— Нет, — отрезала она. — Вы не дети. Сели, играем дальше.
Я сжала губы, чувствуя, как паника и напряжение переплетаются внутри, но понимала, что спорить с Илона сейчас было бесполезно. Её взгляд был холодным, как сталь, и она будто не замечала нашего смятения, словно всё происходящее было лишь частью её тщательно выверенного плана.
Кирилл с таким же подавленным выражением снова взял карты, его лицо оставалось невозмутимым, но пальцы чуть подрагивали, выдавая внутреннее напряжение. Он избегал смотреть в мою сторону, будто сам не знал, как реагировать на то, что только что произошло.
Я не могла сосредоточится на картах, поэтому снова закономерно проиграла.
Когда карты легли на стол, подтверждая мой проигрыш, я почувствовала, как внутри всё сжалось. Весь этот абсурд с карточной игрой, правилами, навязанными Илона, и напряжением, которое было почти осязаемым, тяготил, но сопротивляться казалось бесполезным. Илона посмотрела на нас обоих с холодной решимостью, будто это было лишь испытанием, которое нужно было пройти.
Кирилл медленно выдохнул, взглянув на меня с вопросом в глазах, но, как и прежде, без настойчивости. Словно он понимал, что от этой странной и нелепой игры зависит нечто большее, чем просто соблюдение условий.
— Это только игра, — тихо сказал он, не отрывая взгляда. В его голосе слышалась едва заметная хрипотца, возможно, от волнения или усталости, и неожиданно в этом было нечто успокаивающее.
Я коротко кивнула, стараясь подавить внутренний протест, и позволила ему снова приблизиться, ощущая, как его дыхание касается моей кожи. На этот раз он замер около меня на несколько секунд, давая лишь ожидание поцелуя. Когда коснулся губ, был слегка настойчивее, смелее, даже нежнее. Невольно сердце пропустило несколько ударов.
Когда он наконец отстранился, в его глазах мелькнуло что-то глубокое, почти уязвимое, словно этот короткий момент показал нечто большее, чем просто следование правилам нелепой игры. Я задержала дыхание, осознавая, что сама не ожидала такой реакции, и вдруг почувствовала, как щёки заливает жар.
Илона наблюдала за нами с выразительным, оценивающим взглядом.
А после — выиграла Кирилла и меня.
Усмехнулась, посмотрев на нас и подошла к Кириллу. Встала напротив него, наклонилась и поцеловала так, что мне стало жарко. Я торопливо отвела глаза, чувствуя, что эта игра становится уже совсем не игрой, затрагивая то, о чем я забыла на долгое время.
На этот раз Кириллу пришлось сдерживать себя, подчиняясь нашей мучительнице.
— Учитесь, салаги, — хмыкнула она самодовольно.
Кирилл, несмотря на всю свою выдержку, выглядел ошарашенным, лицо его покраснело, дыхание было сбито. На мгновение он выглядел так, словно не знал, что сказать или сделать дальше, словно контроль, который он так старательно держал, пошатнулся.
И снова с легкостью жонглера она уделывает меня под орех, но проигрывает Кириллу, оставляя нас.
Внутри начинал подниматься жар, я снова почувствовала, как внутри образовалось странное, жгучее чувство, которого не ожидала от себя.
Кирилл выглядел не лучше, но склонившись надо мной сдерживал себя настолько сильно, насколько мог. Он наклонился ко мне, и я почувствовала его дыхание, горячее и неровное, совсем рядом. Моя собственная реакция удивила меня: сердце стучало так, что казалось, ещё немного, и он услышит его ритм. Своими губами он опалил мои, уже не столько спрашивая, сколько давая. Я дрогнула, неосознанно отвечая. Слабо, не понимая, что вообще делаю. Он вздрогнул, позволяя себе чуть больше, чем раньше.
А когда отстранился выглядел взъерошенным и даже немного испуганным. Как и я сама.
Мы молчали, и, наверное, этот миг был слишком долог, чтобы оставаться комфортным. Кирилл слегка провёл рукой по волосам, пытаясь вернуть себе спокойствие, но по его слегка затуманенному взгляду и неровному дыханию было ясно, что он, как и я, не ожидал того, что произошло.
Илона снова раздавала карты.
Мне хотелось вскочить и уйти, но ее грозный и насмешливый взгляд заставил сидеть ровно.
Кирилл тоже не двигался, хотя его напряжение было заметно — пальцы крепко сжимали карты, а взгляд, направленный на стол, избегал встречи с моим. Ощущение острого жара, которое только что завладело мной, теперь сменилось беспокойством и растерянностью. Я не могла понять, как чувствовать себя рядом с ним теперь, после того, что происходило с нами сейчас.
Внезапно Илона легко выиграла Кирилла и сдала карты мне.
В голове резко зашумело. Я закрыла глаза, пытаясь справиться с тем, что происходит. Илона выразительно подняла бровь, бросая мне вызов.
— Кир, руки за спину, — велела она.
Кирилл послушно сцепил руки за спиной, его взгляд был почти каменным, как и лицо. Но когда я наклонилась к нему, как раньше она — его дыхание почти остановилось. Я коснулась его сама, чувствуя, как он отвечает. И от этого внутри поднималось сумасшедшее ощущение невесомости. Жар разгорался все сильнее, охватывая все тело. Я теряла контроль над собой, а Кирилл и не помогал его удержать.
Я чувствовала, как дрожат его крепко сцепленные за спиной руки, как дрожит он сам. Мои руки непроизвольно скользнули на широкие плечи, слегка обняли его шею. Я не могла остановиться.
Щелкнула камера, еще раз и еще. Я моргнула, отстраняясь от Кирилла, и словно очнулась. Илона стояла перед нами, её телефон направлен в нашу сторону, её взгляд был спокойным и непроницаемым, а уголки губ дрогнули в лёгкой, почти торжествующей улыбке.
— Твою мать, Илона! Ненавижу тебя! — вырвалось у меня от ярости.
Представляю, как я выглядела: растрепанная, с горящим от жара лицом, обнимающая! Сама обнимающая того, кого ненавидела всем сердцем.
— ААА! — гнев требовал выхода, и я, схватив чашку с кофе, швырнула ее в стену.
А после вылетела из комнаты, впервые чувствуя себя действительно непонятно кем с пониженной социальной ответственностью.
21
— Все, истерика закончилась? — Илона постучала ко мне в комнату через пол часа, когда я успела принять холодный душ и немного успокоится. Злость, которую я чувствовала, еще кипела внутри, но я уже успела ее немного потушить.
— Иди в задницу, — огрызнулась я, расчесывая мокрые волосы.
— Пошли, погуляем, — она не обратила ни малейшего внимания на грубость. — Не психуй, Кир сейчас у себя.
— Мне вообще плевать где он, лучше всего если пойдет и утопиться в озере!
— Там рыбы перемрут тогда, а я на обед хочу свежей копченой форельки.
Илона с невозмутимым видом вошла в комнату, словно абсолютно уверена, что я уже отошла от недавнего взрыва. Её спокойствие только подливало масла в огонь, но я старалась сдержаться, сосредоточившись на расчесывании.
— Пошли, — повторила она тоном, не терпящим возражений. — Нам всем сейчас нужна передышка, и тебе, моя дорогая, в том числе.
Я резко положила расческу и бросила на неё раздражённый взгляд.
— Илона, хватит контролировать меня каждую секунду. Я сама справлюсь.
Она усмехнулась, скрестив руки на груди.
— Я вижу, как ты справляешься, — фыркнула она. — Все, поднимай жопу, день шикарный, грех такой в номере проводить. Пошли к озеру прогуляемся, рыбу половим на обед. Умеешь рыбачить?
— Да, — буркнула я, все еще злясь.
Мы вышли из здания и направились к маленькому озеру, напротив елового леса, где нас уже ждали две удочки, наживка и ведро.
— Есть что-то, что ты не умеешь делать? — спросила я Илону.
— Есть. Печь блины и готовить сырники, — отозвалась она, ловко насаживая червя на крючок. — И с детьми не лажу. Если честно, вообще не ебу как с ними себя вести. В отличие от Кирилла.
Я остановилась на мгновение, с любопытством посмотрев на Илону.
— Кирилл? С детьми? — недоверчиво переспросила я, пытаясь представить его в такой роли. — Ты серьезно?
Илона усмехнулась, забросив удочку в озеро, и села на старое поваленное дерево у берега.
— С твоей дочерью он управился лучше тебя, — ехидно заметила она, заставив меня скрипнуть зубами.
— Еще раз к ней подойдет — руки вырву, — пообещала я, тоже закинув удочку. — Как он вообще посмел лезть к ней в парке?
— Он любит там бывать, — пожала плечами Илона. — Ищет то, чего у него никогда не будет. Вас увидел… хм… случайно… У тебя клюет.
Я резко рванула удочку, подтягивая на себя леску и снимая увесистую рыбину.
— Ого, с почином! — прокомментировала Илона, пока я снимала ее с крючка. — Хороша!
Я бросила рыбу в ведро и снова закинула удочку.
— Ты сегодня поступила подло, Илона.
— Чем? Заставила вас поцеловаться? Это делают миллионы людей в мире, если что. А то, что у вас обоих взыграли гормоны — в этом тоже я виновата?
— Чего ты добиваешься, Илона? Хочешь, чтобы я… что? Забыла? Простила?
— Хочу, чтобы ты сыграла свою роль как по нотам! — резко ответила она. — Потому что, чтобы развидеть то, что было на этой записи, людям нужно дать не просто красивые слова и фальшивые улыбки! Людям нужно дать искренние чувства! Мать твою, Агата, ты что, до Кирилла ни с кем не спала? И Арина у тебя от святого духа?
Я сжала удочку, чувствуя, как внутри снова поднимается волна гнева. Илона, как всегда, пробиралась к самой сути, не боясь задеть, надавить, вынудить посмотреть на вещи без иллюзий.
— Это не одно и то же, Илона, — прошипела я, стараясь держать голос под контролем. — Спать с кем-то, кого ты любишь, и изображать чувства к человеку, который тебя…
— Который что? — её взгляд был твёрд и немного насмешливый. — Ненавистен? Бесит? Или к которому тянет, несмотря ни на что? А, Агат? Или я что-то неправильно поняла?
— Это и бесит… — выдохнула я, признавая поражение.
— Вы связаны друг с другом в такой плотный клубок из чувств, что без литровой бутылки водки не разобрать. И это — нормально. Знаешь, Агата, гораздо хуже, когда ты не чувствуешь ничего! Когда ты не можешь ни полюбить, ни возненавидеть.
— Можем закончить это сегодня, — помолчав, добавила она. — Раз и навсегда. Сейчас придем к Кириллу и скажем, что ты уезжаешь. Он переведет на твой счет любую сумму, которую ты скажешь — хватит, чтобы даже в другую страну уехать. Даже больше, ведь он точно знает, сколько будет стоить скрыться от этого кошмара. Оставишь его разбираться с дерьмом самого, что будет для него весьма полезно. Я его не брошу, конечно, но он станет моим вторым провалом за карьеру. Найду ему адвокатов хороших, может добьемся условного осуждения. Но это будут уже не тв