Гной побледнел и почувствовал, что по ноге начинает бежать тёплая струйка; чтобы не позориться, он первым плюхнулся на стул и стиснул ляжки, не сводя глаз со ствола. Коллеги последовали его примеру; пухлый положил пистолет рядом с собой на стол и, кажется, моментально забыл о его существовании. Поплавский икнул.
– Ты чуешь, ссаниной воняет? – поморщился Олег. – Съезжать надо из этой дыры. Я, блядь, не могу уже тут.
Пухлый светским тоном пояснил гостям:
– На завод слепых заехали по льготам, как ветераны Афганистана. Всё нормально вроде, а с туалетами, сами понимаете, ситуация катастрофическая. Не видят же ничего.
Гной зачем-то покивал, чувствуя, как струйка стекает в ботинок. Худой тем временем затушил сигарету, зажёг новую и вдруг хряснул кулаком по столу, заставив всех, кроме пухлого, подкинуться.
– Короче, блядь. Я долго с вами вату катать не буду. Я тут додиков не для того посадил, чтобы вы из себя строили этих, как их, – он покрутил пальцами, – Виконтов де Бражелонов.
Странно, подумал Гной, – слепые, а компьютерами пользуются увереннее, чем он сам.
– Ты чё там придумал себе, парашник? – обратился Олег к главному редактору. – Жить тесно стало? Это чё?
Он бросил на стол вырванную из свежего журнала страницу с обзором «Славянофилья» – причём именно ту, на которой стояла плашка с оценкой, включавшей нулевую ценность для жанра. Юрик ждал, что Поплавский сейчас расскажет наглецу, в чём заключается настоящая объективность, но вместо этого редактор вдруг взвыл бабьим голосом, перегнулся через стол и попытался облобызать усеивающие пальцы Олега перстни. Обмочившийся Гной поморщился, что не ушло от взгляда пухлого собеседника (как его зовут, понятно до сих пор не было).
– Ты покриви-то рожу мне ещё, – сказал он учительским голосом. – По частям в лесополосу поедешь. Ты кто вообще?
Молчавший до того момент Игорёк вдруг сказал совершенно нормальным нейтральным голосом, без причмокиваний и «это»:
– Так он же написал. Новенький у нас.
Все внимание волков вдруг переключилось на Гноя – если бы он заблаговременно не описался, то точно сделал бы это сейчас. Олег отодвинулся подальше от бьющегося в истерике Поплавского, прищурился и медленно забычковал сигарету в пепельнице. Заговорил с ошарашенным Юриком, однако, пухлый.
– Я тебе сейчас объясню, как это всё работает. Смотри, мы тут игры делаем.
– Хуёвые, – хмуро вставил Олег.
– Да неважно, какие. Всякие. Игры денег стоят, додики кушать иногда хотят, слепым тоже какую-никакую аренду платим. Понятно пока?
Гной, которому было абсолютно ничего не понятно и очень страшно, закивал. Слепые и додики, судя по всему, были всё-таки разными людьми.
– Дальше, – продолжал пухлый. – Игры эти потом покупают люди, денежки несут нам с Олегом Дмитриевичем. Иногда много, чаще мало. Бизнес-то, знаешь, такой…
Он помолчал, задумавшись. Гной в этом время пытался мысленно сопоставить «ребят из студии Blizzard» и двух карикатурных бандитов – получалось ведь, что разницы между ними практически никакой не было!
– И вот чтобы нам несли побольше денежек, такие люди, как вы с товарищами, должны в своих журналах писать, что игры у нас очень хорошие и покупать их надо побольше. Логично ведь?
Успокоенный рассудительным тоном собеседника, Гной кивнул уже увереннее. Звучало, конечно, ужасно, но, во-первых, действительно по-своему логично, а во-вторых, у него начало крутить живот – приближался новый, ещё более унизительный конфуз.
– Ну вот видишь, логично. А ты что нахуевертил?!
Пухлый в долю секунды превратился в человекообразного ротвейлера, готового откусить Гною лицо. Воображаемый космический богатырь на помощь не спешил: тоже, видимо, обмочился. Заткнулся даже Поплавский, чьи стенания всё это время фоном сопровождали лекцию о локальной специфике игровой разработки и взаимоотношений с прессой. Гной пытался что-то ответить, но не знал, что, плюс не мог открыть рот: челюсти свело спазмом. Вмешался Игорёк, во второй раз за столько же минут заложивший друга вурдалакам:
– А он не играл.
Гной понял, что ушёл от страшных строителей в вагоне поезда, ушёл от демонических милиционеров и от некроманта из Филёвского парка, но из этой комнаты живым точно не выйдет. Умирать а) девственником и б) описавшись не хотелось, но, судя по всему, выбора у него никакого не оставалось. Пухлый, однако, усмехнулся.
– Я вашу подтирку тоже не читаю, так что тут по мастям.
– Слушай, Костя, хватит с ними говно по жопе размазывать, – красногалстучный начал терять терпение. – С этого говномеса спроса нет, понятно же. Какие у нас прогнозы по кварталу были?
Пухлый Костя пожевал губами.
– По этой, с чертями? Ну, тысяч сто продали бы, метут сейчас такое говно не глядя. Да, соточку.
То есть, в оценке собственной игры эти люди были с Гноем в целом согласны.
– Со-о-оточку, – протянул Олег в притворной задумчивости. Очевидно было, что все необходимые подсчёты он давно уже сделал. – Этих долбоёбов, конечно, никто не читает особо, но, считай, процентов пятнадцать-двадцать они нам откусили. Это у нас, значит…
Он глянул на Поплавского и нехорошо улыбнулся.
– Торчишь ты нам, Коля.
«Коля?! Он же Пётр», – подумал Гной, помимо воли выдохнувший от осознания того, что конкретно к нему претензий, кажется, особых не было.
– Торчишь ты нам, Коля, ну, предположим, десяточку грина. Ну, там восемь с хуем, но округлим для ровного счёта.
Объективность, как выяснилось, имела конкретную цену в твёрдой валюте.
Поплавский вскочил и начал ковыряться в карманах шинели. Он вытаскивал оттуда и под удивлёнными взглядами волков бросал на стол монеты, мелкие рваные купюры, пожелтевшие бумажки с телефонными номерами, троллейбусные талончики и прочий мусор. Олег брезгливо поворошил образовавшуюся кучку остриём шариковой ручки и сказал:
– Негусто, Коля. Тридцать восемь рублей сорок четыре копейки. Этим ты даже одну просранную продажу не отобьёшь. Сядь, мудила.
Поплавский сел и молча уставился на мучителя слезящимися глазами.
– Мы ж не звери какие, – продолжал Олег (хотя было очевидно, что именно звери). – Константин Иваныч вон в школе учителем был, уважаемый человек.
Действительно уважаемый в Каширской бригаде Костя десять лет назад работал в школе учителем физкультуры, за что получил от друзей ироничное прозвище Трудовик. Этого Гной, конечно, знать не мог, но менторский терпеливый тон пухлого наконец получил разумное объяснение.
– Костя, у нас что там дальше выходит?
Трудовик, явно в большей степени вовлечённый в игровую разработку, ответил без раздумий:
– Через месяц квест про сиськи, потом про войну что-то, стратегия вроде, а дальше смотреть надо. Додикам, Олежа, давно яйца в тисках не зажимали – пайплайн разработки проёбывается постоянно.
– Зажмём, зажмём, ты ж знаешь, я это дело люблю… Так вот. – Он в упор посмотрел на оцепеневшего Поплавского.
– Десяточку мы с тобой посчитаем как двадцать бесплатных рекламных макетов на два месяца. Обложку дашь, так и быть, одну. Статьи напишете так, чтобы все лохи на Горбушку в первый день продаж побежали нашу хуйню покупать. Мне пришлёшь заранее, сам буду утверждать. Если кому ценность для жанра не понравится, я тебя, Коля, персонально запытаю. Мы друг друга поняли?
На месте воздушного замка игровой журналистики перед мысленным взором Гноя воздвигался какой-то совсем другой замок – с орками на башнях и дыбами в зловонных подземельях. Он уже начал думать, что отделались они подозрительно легко, но спрос ещё не закончился. В беседу снова включился Костя Трудовик.
– Но деньги, Коля, – это вопрос не основной, хотя, не скрою, и принципиальный. Вы обосрались, другие нам жопу в три раза чище вылижут, не впервой. Но ты вот… – он поискал нужные слова. – Ты вот что-то совсем опустился. Не контролируешь щенков своих; бухаешь, я погляжу; воняет, слушай, как от бомжа обоссанного.
«Это от меня», – чуть не поправил его Гной, но вовремя осёкся.
– Ну какой из тебя, Николаич, главный редактор, посуди сам?
Юрик замер. Поплавский тем временем в очередной раз повёл себя образом, прямо противоположным ожидаемому. Он не вскочил на ноги в благородной ярости и даже не попытался оправдаться. Вместо этого он вздохнул и сказал первое членораздельное слово за весь вечер:
– Хуёвый…
– Правильно! – обрадовался пухлый. – И заметь, не мои слова. Хорошо, когда человек здраво оценивает свои слабые и сильные стороны, да, Олежа?
Олежа молча закурил очередную сигарету. В голове Гноя лихорадочно неслись обрывки мыслей: и что теперь будет? А кто?.. И как?.. Какое они имеют право?
– Давай-ка ты, дружочек, на покой. На даче покопаешься, не знаю там, жену хоть в дурке навестишь.
Пока Гной пытался переварить поток новой информации, Поплавский внезапно окрысился:
– А если я не хочу, на?!
– А ты захоти, – посоветовал Трудовик. – А то я тебя накажу.
После этого уже, видимо, бывший главный редактор окуклился окончательно. Не успел Гной горестно подумать, что он случайно загубил карьеру Поплавского, как выяснилось, что это сделал не он и абсолютно не случайно.
– Дверь там, – букнул Олег, моментально забывший о существовании делегации обезглавленной «Мании страны навигаторов» и переключивший внимание на более важные дела. – Ну что, Костян, поехали к блядям? Отметим выход игрового долгостроя.
– А я замредактора, – вдруг сказал Игорёк, о существовании которого до этой секунды все, кажется, забыли.
Гной вдруг понял, что вся цепочка событий, протянувшаяся от фальшивого посольства светоидов до офиса «Восьмого волка», была частью сатанинского плана Игоря Шварцнеггера, также известного как Анечка.
– Да вот не похуй, кто ты, – ответил Олег.
– Нет, погоди. Нормальный вроде парень, – Костя явно не очень хорошо разбирался в людях. – То есть, ты теперь, получается, за главного в вашей богадельне. Косорезить не будешь, как этот?