— Нет! — глаза сверкали зелеными льдинками.
— Арина, — Кирилл вышел из кухни и мягко опустился перед дочкой на колени. — Ты меня помнишь?
Илона рванула ко мне и схватила за руку с такой силой, что оставляла синяки, не давая шевелиться. У меня от ярости в глазах потемнело.
— Помню, — ответила дочка, переключая внимание от меня. — Ты мне помог… Я думала….- она бросила быстрый взгляд на меня и ничего не сказала. — Коленка уже не болит.
— Ты помнишь, что я сказал тебе тогда, солнышко? — спросил он, улыбнувшись мягко-мягко.
— Ты сказал, что нужно уметь защищать себя. Что тот мальчишка… не имеет права обижать меня. И что я могу защищать себя, если кто-то пытается обидеть.
— Верно, солнышко. Послушай… твою маму тоже… обидели. И… теперь она должна защитить себя… понимаешь?
Я снова дернулась, но Илона держала меня мертвой хваткой.
— Кто ее обидел?
Кирилл сглотнул, нервно проведя рукой по волосам.
— Плохой человек. Очень плохой, малыш.
— Я хочу помочь ей!
— Да, дорогая… но помнишь, ты сама не захотела жаловаться маме, так? Потому что ты гордая и сильная, верно?
— Да….
— Мама у тебя такая же. Она сама справится. Но хочет, чтобы ты была спокойной, понимаешь? И ей легче будет… — он задел волосы Арины, погладил по голове.
Арина задумалась, посмотрела на меня, заставляя улыбнуться ей. Перевела глаза на Кирилла.
— Ты поможешь ей? Как мне?
Я сжала руки в кулак, готовая убивать.
— Я сделаю все, что смогу…. — ответил он, а серых глазах промелькнула тоска. — А вы с бабушкой пока поживете в моем доме. Там красиво, Арина. Там есть сад с абрикосами, персиками и черешней. И море рядом. Слышала шум моря?
Арина смотрела на него с неподдельным интересом, её упрямство сменилось детским любопытством. Она немного расслабилась, глаза её заблестели, когда он упомянул сад и море. И хотя её маленькое лицо всё ещё выражало настороженность, я видела, что в душе она уже уступает.
— Там… правда есть море? — её голос смягчился, и она взглянула на меня, будто проверяя, разделяю ли я её волнение.
— Да, правда, — подтвердил Кирилл, его голос был низким, почти нежным. — И когда захочешь, сможешь ходить туда с бабушкой. Посмотришь, как закаты уходят за горизонт, и услышишь, как волны шепчут на берегу. А мама… через пару недель прилетит к тебе.
— Мам? — большие глаза устремились ко мне.
— Да… — я освободилась от рук Илоны и подошла к дочери, обняла ее, — да. Я приеду. Как только смогу.
— Мам… — глаза наполнились слезами, но я знала, она уже приняла решение.
— Котенок мой, — я прижалась к дочке, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая ее запах — домашний, родной. — Езжай….
— Я люблю тебя, мам.
— И я люблю тебя, солнышко.
Она отстранилась от меня сама. Кивнула, стирая слёзы с лица, и ещё раз взглянула на Кирилла, который стоял чуть поодаль, наблюдая за нами с какой-то непонятной смесью грусти и решимости.
— Ты мне обещал, — бросила ему с видом королевы и, решительно взяв бабушку за руку, пошла следом за своим сопровождающим, оставляя меня одну.
Когда двери за ними захлопнулись, сердце сжалось так, что на секунду мне показалось, что я потеряю сознание.
Я поднялась на ноги, посмотрела на Кирилла, сделала шаг к нему.
И от души шарахнула его шокером!
— Никогда. Не. Смей. Приближаться. К. Моей. Семье! — кричала я. Кирилл не успел даже отреагировать, когда разряд тока пронзил его тело, и он резко дёрнулся, падая на колени.
16
— ЭЭЭЭ, ты его так убьёшь, — заметила Илона, перехватывая мою руку. Кирилл рухнул на пол без сознания лицом вниз.
— Вот блядь… — пробормотала я, пока Илона переворачивала его на спину и проверяла пульс. — Живой?
— Да что с ним будет? — пожала она плечами, поднимаясь. — Полежит минут 10 — очухается.
Я тяжело вздохнула, чувствуя, как отступающая ярость сменяется гулкой пустотой. Силы оставили меня, и я просто опустилась на скамейку в прихожей, наблюдая за неподвижным Кириллом, который теперь казался ещё более беззащитным и жалким. Илона выпрямилась и скрестила руки на груди, её взгляд стал суровым, но в то же время слегка насмешливым.
— Может… его хоть на диван переложить? — спросила лишь бы что-то сказать.
— Уже пожалела? — ехидно ухмыльнулась Илона.
— Нет, — отрицательно покачала головой.
— Ну тогда пусть валяется, не мешает ведь. Сам очухается. Если в туалет пойдем — ну переступим, делов-то.
Я снова посмотрела на него, едва ли узнавая в этом человеке своего давнего мучителя. В этой жалкой фигуре, растянувшейся на холодном полу, не осталось ни той силы, ни той угрозы, что так долго отравляли мне жизнь. И на какой-то миг, глядя на его беззащитность, я почувствовала облегчение — не потому, что наконец-то отомстила, а потому, что увидела в нём не врага, а сломленного человека.
Однако через 10 минут Кирилл в сознание не пришел, а на шее у него разгорался огромный, красный ожег.
— Твою мать, Илон, я похоже его убила….
— Да нет, дышит, но в следующий раз хотя бы мощность шокера проверь. На худой конец в кладовке лопата есть. Машина большая, в багажник поместится…
— Илона… — пробормотала я, чувствуя, как начинает дрожать голос. — Шутки закончились. Что, если я реально переборщила? Я ведь только хотела… — осеклась, осознавая, как глупо это звучит.
Илона, присев рядом с Кириллом и внимательно осматривая его ожог, усмехнулась, но всё-таки заметила в моих глазах настоящую тревогу.
— Ладно-ладно, без лопаты обойдёмся, — сказала она, тяжело вздохнув. — Он в сознание рано или поздно придёт. У него кожа тонкая, к тому же он устал, вот и «вырубило» крепче, чем обычно. Давай пока поставим ему компресс, иначе останется здоровенный шрам, и вот тогда объясняй всем, что это «семейная драма». Хватит, что ты его в нокаут отправила, этого уже достаточно, — добавила она, сдерживая усмешку. — Так, я на кухню за льдом, ты присматривай за чучелом.
Она ушла в кухню, оставляя меня над неподвижным телом.
Кирилл, в обычное время выглядевший неприступной скалой, сейчас казался слабым и сломленным. Даже в бессознательном состоянии его лицо сохраняло следы боли и усталости, словно он наконец столкнулся с последствиями своих поступков. Я не могла удержаться от лёгкого, еле слышного вздоха, смотря на него с противоречивыми чувствами — смесью гнева и неожиданной жалости.
Через минуту вернулась Илона с пакетом льда, который обмотала в полотенце и положила рядом со мной.
— Держи, — протянула она, присаживаясь рядом. — Знаешь, думаю, это был первый и последний раз, когда он позволил кому-то выбить из себя дух, — она усмехнулась. — Как ощущения?
— Честно? — я приложила лед к мощной шее, — Охуенные!
— Хм, — она подняла шокер с пола, — хорошая штука для снятия напряжения. Может, когда этот в сознание придет, мне его тоже шарахнуть? Интересно понять, что ты чувствуешь….
Я не удержалась от слабой улыбки, всё ещё держа лед на его шее.
— Знаешь, Илон, я бы даже не возражала, — вздохнула я, прикладывая лед к ожогу и чувствуя, как ледяной холод постепенно проникает сквозь пальцы, смягчая остатки гнева. — Но, может, дадим ему прийти в себя хотя бы для начала?
— Это можно. Кстати, советую его еще и по почкам пнуть. Для закрепления урока. И это можно сделать прямо сейчас.
— Может, и так, — наконец сказала я, снова прикладывая лед к шее Кирилла, — но, боюсь, если продолжу, не смогу остановиться. Черт, Илона, у тебя мазь есть от ожогов? Выглядит ужасно.
Илона закатила глаза, но снова встала.
— Еще тратить лекарства на этого…. — ворча снова ушла на кухню, оставляя нас одних.
Я снова посмотрела на Кирилла, который всё ещё лежал без сознания. В тишине, когда Илона на минуту покинула нас, мне показалось, что все звуки стали громче — капли воды, медленно стекающие в раковину, едва слышное шуршание ткани под моими пальцами, собственное дыхание.
Этот человек, которого я так долго боялась, лежал передо мной беспомощным, и, впервые, страх перед ним исчез, оставив лишь странное чувство пустоты и жалости. У меня было такое чувство, что мой мозг сам пытается избавиться от ужаса прошедших часов, стирая из памяти самые острые моменты. Мои пальцы слегка онемели от холода льда, который таял от тепла нашей кожи. Капли стекали Кириллу на рубашку, на затылок, под ним уже натекла приличная холодная лужа.
Лед в полотенце уже почти растаял, и мои руки стали мокрыми. Я осторожно убрала его с его шеи, чувствуя, как тёплая капля воды скатилась с моего пальца на кожу Кирилла, оставляя после себя едва заметный след.
— Держи, — Илона подала мне тюбик с мазью.
Я открыла крышку, выдавила несколько капель и на несколько секунд замерла, не решаясь прикоснуться к Кириллу.
Смотрела на мазь, которую выдавила на пальцы, и на его кожу — влажную от растаявшего льда, с красным следом ожога, растянувшимся по шее. Это было странное, почти нереальное ощущение. Несколько часов назад я готова была ненавидеть его до последнего вдоха, но сейчас, когда он лежал беззащитный, эта ярость казалась далёкой и чужой.
— Давай, — коротко подбодрила Илона, её взгляд был всё таким же твёрдым, но не осуждающим. Она, казалось, понимала, что мне нужно время, чтобы осознать этот момент.
Я наконец прикоснулась к его шее, осторожно втирая мазь в покрасневшую кожу. От прикосновения его тело слегка дёрнулось, и на мгновение я затаила дыхание, ожидая, что он вот-вот очнётся.
— Почему он так поступил со мной? — подняла я глаза на Илону. — Ты же знаешь?
Она отвела глаза.
— Знаю.
— Почему? Илона, он ведь вообще меня первый раз видел? Почему? За что? Да мы до этого пересекались, виделись, но даже знакомыми не были. Я не подставляла его, не… за что?
— У каждого…. Свои демоны, Агата, — поморщилась Илона. — Иногда мы просто попадаем не в то место и не в то время.
— В смысле?
— Ты…. Попала под горячую руку….И это не оправдание, Агата! Вообще не оправдание!