Утром, подъезжая к зданию районного МВД, еще раз про себя повторила линию защиты. Машина Климова уже стояла не далеко от здания, однако, по договоренности зайти он должен был лишь через пять-семь минут после меня.
Я подкорректировала выражение лица, приняв спокойный и уверенный вид, затем вышла из машины и направилась к зданию. На входе привычно попросили документы, и на несколько секунд мне показалось, что всё слишком буднично для такого момента. Но сразу за дверями меня встретил внимательный взгляд сотрудника, проводившего до нужного кабинета, словно я была не гостьей, а важным объектом.
— Агата Викторовна, — в кабинете, довольно мрачном и холодном, меня встретил милый симпатичный мужчина, лет 45–50, одетый не в форму, а в простые джинсы и водолазку, с холодными, пронзительными и колючими голубыми глазами. Его показная улыбка на меня не подействовала — я знала таких типов и внутри слегка похолодела, на меня действительно спустили цербера. Причем серьезного. — Капитан Лощин, — представился он. — Можно просто Иван Федорович.
Руку я пожала, сильно сдавив ладонь и сразу показывая, что сдаваться не намерена.
— Чай, кофе? У нас, правда, только растворимый, — посетовал он.
— Ничего не нужно, капитан, — я спокойно откинула назад косу и посмотрела ему в глаза. — Хотела бы знать, для чего меня вызвали на… опрос.
— Агата Викторовна…. — он вздохнул, — нам поступил…. Сигнал…. О том, что против вас было совершено противоправное действие по ст31 Ук РФ.
— Здорово, — пожала я плечами, — и откуда поступил? Потому что я ничего об этом не знаю.
Он помолчал, постучав рукой по столу и подумав. А после повернулся ко мне полностью.
— Агата Викторовна, давайте играть друг с другом не будем, ладно? То, что с вами сделал этот урод…. Это полный кошмар. Я видел ваше лицо, видел как он брал вас…. Не самым приятным образом… и он понесет за это ответственность.
Я нервно глянула на часы на стене, предполагая, что через несколько мгновений появится адвокат. Внезапно во всем здании сработала сирена. Посмотрела на капитана, на чьем лице застыла улыбка.
— Что происходит?
— Увы, Агата Викторовна, — вздохнул он, — в здании объявлен план «Крепость»*…. Но это ведь не плохо — поговорим спокойно, никто отвлекать не станет.
Я почувствовала, что холодею — поддержка ко мне не придет, все ходы и выходы из здания — заблокированы.
Но внешне даже не дрогнула. Павел раньше всегда говорил, что не сядет играть со мной в покер — владеть лицом я умела.
— К чему этот цирк, капитан?
— Агата, — он наклонился ко мне чуть ближе, — я понимаю, что скорее всего Богданов или запугал вас до смерти или купил ваше молчание. Но посмотрите на ситуацию с другой стороны: вы никогда не думали, сколько женщин еще могли пострадать от него? Вы думаете вы одна подверглись от него изнасилованию?
Слова ударили в голову как пощечина. Но я лишь сильнее стиснула зубы.
— Агата, он опасен. Сегодня, ради спасения своей задницы, он готов вас на руках носить, а завтра…. Что он сделает завтра? Выбросит на помойку? Вам ли не знать таких мужчин? В опасности вы, ваша дочь…. А если он и ее решит…
Тошнота подкатила к горлу, а подлая сука-память услужливо подбросила разговор Кира с Ариной. Эти слова резали, как нож, но я не позволила себе ни на секунду выдать внутреннюю дрожь. Пытаясь держаться собранно, я встретила взгляд капитана с едва скрываемым презрением, несмотря на то, что в голове хаос уже набирал обороты. Его обвинения были как яд, проникающий в самые слабые и уязвимые места. Мои пальцы непроизвольно сжались, и я почувствовала, как ногти вонзаются в ладони.
— Капитан, вы границы переходите, — зло сказала я, снова вонзая ногти в ладонь. — Вы спросили меня — я вам ответила. У меня нет к Кириллу претензий, как и самого изнасилования не было. Было свидание двух любящих людей в ссоре. Кстати, мое заявление о нарушении неприкосновенности частной жизни уже написано и зарегистрировано! Насколько я знаю, от Кирилла Алексеевича поступило ровно такое же. Ст 137 УК РФ, напоминаю….
— Хорошо… — он помолчал, а потом вызвал в кабинет какую-то женщину в форме. Та вошла, отдала честь и принесла большой экран. — Давайте разбираться по фактам, Агата.
Он включил проектор и на экране замелькали кадры той страшной записи. Не смотря на всю выдержку, я побелела, чувствуя жуткое головокружение. Второй раз видеть это было еще хуже, чем первый.
Вот Кирилл смотрит со мной на город, его глаза хищно блестят из-за стекол очков. Наклоняется к моей шее. В его глазах и прикосновениях есть даже некая нежность, точно он и сам еще не верит, в то, что я стою рядом с ним. Его поцелуи становятся все требовательнее, все сильнее, точно он сам себя распаляет в своей злобе и ярости.
Я чувствовала, как задыхалась под этой навязчивой, холодной жестокостью образа на экране — как будто это был чужой человек, а не тот, кого я знала.
Женщина в форме сохраняла нейтральный вид, но её присутствие добавляло тяжести. Капитан сидел рядом, внимательно следя за каждым изменением на моем лице, не упуская ни одной детали, как хищник, готовый в любой момент вцепиться в слабое место. Его голос прозвучал мягко, вкрадчиво:
— Видите, Агата. Эти действия не похожи на случайность или на дружеское недоразумение. Всё говорит об агрессии, о жажде власти. Или вы по-прежнему не хотите видеть правду?
Я резко отвернулась от видео и посмотрела на следователя.
— Вам это нравится, да? Копаться в чужом белье? А меня больше интересует, кто передал вам запись? И почему до настоящего времени не расследовано МОЕ заявление? — спросила резче, чем следовало.
— Агата, — мягко покачал головой капитан, полностью игнорируя мои вопросы, — ваша боль понятна. Это…. Отвратительно. Вы же понимаете, что оставшись безнаказанным, он снова сделает тоже самое… не с вами, с другими женщинами. Подумайте…. В ваших руках наказать того, кто сделал с вами подобное.
Мои руки сжались в кулаки, чтобы удержать дрожь, с которой я едва справлялась, глядя в его глаза, полные этого странного профессионального сочувствия, которое не приносило никакого облегчения. Я смотрела на капитана, пытаясь сохранить холодный взгляд, несмотря на бушующую внутри бурю.
— Вы говорите, что понимаете мою боль, — произнесла я сдержанно, хотя внутри всё кипело. — Но поверьте, вы не представляете, что это значит — видеть себя в роли доказательства, видеть, как вашу жизнь выворачивают наизнанку, как делают частью игры, где каждый кусочек моего прошлого используется, чтобы создать этот спектакль. Да, черт, мне больно…. Потому что мою слабость, мою любовь, мои ошибки используют против того, кто мне дорог! И потому что вместо того, чтобы расследовать это преступление, вы стараетесь заставить меня признаться в том, чего не было! Это называется принуждение к даче показаний, капитан, — не думать, не ассоциировать, не вспоминать. Я — не она, Кирилл — не он!
Следователь пожал плечами и снова включил запись.
Я смотреть не хотела, но понимала, что потребуй прекратить — они начнут давить еще сильнее. Кадры на экране сменяли один другой, мои крики и мольбы отпустить резали уши.
— Эта сцена мне особенно отвратительна, Агата, — снова поставил на паузу капитан, — смотрите, ваше лицо искажено от боли, а он не собирается вас жалеть.
Меня стало тошнить, но я досчитала до десяти. И промолчала.
— Агата, там двенадцать часов записей, время у нас есть. Вы хотите посмотреть их все?
Я сжала руки еще крепче, будто это могло помочь удержать контроль. Уголки губ дрогнули, но я не позволила себе выдать ни эмоций, ни слабости. Следователь наблюдал за мной, будто пытался поймать малейший проблеск смятения, что бы это ни стоило.
— Видимо придется…. Вы любитель порнухи, капитан? Что ж, давайте смотреть…
Мой телефон резко завибрировал. Краем глаза я заметила, что за этим страшным разговором прошло больше двух часов. Звонил Кирилл.
— Прошу прощения, капитан, должна ответить.
— Сидеть, — приказал следователь.
— Я арестована? Мне предъявлены обвинения? — я прищурилась, зло глядя на сидевшего передо мной мужчину.
— Нет, что вы, — резко успокоился он и…. смахнул телефон со стола. Тот упал на каменный пол с тихим треском. Звонок прервался, по экрану пробежала сеть трещинок.
Я смотрела на разбитый экран телефона, чувствуя, как внутри поднимается волна ярости. Подняла взгляд на следователя, стараясь сдержать голос ровным.
— Это уже переходит все границы, капитан, — произнесла я, прищурив глаза. — В следующий раз, когда вы решите проявить такое «гостеприимство», подумайте, не обернется ли это против вас. Порча чужого имущества! Вы уже букет статей себе насобирали!
Он сочувственно и насмешливо покачал головой.
— Прошу вас, Агата, давайте без драмы. Я виноват, бывает. Приношу извинения за неловкость. Компенсирую потерю… позже. Когда выйдете отсюда…. Через пол часа, или час…. Или вечером…. Или…. Завтра. Это зависит от того, как быстро снимут режим…. Увы.
— А режим снимут, когда я ваши бумажки подпишу, да, капитан?
Он только многозначительно улыбнулся.
— Смотрим дальше, Агата?
— Вы зря стараетесь. Вы ищете то, чего не было. Хотите продолжать просмотр — ради бога. Давайте смотреть.
Я держалась из последних сил, глядя на женщину на экране, держалась, чтоб не заплакать, не закричать, не сдаться. Ненавидела Кирилла снова и снова.
Стиснула зубы, заставляя себя сидеть прямо, не показывать ни слабости, ни страха, несмотря на рвущие душу кадры, мелькающие на экране. Я видела каждое искаженное болью выражение своего лица, каждое отчаянное движение, и с каждым новым кадром внутри что-то разрывалось, кусок за куском.
— Ненавидите его, да? — капитан даже не пытался скрыть, как внимательно изучает каждую эмоцию, проскакивающую у меня на лице.
— Нет… — прошипела сквозь зубы. — Нет…
Пронзительный крик с экрана заставили на секунду вздрогнуть и дернуться.