь в глубине, за папками и стопками листов? Чуть их сдвинула, чтобы удобнее было засунуть руку, и на пол упал листок, который лежал сверху. Это было незаконченное письмо. Любовное письмо от Анри к какой-то там Коринне, полное таких выражений, что краской я залилась вся: от кончиков ушей до кончиков пальцев на ногах.
Отшвырнула от себя эту бумажку, словно содержимое из нее могло перейти через кожу в меня и отравить. Потом опомнилась, подняла с пола и посмотрела на дату в робкой надежде, что письмо старое, а то, что оно так хорошо сохранилось, – результат магической защиты бумаг внутри сейфа. Но нет, Анри был чрезвычайно аккуратен, и в верхнем уголке листа красовалась сегодняшняя дата.
Итак, что мы имеем? Анри зачем-то посватался ко мне, но влюблен в эту самую Коринну, чтоб у нее все волосы вылезли по непонятной целителям причине. Хотя на ней он почему-то не женится. Не может или не хочет? То, что влюблен, и влюблен взаимно, сомнению не подлежит, иначе не писал бы такие письма с подробностями прежнего свидания и страстным желанием следующего. Мне он и близко ничего подобного не говорил, даже наедине. Впрочем, наедине разговорами мы не занимались. Какая же я дура!
Письмо я аккуратно положила на стол и на него сложила все с верхней полки. Кристалла там тоже не было. Тогда я начала перебирать остальные бумаги. Зачем? Сама не знаю. Остальные-то письма Анри наверняка давно ушли к адресату. Злые слезы подступали к глазам, но пролиться я им не давала: еще чего не хватало, разнюниться в доме врага.
Да, Анри именно враг. Больше его писем не было, зато в одной из папок обнаружились письма Коринны, из которых явно следовало, что была она замужней дамой, но изменяла мужу с удовольствием и завидным постоянством. Как я ее понимаю… Представляю, что он говорит ей наедине, если пишет подобные письма. Одно из писем любовницы Анри я сложила и отправила к артефакту. Думаю, он не заметит пропажи: вон их сколько, этих писем. Одним больше, одним меньше – какая разница? Или мой жених перечитывает их каждый вечер с бокалом в руке и печалью в душе? Ничего, для вечернего чтения осталось предостаточно, да и Коринна наверняка напишет ему пачку новых, чтобы не скучал.
Папку я старательно завязала, как было, и извлекла остальные. Вдруг среди них есть и та, с компроматом на моего папу.
За этим занятием и застал меня Анри. Появился он очень тихо и до смерти меня перепугал, поскольку подошел сзади и спросил:
– А чем это занимается моя невеста?
Очень холодно спросил. Словно имел на это право.
– Ищу бумаги на моего папу, – честно ответила я.
– Довольно бессмысленное занятие, – заметил Анри и попытался меня обнять. Получил по рукам и с некоторым удивлением продолжил: – Да и оставлял я вас, Шанталь, не для того, чтобы вы рылись в документах государственной важности, а чтобы выбрали украшения для нашей свадьбы.
Его любовные письма – документы государственной важности? Надо же! Или у него в планах подмена правящей династии? Но какое отношение имеет к этому Коринна?
– Не знала, что документы государственной важности начинаются со слов «Коринна, любовь моя», – ехидно заметила я. – Теперь буду. А в конце наверняка должна стоять подпись «твой сладкий зайчик».
– Шанталь, я к вам со всем доверием, а вы читаете мои письма, – укоризненно сказал Анри. – Некрасиво.
– Во-первых, оно само выпало. А во-вторых, еще более некрасиво, что вы меня обманываете. Только не надо говорить, что я неправильно поняла это письмо, там других толкований быть не может.
– Шанталь, – мягко сказал Анри, – оно не дописано. Вы не можете знать, чем бы оно завершилось.
На его лице не было ни малейших признаков стыда или неудобства передо мной, лишь легкое сожаление, что я увидела не предназначенное для посторонних.
– Хотите сказать, что собирались написать о разрыве? Не поверю.
– Шанталь, давайте забудем про это глупое недоразумение, – завораживающим глубоким голосом сказал Анри. – Все, что у меня было, было до вас.
– Вы начали писать письмо сегодня, – обвиняюще сказала я. – Сегодня, Анри. Поэтому никак не можете сказать, что все это было до меня.
– Экая вы наблюдательная, – усмехнулся жених. – Для моих подчиненных великолепное качество, а вот для жены – не уверен.
От понимания его целей я оставалась все так же далеко. Крайне неосторожно было согласиться на это перемещение. Сейчас мы с ним в кабинете вдвоем. Кто знает, может, и меня от несчастного случая отделяет лишь одно слово? И будут в траурном списке графа Эгре две жены и одна невеста.
– Анри, верните меня домой, – попросила я. – Этот разговор не имеет смысла. Вам меня не убедить, что особа, которой вы писали, для вас ничего не значит.
– Я и не собирался вас в этом убеждать. Она значит для меня много, – неожиданно ответил Анри. – Но вы значите больше. Поверьте мне, Шанталь.
Ему удалось меня обнять, но я уперлась руками ему в грудь и постаралась отстраниться как можно сильнее. Слова – это только слова, верить я не собиралась, пусть он и намеревался убедить меня доступным ему способом. Я старалась не смотреть Анри в глаза, но чувствовала, как тает моя решимость. Хотелось верить. Верить в то, что я для него значу нечто большее, чем обычная фоска в большой игре, затеянной с непонятными мне целями. Пусть козырная, но все же – фоска.
– Верните меня домой, – твердо повторила я. – Наше отсутствие слишком затянулось и становится неприличным. Инора Маруа невесть что подумает.
– Это-то и обидно, что подумает невесть что, – ответил Анри. – В то время как ничего не было. Может, исправим, пока не поздно?
– Уже поздно. Отпустите меня.
Его руки жгли мою спину, словно были раскаленными прутьями. Но болела не спина, болело что-то глубоко внутри. Хотелось расплакаться, но позволить себе я этого не могла.
– Шанталь, мне очень жаль, что все так получается. Может, дадите мне шанс?
– Шанс на что?
Обмануть бедную наивную инориту, только что вышедшую из пансиона, не иначе. Не зря нас монахини предупреждали, что мужчинам ничего не стоит обвести вокруг пальца доверчивую девушку, особенно когда она сама хочет обмануться. Обмануться и забыть, что она что-то видела и что за корсажем лежат артефакт и письмо, компрометирующее неизвестную Коринну. А может, и самого Анри. Не зря же он хранит письма не просто в ящике письменного стола, а в сейфе.
– Шанс на нечто большее, чем фиктивная помолвка, – ответил Анри.
Спрашивать, сколько девушек уже давали ему этот шанс и чем все это заканчивалось, я не стала. И так понятно, что правды не услышу, пусть мне сейчас честно сказали, что помолвка – фиктивная.
– Зачем вам это? Вы же меня не любите, – просто ответила я. На последних словах голос дрогнул, но я взяла себя в руки и продолжила почти спокойно: – Я не буду рассказывать посторонним про эти письма, если вас это беспокоит.
А Бернар не посторонний, он замешан в этой истории даже больше, чем я. Ему я могу показать и рассказать. Может, он знает особу-адресата, тогда мы сразу найдем болевую точку лорда Эгре.
– Шанталь, я понимаю, что ситуация сейчас не в мою пользу. Страшно представить, что вы обо мне думаете. Но вы все неправильно поняли. Видите ли, моя работа имеет некоторые особенности. Не всегда делаешь то, что нравится.
– Я поняла, вы писали с глубоким отвращением к адресату. А теперь верните меня домой или… или… или я закричу. Громко.
Сил сопротивляться уже не оставалось, и будь Анри чуть понастойчивее, я бы уже упала к нему на грудь и самозабвенно рыдала, а он меня успокаивал нежными поцелуями, которые бы меня полностью убедили в ошибочности суждения. Но нет, он вздохнул, и через мгновение мы стояли в гостиной, из которой не так давно Анри меня перенес в свой кабинет. И сразу я перестала чувствовать его руки на спине. Неожиданно это показалось огромной потерей. Словно я лишилась столь необходимой поддержки.
При нашем появлении папа, нервно вышагивающий по гостиной, бросился ко мне и возмущенно сказал:
– Шанталь, чем ты думала, когда согласилась телепортироваться с лордом Эгре? А вам, лорд Эгре, должно быть стыдно. Вы же не неопытный юнец, не понимающий, чем могут закончиться такого рода… – Папа неопределенно повертел рукой в воздухе и закончил: – …Прогулки.
– Почему это, инор Лоран, мне должно быть стыдно показывать своей будущей жене фамильные драгоценности?
– И сколько у вас драгоценностей, что их показ занял столько времени? – сварливо сказала «инора Маруа». – Или некоторые требовали слишком пристального изучения? Некоторые, принадлежащие лично вам?