Да эту историю еще долго не забудут, запись не сотрется из памяти тысяч людей, но информационные потоки в мире настолько сильны, что уже через пол года эта новость будет вытеснена другими, более жаркими и горячими. И только политтехнологи будут разбирать этот случай как классический пример атаки и контратаки.
Я шла по коридору, ощущая, как с каждым шагом распутываются нити, связывавшие меня с этой историей и с Кириллом. Каждый вздох наполнял грудь странной легкостью и пустотой одновременно. Кирилл нашел свою почву, вернул силу и уверенность, и мне больше не нужно было держать его на плаву — он держался сам, даже лучше, чем раньше. Всё постепенно возвращалось на свои места, и впереди маячил мой собственный, давно забытый берег. Спокойная работа, дом, уютное возвращение к себе — к той жизни, что казалась далекой, но сейчас снова звала, обещая передышку и покой.
Поужинала в тихой, спокойной и совершенно не пафосной кафешке, где в толстовке с капюшоном и в джинсах меня никто не узнал. Странно было за прошедшее время впервые выйти на улицу без страха быть узнанной и замеченной. Просто сидеть за длинной стойкой у окна и наслаждаться обыкновенным дюнером с обыкновенным кофе. Чувствовать и грусть и радость одновременно, и обиду и понимание, что так и должно все быть. Позвонить родным через планшет и уже честно сказать им, что скоро я буду с ними. Слышать заливистый смех дочки и радостную улыбку бабушки.
— Агата, родная, у тебя все хорошо?
— Да, бабуль, — я утерла выступившие на глаза слезы. — Я от радости плачу. Скоро к вам приеду… Соскучилась до чертиков. Вы это, кота прикормленного, вакцинируйте… нам его еще через границу домой везти. Узнайте хоть, что нужно….
— Можно, мам? — счастливо взвизгнула Аринка, прижимая безропотное, чудовищно страшное существо с несуразной мордой к себе. Кот только покорно лизнул ее в нос.
— Нужно, малышка. Мы в ответе за тех, кого приручили…. Он теперь без нас не сможет. Вот бабуля, и сбылась твоя мечта — в доме снова мужик появится….
Меня прервал телефонный звонок.
Я глянула на экран, и снова почувствовала боль в душе. На экране светилось имя Кирилла. Сердце ёкнуло, и привычные за последние месяцы смесь радости и горечи накатила новой волной. Я пару секунд смотрела на телефон, как будто надеясь, что это звонок уйдёт сам собой, но он не прекращался. С трудом, но приняла вызов.
— Да, Кирилл.
— Агата…. — голос его дрогнул. — Я пока на работе. Скорее всего сегодня домой не вернусь…
— Хорошо. Конечно… — ответила спокойно и сдержанно, возвращаясь к тому давно забытому тону делового общения, который использовала на работе. Больше мы друг другу ничем не обязаны.
В его голосе прозвучала напряженная пауза, словно он пытался сказать что-то еще, но не находил слов. Он, видимо, понял холод в моем ответе и замолчал, окончательно превращая разговор в сухой, деловой обмен фразами.
— Тогда… не буду тебя задерживать, — наконец произнес тихо. — До связи.
— До связи, — отозвалась я, чувствуя, как слова застревают в горле, и быстро завершила разговор, чтобы не дать ему услышать, как дрогнул мой голос.
После звонка ощущение пустоты стало почти невыносимым. Казалось, что разговор расставил всё на свои места, точно подтвердив: мосты, которые связывали нас с Кириллом, окончательно разрушены. Я провела пальцем по экрану, где еще несколько мгновений назад светилось его имя, и осознала, что, несмотря на все, он останется в моей жизни, пусть даже просто как память. Закрыла глаза, уронила голову на руки и почувствовала, как из глаз хлынули слезы боли, тоски и обиды.
Последующие дни стали намного более спокойными и рабочими. Визит федералов продолжался почти три дня, напрочь сорвав всю пленарную неделю, проведенную в усеченном варианте. Впрочем, никто от этого ничего не потерял, все готовились выйти на финишную прямую на выборах. Я свою роль играла до конца, отойдя сейчас немного назад, предоставляя Кириллу быть на первых ролях везде, где только можно. Мы выиграли как публичную, так и аппаратную войну, поэтому подвохов от кампании больше не ждали.
Илона, как обычно, была в своем репертуаре, устраивая настоящий хаос вокруг, но её привычные резкие высказывания и метания по штабу скорее поднимали настроение, чем напрягали. Она ругалась на всех подряд, включая меня и Кирилла, но это уже стало чем-то вроде утешительного ритуала, напоминающего о завершении проекта.
Я всё больше отдалялась от Кирилла, чувствуя, что наш сложный союз ради общего дела подошел к своему естественному финалу. Мы оба не говорили об этом вслух, но с каждым вечером молчаливо расставляли точки над "i", закрывая двери своих комнат и позволяя друг другу возвращаться к собственным жизням. Время от времени он сообщал мне новости или делился рабочими моментами, но это были уже дежурные фразы, не больше. Я старалась уйти к себе пораньше, чтобы провести вечер за длинными разговорами с Ариной и бабушкой — они словно вернули мне кусочек жизни, утраченной за всё это время.
В этих беседах я снова ощущала, что мир, в котором я была нужна и где меня любили просто за то, что я есть, был не здесь, а там, среди близких людей.
А по ночам тихо плакала от тоски и осознания того, что расставание с Кириллом будет не простым для меня. Иногда, глядя в ночной потолок комнаты, думала, что может встать, прийти к нему, обнять. Дать волю тому чувству, что проросло во мне за эти недели?
Но понимала — нет у нас шанса. Даже если он не оттолкнёт сейчас, дальше будет только хуже.
В субботу, накануне выборов, звонок бабули застал меня на кухне, где я готовила себе кофе. Кирилл был дома, но сидел в своем кабинете.
— Агата, мы сделали котику все прививки и чип. Но доктор сказал, что прежде чем нас пустят через границу — придется ждать 30 дней… там что-то с прививкой от бешенства связано…
— Ну… блиин…. — вырвалось у меня. — Ладно, что-нибудь придумаем, — я поставила планшет на стол, чтобы видеть бабулю. — Думаю с Кириллом мне удастся договориться, чтобы он подержал кота в доме. Потом заберем.
— Как он? — тихо спросила бабуля.
— Нормально все. Устаканилось. Думаю, через неделю я смогу к вам приехать, — краем глаза увидела, что Кирилл заходит на кухню и кивнула ему. — У вас все нормально?
— О, дорогая, у нас все супер! Вчера ездили в дельфинарий, сегодня у нас прогулка в парке…. Нам ни в чем не отказывают, Агата.
— Бабуль… — я замялась, краем глаза замечая, что уходить с кухни Кир не собирается, напротив, он демонстративно сел в глубокое кресло, не скрывая того, что слушает разговор. — Вы там…. ты Арину немного останавливай, ладно…. Я там вам… перевела немного… хватит жить за чужой счет…. Ладно?
Глаза Кирилла зло прищурились, губы поджались.
— Агата, родная, ну что ты такое говоришь? — смутилась бабушка, покачав головой. — Нам ничего не нужно, а Кирилл нам так помогает, что мы ни на что не жалуемся.
Я заметила, как выражение лица Кирилла стало ещё более жёстким. Он скрестил руки на груди, и его взгляд буквально сверлил меня.
— Ладно, подожди, — я хотела уйти с кухни, чтобы продолжить разговор наедине, но рука Кирилла перехватила мою настолько жёстко, что я даже вздрогнула. Он глазами приказал мне продолжать разговор при нем.
Я сглотнула, чувствуя, как от его цепкого взгляда и сжатой на моей руке ладони по телу пробежала волна напряжения.
— Бабуль, — неуверенно продолжила я, заметив, как её взгляд с экрана стал чуть тревожным. — Я тебе позже перезвоню, хорошо?
— Агата, ты всё в порядке? — спросила она, подмечая что-то неладное в моем лице.
Я быстро кивнула, но Кирилл, не смягчив хватки, произнёс:
— Простите, Мария Павловна, я вмешаюсь. Думаю, мы с Агатой должны обсудить наши… совместные планы. Возможно, она не всё вам объяснила.
— Бабуль… — я выдернула руку, — позже поговорим! Ты что творишь? — обернулась я к Кириллу, отключая связь.
— Это ты что творишь? Просто берешь и выкидываешь меня из своей жизни? Две недели меня просто игнорируешь! Закрылась передо мной! Все, Агата? Я больше не нужен, выбрасываешь за ненадобностью, как старый башмак?
— Кирилл, а что нас связывало? Только то…. — я сглотнула, отведя глаза. — Мы добились всего, что хотели, теперь я хочу вернуться к своей жизни. Ты вернешься к своей.
— Так, Агата, значит так? — серые глаза зажглись опасными огнями. — Что еще я должен сделать, что бы ты хоть один шанс мне дала?
— Шанс на что, Кирилл? На искупление вины? Успокойся, я простила тебя. На самом деле простила.
Кирилл смотрел на меня, и в его взгляде я видела нечто большее, чем просто чувство вины. Он казался разочарованным, почти обессиленным, как будто мои слова срывали с него последние остатки надежды.
— Агата, мне…. У меня вообще нет надежды, да?
— Кирилл, надежды на что? Ты хоть головой своей соображаешь, что говоришь? У меня семья, Кир! Дочка и свекровь, мать моего убитого мужа! Ты что, предлагаешь мне забыть об этом? Я не могу позволить никому влезть в семью и причинить им волнения или боль!
Кирилл молча выслушал, и в его взгляде проступила глубокая боль. Он медленно провёл рукой по лицу, словно пытаясь сбросить с себя эти слова, но затем снова посмотрел прямо на меня, его голос был тихим, почти ломким.
— Я не прошу тебя забыть о них…. Я прошу дать мне возможность… узнать их больше…. Дать вам то, что могу…
— Кирилл, послушай меня. Арина, когда встретила тебя в парке, подумала, что ты — ее отец. Она скучает по нему, ей его не хватает. Она готова видеть папу в любом человеке, кто окажет ей внимание. Не спорю, ты… ты был добр и сумел найти с ней общий язык. Но…. я не могу позволить ей снова…. Если она привяжется к тебе, а потом ты решишь…. Она не перенесет второй раз, понимаешь? Для тебя это все искупление вины, а для нас…. Это жизнь! Не игрушка, Кир, жизнь! Кошек и собак выбрасывать нельзя, а дети…
Кирилл слушал молча, и в его глазах на миг мелькнула тень отчаяния. Он, казалось, с трудом подбирал слова, сжимая и разжимая руки, словно пытаясь удержать себя от порыва, который рвался наружу.