д одну из арок. «Там из воздушного кондиционера капает вода». Я ее не видела и не увидела, но из-под арки вышли двое мужчин, отряхаясь и чертыхаясь. Он увел меня с неровной мостовой, а сквозь толпу мы проскальзывали без единого столкновения, чего я совершенно не умела.
Водитель такси был робот. Ему было все равно. Интересно, если бы он был с головой, то как отреагировал бы на предмет, вышедший из той же мастерской, что и он сам?
На улице я забрасывала его вопросами. Иногда повторяющимися, я этого не замечала. Некоторые, наверное, казались ему дикими. «Ты спишь в ящике?» «Я вообще не сплю.» «А что делаешь?» «Кто-нибудь размыкает мою цепь и прислоняет меня к стене.» Это показалось мне черным юмором, и я не поверила, хотя он и сказал, что не умеет лгать. Иногда до прохожих долетали обрывки нашего разговора, и они оборачивались. Меня даже удивляло, что почти никто не знает, в чем тут дело. Ни рекламная кампания, ни демонстрация не способствуют распространению этой новости. Хотя это тоже мысль - внедрить роботов в массы, показать, как легко они сходят за людей, а потом затрубить: вот они, наши товары!
Пишу это, как чистая рационалистка. На самом деле ничего подобного.
Когда мы сели в такси, я обрадовалась, но напрасно: ведь я опять осталась с ним наедине. Я казалась себе несуразной, толстой, некрасивой, инфантильной. Слишком много я взяла на себя. Но не могла же я оставить его в этой контрольной камере, раз Кловис дал мне возможность вызволить его оттуда. Если бы я хоть не знала, что он там безглазый, с обнаженным механизмом, полумертвый.
Стыдясь самой себя, я спросила прямо:
- Если бы они сделали полную проверку и разобрали тебя на части, это была бы твоя смерть?
- Возможно, - ответил он.
- Ты боишься ее?
- Я об этом не думал.
- Не думал о смерти?
- А ты думаешь?
- Не так уж часто. Но эта проверка - твои глаза, твои руки…
- Мое сознание работало только частично.
- Но ты.
- Джейн, ты снова пытаешься наделить меня тем, к чему я не приспособлен - способностью к эмоциональному самоанализу.
Я стала смотреть в окно на пролетающие мимо пейзажи, окутанные дорожной пылью, на розовато-лиловое небо. Где-то раздался гром, заставив содрогнуться отдаленные холмы. Он тоже глядел в окно. Нравится ли ему такой ландшафт, или он к нему равнодушен? Одинаково ли значимо для него, если человек красив и если не очень?
Мы подъехали к дому, и я расплатилась. Ветер бился в бетонные стены и засыпал деревья розовой пылью. Стальные опоры дома в сполохах далеких молний были почти одного цвета с Сильвером.
- Привет, Джейн, - сказал лифт.
Пока мы плыли вверх, он осматривался, прислонившись к стене. А я глядела на него. Зачем я это сделала? Дура. Я не могу его купить.
Когда мы вышли из лифта в фойе, один из космонавтов как раз катился к своему люку. Но ни он, ни Сильвер будто не замечали друг друга.
Мы вошли в клетку внутреннего лифта и поднялись в Перспективу. Как только мы там очутились, раздался оглушительный удар грома и комната сначала окрасилась в бледно-розовый, а потом в темно-багровый цвет. Хотя Чез-Стратос надежно укреплен и защищен, все же видеть грозу так близко довольно страшно. Когда я была маленькой, я всегда жутко пугалась, но мать обычно приводила меня сюда, показывала грозу - вот как природа могущественна, - и объясняла, что нам это ничем не грозит. Так что годам к десяти я перестала бояться грозу и сама приходила в Перспективу наблюдать за ней к большому удовольствию Деметры. Но в самый момент вспышки и грохота, когда будто взрывается комната, не скажу, что я чувствую себя в безопасности.
Сильвер гулял по Перспективе, заходил в балконные выступы и в свете молний казался то белым, то ярко-голубым. Туча разбивалась, как волна, футах в ста от дома, из нее хлестал дождь, струи которого отражались на металлическом лице и шее Сильвера.
- Как тебе вид? - громко спросила я.
- Восхитительный.
- Ты можешь делать такие оценки?
- То есть художественные? Да.
Он отошел от окна и положил руку на крышку пианино, на гладкой поверхности которой бурлили и пенились тучи, так что у меня кружилась голова. Сильвер открыл его и пробежал по клавишам. Звуки вылетали из-под его пальцев, как молнии.
- Немного расстроено, - сказал он.
- В самом деле?
- Чуть-чуть.
- Я скажу кому-нибудь из роботов, чтобы настроили.
- Я могу сделать это сейчас.
- На нем играет мать. Я должна спросить у нее.
Он выкатил глаз. На этот раз я поняла, в чем дело. Его мыслительный процесс стал перестраиваться, потому что я отреагировала неадекватно. Ведь он тоже был роботом и мог отлично настроить пианино. Но я, вместо того, чтобы с радостью согласиться, отказалась, как будто он мог по-человечески запороть работу.
- Мои комнаты наверху, - сказала я.
Я повернулась и поднялась к себе в пристрой, ожидая, что он последует за мной.
Едва войдя, я нажала кнопку на кронштейне, опустив на все окна зеленые шелковые шторы, и встала посреди персидских ковров, оглядываясь по сторонам. Горшки с вьющимися растениями. За одной дверью - искусно сконструированная механическая кровать. За другой - ванная, отделанная под древний Рим. Мне улыбались стереомагнитофон, видеоблок, интеллектуальные игры - все роскошное, дорогое. Словно впервые попав в комнату, я двигалась по ней, трогая вещи. Книги на полках, одежда в шкафу (к каждому предмету по два соответствующих набора белья). Я открыла даже шкафчик со своими старыми игрушками, с куклами, ждущими меня в аккуратных правильных позах, будто в приемной врача. Но здесь не было вещей, которые я покупала себе сама. Разве что всякая мелочь вроде лака для ногтей или сережек - они оказались здесь потому, что мать сказала: «Знаешь, это тебе пойдет», а может, это сказал Кловис. Или Египтия. Или Хлоя их подарила. Как я любила когда-то свои игрушки. А теперь я переросла их, и вот сидят они, бедняжки, и ждут доктора, который никогда не придет и не поиграет с ними. Мне стало так грустно, что из глаз снова хлынули слезы. Вы же знаете, как часто я плачу.
Я уже поняла, что он за мной не пошел, поэтому сидела на тахте, продолжая лить слезы. Потом снизу послышались звуки пианино - мелодия, взрываемая синкопами. В нее удачно вписался очередной раскат грома.
Я вытерла лицо ярко-зеленым платком из бронзового ящика и опять спустилась вниз. Пока он не кончил, я стояла в южной части Перспективы и смотрела на его атласные волосы, летавшие над клавишами, как будто погрузившись в музыку, он в ней нырял. Потом он встал, обошел пианино и улыбнулся мне.
- Я настроил.
- Я же тебя об этом не просила. Я хотела, чтобы ты поднялся со мной.
- Нужно еще кое-что прояснить, - сказал он. - Будучи человекоподобным, я вполне самостоятелен. Если ты хочешь, чтобы я сделал что-то конкретное, скажи об этом со всей определенностью.
Я отвлеклась и прослушала.
- Что ты сказал?
- Нужно было просто сказать: пойдем со мной наверх. Я бы оставил пианино и последовал за тобой.
- К черту все! - закричала я. Ничего я не хотела, ничего мне надо. Это значило только то, что мои переживания начали выхлестываться наружу.
Его лицо застыло, глаза стали сатанинскими.
- Не смотри на меня так, - сказала я. Лицо его прояснилось.
- Я говорил тебе об этом.
- Переключение мыслительного процесса? Я тебе не верю.
- Об этом я тебе тоже говорил.
- Да разве ты можешь об этом знать?! - закричала я.
- Я все о себе знаю.
- Да ну?
- Иначе я не мог бы функционировать.
- Тогда матери ты, должно быть, понравишься. Знать себя - это так важно. Из нас никто не знает. Я не знаю.
Он терпеливо смотрел на меня.
- Значит, чтобы ты выполнял мои желания, - сказала я, - нужно отдавать тебе приказы?
- Не обязательно приказы. Скорее инструкции.
- Какие же инструкции давала тебе Египтия в постели?
- Все эти инструкции я уже знал.
- Откуда?
- А как ты думаешь?
И это, скажете, не человек?
- Египтия красива. Ты способен оценивать такую красоту?
- Да.
- Зачем ты навязался на мою голову?
- Ты говоришь так, будто жалеешь об этом.
- Завтра я отошлю тебя обратно к ней. К Кловису. - Что я такое говорю? Почему не могу остановиться? - Ты мне не нужен. Я ошиблась.
- Мне очень жаль, - тихо произнес он.
- Ты об этом сожалеешь? Что можешь меня осчастливить?
- Да.
- Ты хочешь всех сделать счастливым? - воскликнула я. За окном снова загрохотало. Дом задрожал - или это меня трясло? - Кто же ты, по-твоему? Иисус Христос?
Молния. Сполох. Гром. Комната закачалась перед глазами, а когда выровнялась, он стоял передо мной и легонько придерживал за плечи.
- У тебя какая-то психологическая травма, - сказал он. - Если ты скажешь какая, я постараюсь помочь.
- Это ты, - проговорила я. - Это ты.
- Меня учили предвидеть реакцию людей на мои поступки.
- Египтия была твоей первой женщиной, - заявила я.
- Египтия такая же юная девушка, как и ты. И уж, во всяком случае, не первая у меня.
- Проверки? Контрольные проверки? Пианино, гитара, голос, постель?
- Естественно.
- Да что же тут естественного? - Я вырвалась из его рук.
- Естественно с деловой точки зрения, - рассудительно сказал он.
- Но что-то там не так. Тебя же снова хотели проверить.
Он стоял и смотрел на меня сверху вниз. Ростом он был примерно пять футов одиннадцать дюймов. За его спиной кроваво-красное небо начинало темнеть; темнели и его волосы. Глаза были, как два бесцветных огонька.
- Моя спальня наверху, - сказала я. - Иди за мной.
Мы вошли в мои апартаменты. Я захлопнула дверь. Потом взяла самоохлаждающийся графин с белым вином, налила два стакана и, немного поколебавшись, протянула один ему.
- Напрасные расходы, - сказал он.